За границей стереотипов

— Тебе не говорили, что подсматривание через окно за спящим человеком является злостным нарушением границ его личной жизни? — Черт, дурак! — зашипела Талия, чуть не соскользнув и не упав на землю под окнами домика Посейдона, в котором, как я уже говорил, мирно спала — а это я уже не говорил — Аннабет. Хотя можно было бы даже засомневаться в том, что кровать Перси занимала именно она, потому что Чейз практически с головой накрылась его одеялом, видимо, не обращая никакого внимания даже на летнюю духоту. — Как она? — Я боюсь себе представить, что же в для нее может быть «еще хуже». Это невыносимо, понимаешь? — старалась ровным шепотом говорить она, желая не заглушать рвущимся из груди криком шум ночного прибоя — единственная мелодия, сумевшая успокоить Аннабет. — Лео кинулся к ней и поднял на руки. Пайпер из кожи вон лезла, пытаясь не применять свой дар. Она не хотела ее уговаривать с помощью такого бесчестного способа не принимать это чертово снотворное. — Иногда проще обратиться за помощью к парочке таблеток. — Вот именно, что проще, — уже рычала она, спрыгнув на землю, прислонившись и ударив кулаками в стену. — Она никогда не выбирала «проще». Ты ведь знаешь. Она так изменилась. — Ей положено было сдаться уже давно. Наверное, еще после своего первого поиска. Или в тот самый момент, когда ее предал Лука. Или когда она держала на своих плечах небосвод. А еще после битвы с Кроносом. Или когда Перси исчез. Да даже после падения в Тартар, — перечислял я, понимая, насколько же опустилась в ее глазах Аннабет. Хах, бери выше, Ник. В глазах всех.       Но я не выгораживал Чейз и не оправдывал. Я просто говорил суровую жестокую правду. Я делал то, что выходило у меня всегда превосходно. — Она могла была погибнуть столько раз. Только вспомни битву с Кроносом. Да она ведь спасла жизнь Джексона, подставив свое тело под удар. — Вот только это в прошлом. Этого уже не вернуть. Как и ее. — Посмотри на меня, — отчетливо прошептал я, сильнее вжимая ее тело в стену своим и ударяя в ту же чертову стену ладонями по бокам от ее головы. — Ты не можешь разочаровываться в ней после всего того дерьма, через которое ей пришлось пройти. Она выбралась из тех помоев. Всегда была опорой для всех. А что теперь? Стоило ей раствориться в своей любви к Перси, как вся ее натура дочери Афины испарилась, да? Ей нужна поддержка близких друзей. А она считает, что вы ее все предали, проголосовав за «самое адекватное решение в этой безвыходной ситуации». И ты думаешь, что она не права?       Я и сам не осознавал, насколько близко находился к Грейс, но это нисколько не разрушало моей уверенности в каждом произнесенном слове. Пусть я только шептал, но она прекрасно в своей умненькой головке различала мой бешеный крик. Потому что я кричал. Потому что она слышала это.       Но не слух был задействован в этом, нет. Это была душа и сильная, непоколебимая вера в своих близких. Она верила в Аннабет и никогда не сомневалась в ее силах. Те обвинения о простоте выбора Чейз были брошены разумом. Тем, что никогда не сочеталось с ее огромным чистым сердцем. — Их нужно было разделить. — Что? — прохрипела она, выдыхая в мои губы. — Я знаю, что это бесчеловечно, но иначе помочь ей мы не могли. — Что вы сделали? И кто «вы»? — задавала самые правильные вопросы Талия, кусая зубами свою нижнюю губу в попытке прекратить дрожь в ней и лихорадочно всматриваясь в мои глаза, видимо, понадеявшись на то, что ничего из перечисленного мною я не увижу во тьме ночи.       А я видел. С детальной точностью различал исчезающие следы от зубов на ее нижней губе и как всегда ничего не читал в ее глазах. Ведь в них было настолько много эмоций, что ухватиться за одну и молить о спасении было невозможно.       Тени, Талия. Как ты могла подумать, что зрение сына Аида, проводящего большую часть своей жизни в мире теней, могло не приспособиться до совершенства к такому феномену природы, как темнота? Хотя мне не жаль. Нисколько. Ведь я могу сейчас не бояться уделить тебе все свое внимание и прочувствовать на себе всю участь Аннабет. И да, прочувствовать. Я ведь теперь чувствую. Многое. Настоящее. Неповторимое. Но только рядом с тобой. Только так близко.       