За границей стереотипов

Малкольм закрыл меня собой, толкая в толпу напуганных полукровок. — Не приближайся к ней. Из-за того, что вспышка ярости возникла в Перси внезапно, я не успела себя мысленно обругать за сказанные слова. Слова, которые сделали его беззащитным силе чудовища внутри. Или все же души?.. Нет, уж с этим я согласиться не могу. Я виновна. И мне следовало бы искупить свою вину, подойти к Перси и успокоить его, однако оцепенение, которое охватило мое тело, сыграло против зова моего сердца. Я не смела пошевелить и пальцем в сторону сына Посейдона. — Пер… Он, неизвестно кто или что, сделал шаг, отвечая животным рычанием на предупреждение Малкольма. Никогда не думала, что у моей смерти окажется родное лицо, искаженное гримасой ненависти, и темно-серые, холодные глаза. — Смотри на меня, Перси. Перси, — раздался голос Крис, прежде чем хрупкая фигура дочери Афродиты частично скрыла от моего взора Перси. Правда, она была на голову ниже сына Посейдона, поэтому не нарушила наш с ним зрительный контакт. — Перси, смотри, — приказала она, ударив его по щеке. Оцепенение покинуло мое тело. А вот Пэйс так и не ослабил хватку. Эта девушка не имела права бить Перси. Видимо, Малкольм был рад любой помощи и не хотел, чтобы я все испортила, заставив Крис убрать свои руки от моего жениха. Сейчас мне этого хотелось больше всего на свете. — Все хорошо. Все хорошо. Молодец, — шептала Крис, положив свои ладони на его щеки и добившись колоссального результата — Перси задышал ровнее, когда опустил голову вниз и посмотрел в ее глаза. Не в мои. — Все в порядке, ребята, — произнесла жизнерадостно дочь Афродиты, поворачиваясь лицом к полукровкам. — И у нас еще есть девять минут на то, — отвернись, Аннабет, ну же! — чтобы добраться до домиков. Расходимся, пока нас не съели. Что смешного она находила в этом, я не понимала. Или я просто разучилась смеяться? Однако я вынуждена была отвернуться от Перси. Не потому что Малкольм посчитал, что так будет безопаснее для остальных полукровок, а потому, что я неожиданно осознала, насколько беспомощной стала. Я не могу ничем помочь Перси. Нужно уйти. Уйти. — Уйти. Тут же старосты построили своих братьев и сестер по выработанной годами схеме и повели их в домики. Впервые я повернулась к Перси спиной с целью не защитить, а покорно покинуть поле боя. «Ты управляешь только своей жизнью, не забывай это. Иногда стоит отступить, отойти в сторону и принять тот факт, что в этом мире что-то может меняться в независимости от твоего мнения, — однажды сказала мне Калипсо. — Отступи. Это не означает сдаться. Вовсе нет. Просто порой обстоятельства, касающиеся судеб наших любимых, сильнее нас. А помощь лишь усложнит все. Не протягивай руку. Не вытаскивай его на берег. Позволь течению нести его». С каждым шагом я отдалялась от друга. С каждой секундой я понимала свою роль все отчетливее. Спасти, опустив руки. Защитить бездействием. — Отведем его к Лео. — Хирон, это Перси. Он не опасен, — заступничество Крис — последнее, что мне довелось услышать. — Малкольм, — шепотом молила я Пэйса отпустить меня. «Я не буду сопротивляться», — даже в душе я не смела закричать. Тот Малкольм, что отгораживался от эмоций большую часть своей жизни, предпочитая порывистому сердцу здравый рассудок, отвел скорбный взгляд в сторону. Он знал мое отношение к жалости. Никакого сочувствия к детям Афины. Что бы ни случилось, мы должны быть выше этого. Как бы ни было больно, нельзя отказаться от возложенного долга. В эту секунду внутри моей головы зародился план. Рискованный. Необдуманный. Глупый. Перси бы не одобрил. «Это моя обязанность выдумывать сырые планы. Ты покушаешься на мужскую честь, Аннабет», — чересчур серьезно пожурил бы меня он, и я бы не смогла не поцеловать его за очередную глупость. От этой мысли я не смогла не усмехнуться. Не в моих правилах было бездействовать. А осуществить этот план необходимо уже сегодня. Малкольм не остановит меня — его кивок означал именно это. Он ведь сын богини мудрости. Я и не собиралась скрывать от него, насколько стремительно мой разум обрабатывает информацию и детализирует «сырой план». — Только не убегайте вновь, — прошептал Малкольм в мое ухо. — Я не совершаю ошибки дважды.