Я даже ощущаю твое сердцебиение, потому что мое вторит ему. Мое мертвое, окаменевшее сердце бьется в одном ускоренном ритме с твоим. Только вслушайся. Не давай страху уничтожить хотя бы это. Наше. — Еще перед тем, как мы прибыли в лагерь, Хирон был извещен моим отцом о состоянии Перси. Конечно, официально он считался самой худшей нянькой для сына Аида. Но и Богу Царства Мертвых знакомо такое понятие как «честь». Это являлось платой за мое существование. — И «вы» знаете, что с ним? — Если ты не будешь перебивать, то я все объясню. — Хорошо.       Хорошо? Так просто? Что ж, видимо, она действительно желала это знать. Да и как она могла этого не желать? — Мы понимали, что душа внутри него не сможет долгое время оставаться в бездействии. Оставалось только ждать подходящего момента для того, чтобы… — … закрыть его в клетке. — Нет, нет, ты все не правильно поняла. Это все было планом. Планом Перси. — Стоп, вот теперь я окончательно запуталась, — в который раз перебила меня она, добившись лишь сдержанного смешка от меня.       И никакого раздражения. Конечно же, оно было, но не настолько, чтобы злиться на нее. Не злиться на нее. Оказывается, это было возможно. — Только он на тот момент видел, как сильно изменилась она. Он хотел вернуть ее. Напомнить о ее происхождении. Он желал ей только лучшего, — с выдавленной, но понимающей улыбкой говорил я, вспоминая наш с ним разговор и сползая медленно по стене. — Этот рыбоголовый вдруг вздумал, что может поменять решение Аннабет насчет смертного мира, — раздался насмешливый голос Клариссы, приземлившейся на землю напротив нас с Талией. — Предупреждаю, я стараюсь не участвовать в подобных разговорах. Но раз вы так просите об этом, то отказать я не в силах. — Кто за ней смотрит? — Уилл меня сменил, не переживай. Но еще вы двое уж очень тихо говорите. У меня прям в ушах зазвенело от вашего шепота. — Хорошо. Но откуда ты знаешь это? Ты тоже входишь в эту команду заговорщиков? — Не унималась Грейс, вызывая во мне больше уважения к своей любознательной натуре. — Относительно недавно. Когда план провалился окончательно. — Сны, — догадалась она, наконец, присоединившись к нашей наземной компании. — Верно. Поездка в лагерь откладывалась на время, когда «настанут лучшие времена». — Уиллу пришлось уговаривать Перси, чтобы тот хотя бы подумал о своем здоровье. Иначе бы Джексон ее силой притащил сюда.       Я слышал по голосу, что Кларисса хотела засмеяться, но в последнюю секунду просто передумала, делая выводы из того, насколько это было неуместным в этой ситуации. — Но физические силы оставались на исходе. И единственное спасение мы видели только в свадьбе. — Я и не знала, что он поддерживал все это время связь с нашим миром. — Очнись, — произнесла Ла Ру, отрезвляюще пощелкав пальцами перед лицом Талии. — Мир не делится на наш или не наш. Есть лишь определенные правила и обязанности, которые мы обязаны соблюдать. Парадокс в том, что в противном случае эта дележка останется на втором плане. Ведь когда ты будешь спасать мир от внезапного апокалипсиса, проблемы станут вмиг общими. — Но сейчас это не важно, — нарушил самый опасный закон я — перебил Клариссу, к моему удивлению, просто фыркнувшую на мое несуществующее бессмертие. — Перси нуждался в нас. Наконец, он попросил нашей помощи. — И мы усердно готовились к их приезду. Но состояние Перси, как и предупреждал ди Анджело, только ухудшилось. — Он хотел дать ей почувствовать ту свободу, к которой Аннабет всегда стремилась. К независимости. К потребностям своей гордости, — продолжил за Клариссу я, понимая, что во второй раз она не могла себе позволить обнулить эмоции посредством… слез, конечно же. — Он хотел вернуть прежнюю Аннабет? — Нет, что ты? Никогда, — все же выдавила из себя Ла Ру. — Как бы это сопливо не звучало, но этот рыбоголовый любит ее любой. Он просто понимал, что Аннабет смирилась с тем, что смертный мир ей предложил. Она согласилась на весьма дешевые и невыгодные услуги. — Суть в том, что никто не предавал его. Это было тем, что бы он и выбрал сам за себя. — Клетку? — Спасение, — отрезала немного разочарованно Ла Ру, встав на ноги. — Я сделала то, что он просил. Он никогда бы не простил мне этого упущения. Полубоги не пострадают от его неконтролируемого «я». И он будет вне досягаемости от нее. Он хотя бы позволит ей вдохнуть обычным воздухом. — Он знал, что действовать за спиной Аннабет и решать ее судьбу без ее мнения равносильно суициду, — на это Кларисса одобрительно хмыкнула, так и продолжив скрывать за своей спиной эмоции на своем лице. — Но мы все подписались на это, — дополнила она, все же предоставив мне возможность созерцать ее влажные от слез щеки. Она понимала, что я все видел. Поэтому ее просьбе «никому», которую мне довелось прочесть по губам, я позволю раствориться в этой ночи вместе с этой «слабостью». Она и это понимала. — Лео был одним из первых. Он выглядит уставшим? — А должен? — переспросила Талия, неожиданно для нас двоих теснее придвинувшись ко мне. — Вот и я не понимаю, куда исчезают синяки под глазами этого чертенка. — Он не спал уже целую неделю. — Что? — Он потратил на эту, как вы называете, «клетку» все свои нервы, силы, энергию, душу. Хотя предназначалась она, конечно же, не для Перси. — Он лишь ее усовершенствовал для него. Для его удобства, — произнесла Кларисса, выражая свою благодарность молчаливому гению. — А Джейсон и Пайпер знали? — Пайпер даже пыталась остановить. Ты же знаешь. Она всегда останется единственной, кто печется о внутреннем равновесии будь то близкого или совершенно незнакомого смертного. — Но и она приняла план Перси. — А теперь главный зачинщик этого плана за решеткой. И он рассчитывает на нас. А мы еще и не можем ничем помочь. Только направлять ее. Ведь это «битва, которую она должна пройти в большей степени самостоятельно». А мы вместо группы поддержки, — раздраженно прорычала Ла Ру, все еще, наверное, желая врезать Перси. — Тебе пора? — Да, — ответила она, стирая своей внутренней силой последние следы недавнего поражения в борьбе с чувствами. — Все же ответственность за его безопасность лежит на моих плечах.       На твоих стальных плечах. — Держите Пайпер в узде только. Иначе она своей заботой перечеркнет все, — напоследок дала указания Кларисса, скрывшись в достаточном пространстве тьмы, которое даже моему приспособленному зрению было невозможно преодолеть. — Мы можем пойти к ней? — К Клариссе? — К Аннабет, конечно же, — поправила меня Талия, поднимаясь и протягивая мне руку. — У меня есть только одно условие. — Какое? — заинтересованно спросила она, сжимая крепко мою руку в своей. — Не люблю останавливаться на полпути. Поэтому мы пойдем к ней после того, как я завершу начатое.       Я успел закончить формулировку последнего предложения как раз вовремя, потому что незамедлительно с окончанием своей реплики потянул Грейс за руку на себя, заставляя потерять равновесие и упасть на мое тело. — Что ты тво..?       Хейзел больше не могла нам помешать. Сейчас никто не мог этого сделать, поэтому я теснее прижал ее к себе и как можно скорее заглушил возмущение поцелуем, получая колоссальное удовлетворение от ее стремительного ответа.       Целоваться с Грейс? Словно кататься на любимом аттракционе. Сравнение детское, но те эмоции, которые повторялись из раза в раз мне все же не удавалось запомнить. Никогда. Потому что каждый раз меня разрывало. В разные стороны. И эти половинки тянулись к ней. Так же неумолимо необходимо и сладко, как ее язык еще совсем невинно соприкасался с моим. Так же нежно, как ее пальчики зарывались в мои волосы на затылке. И так же мучительно страстно, как ее тело исследовал слабый электрический импульс по линии прикосновения моих рук.       Первый поцелуй. Десятки, сотни или все же только один единственный где-то впереди. А мысли растворяются в крови. Они растворяются в ней, попадая в сердце и болезненно сжимая его в груди. Но оно ведь любит. Так преданно, как еще никого и никогда. Так искренне, как и должно было изначально принадлежать ей. Любя. Любя ее. — Я не оставлю тебя, что бы не произошло. Только скажи мне, когда пожелаешь уйти. Будь со мной честна.

Талия

— Все хорошо? — почему-то все же прошептала я, хотя ничего в данный момент не смогло бы нейтрализовать две растворенных желудочным соком таблетки сильнодействующего снотворного в ее организме. — В физическом плане уже да. А о моральном состоянии ничего положительного не могу сказать, — виновато произнес Уилл, устало улыбнувшись при виде руки Нико на моей талии. — Тебе нужно отдохнуть. — Не могу спать, когда мои друзья нуждаются во мне. — Уилл, — с благодарностью за его преданность, но все же с нажимом обратился к нему Нико, — мы с Талией сменим тебя. Отдохни. Ты сделал для нее все возможное. — Ох, только не забудьте утром уйти из домика. Она не должна даже догадываться о том, что мы здесь были. Думаю, если она даже возненавидит нас, у нее будет больше шансов восстановиться. Но вы ведь понимаете, что шрамы не рассосутся полностью. Сколько бы на это времени и не ушло. — Да, мы понимаем, — ответил и за меня тоже Нико, закрыв за Уиллом дверь. — Прости, что вру тебе. Я не хочу, ты же знаешь. Но любовь такая дрянь, что порой уж лучше бывает остаться любящими врагами, чем ненавидящими друг друга друзьями, — говорила я, не сдерживая боли и слез от предстоящей утраты Аннабет Чейз в своей жизни. — Но я в тебя верю. Он любит тебя. И он понимает все. Наш Перси понимает намного больше каждого из нас. — Перси, — пробормотала сквозь сон она, сильнее стискивая в кулаках край одеяла. — Да, он самый лучший. Только пойми его, хорошая моя. Он сделал этот шаг. Теперь твоя очередь, — возле ее уха шептала я, стирая руками слезы и не давая им упасть на чувствительную кожу ее лица. — Мы любим тебя. Как же мы любим.       Больше выносить этого я не могла, поэтому, поцеловав ее осторожно в висок, аккуратно встала с кровати и бесшумно приблизилась к готовому принять меня в свои теплые успокаивающие объятия Нико. К полубогу, который понимал и принимал каждую частичку моей боли, ведь не так давно и сам считал себя изгоем. И делал все для того, чтобы доказать остальным их правоту. Вот только тогда никто так не думал. А Нико оказался неправ. — Я никогда не скажу тебе о своей любви. — Тогда и мои чувства к тебе будут всегда оставаться глубоко внутри меня, — поддержала его я, конечно же, боясь того, что уже совсем скоро наши признания так и останутся лишь нашим совместным воспоминанием.       Никто не расскажет о том, как разрывалось мое сердце от его колких замечаний в мой адрес. И все тот же никто, безусловно, промолчит о том, с каким трепетом мой Нико поцеловал меня после этого.       Но все это потом. Завтра. В том завтра, которое обязательно наступит, исказив всю реальность лишь для одной Аннабет. А может все это сон? И я сплю так же крепко, как и она? Тогда ведь мне еще немного можно побыть здесь. Совсем немного. Скажем, для начала сойдет и вечность.