Перси

— Ну вот ты и… на месте, — сконфуженно сказал Хирон, когда мы втроем, я, кентавр и Крис, добрались до бункера. — С тобой останется только Лео, — то ли опечаленно, то ли виновато произнес он, взглянув на сгорбившегося и стучащего по столу карандашом Вальдеса. — Охрану я сниму. Кларисса без боя не отступит, но у меня есть опыт в усмирении детей Ареса. Весь бункер в твоем распоряжении. Запирать тебя в… — В клетке. — …мы не будем. — Спасибо. Вам пора идти. Я хотел побыть в одиночестве. Ни Крис, ни Хирон не должны были видеть мои истинные чувства. Я снова проиграл в борьбе с душой. Я уступил. Но я ведь не ударил Аннабет? Я ничего не помнил. Какие-то обрывки. Пощечина. Голос Крис и ее же глаза. А потом… спина Аннабет. Что я натворил? — Ты никому не причинил боли, Перси, — подала голос Крис, погладив меня по спине. — Уйдите, — почему ее прикосновения так успокаивают? — Прошу. И они ушли. Ушли, оставив меня наедине со своими мыслями, с холодом металлической решетки и со скрипом графита по листу бумаги. Как же Лео изменился: осунувшееся от голода лицо с впалыми скулами и большими глазами, щетина, которая через неделю станет полноценной бородой, дрожащее от безумия худое тело. Это тоже случилось из-за меня. Невинная жертва. Чертов Персей Джексон. Чертова душа внутри него. Прочь. Прочь из меня. — Прочь… Я со своей силы ударился спиной о металлическую решетку, упал на пол, вцепился пальцами в волосы — и все для того, чтобы причинить себе толику физической боль. Хотя бы раз в жизни мне должно же быть больнее, чем моим родным, друзьям? Верно? Аннабет. Я сорвался. И она была рядом. А если бы… — Проваливай, — заричал я, срывая с себя майку. — Убирайся, — рычал я, раздирая ногтями кожу груди. — Боги, Перси, не надо! Крик. Кто-то закричал, но из-за слез фигура расплывалась в ярко-оранжевое пятно. Вот только я знал голос. Я любил этот голос. И все еще люблю? Кажется. — Не подходи, — взмолил я, вставая на колени и заползая в клетку. Там мне и место. — Не закрывай ее. — Проваливай сейчас же, дура.

Аннабет

«Дура». Значит, спустя чертову кучу испытаний все же «дура». Что ж, видимо, я действительно дура. Я ведь сбежала из домика и незамеченной прокралась к бункеру. Я же осуществила план. — Кричи, Перси. Давай же. Кричи. Только позволь обработать раны. Пожалуйста, Перси. — Я ненавижу себя. — Знаю. — Мне следовало сдохнуть в Тартаре. — Не спорю. — Я запутался. — Я тоже. Вот и вся правда. Несколько предложений — но сколько же лет нам потребовалось на их озвучивание. — Перси, впусти меня. — Тебе нельзя ко мне приближаться. — Я тебя прошу. Разве ты откажешь… другу? Я уже бездействую. Я позволяю тебе самостоятельно плыть по течению. Я толкаю тебя в реку. В это мгновение. Этого мало? — Я была для тебя любящей девушкой, невестой. Я настолько сильно тебя любила, что… Но я твой друг, Перси. Твой лучший друг. Всегда. Это я. Аннабет. Тебе больно — я здесь. Я рядом, рыбьи твои мозги. Открой. Открой. Я уже давно отцепила руки от решетки и опустилась на холодный пол, только бы не испугать зверя. Кровь стекала по его груди и капала с пальцев на пол, смешиваясь со слезами. От отвратительно-приторного запаха, которым наполнилось разделяющееся нас с Перси пространство, мутило. Нейроны головного мозга, отвечающие за память, соединились в последовательность и пропитали обонятельные рецепторы существующим лишь в моих воспоминаниях запахом горящей одежды и углекислого газа. — Позволь мне прийти на помощь другу, Перси. Благодаря ему я выжила в Тартаре и не умерла под тяжестью небосвода. Он стал моей опорой, а в моем лице нашел преданность и поддержку. Лучший друг. Не мой. Никаких прав на него у меня нет. И уж тем более никаких ограничений. Он не предаст. На него я могу положиться. И это не любовь. Это что-то вечное. И этого не отнять. Не отнять, слышишь? Скрип. Преграды в виде решетки не существует. — Подожди. Потерпи немного. Может, у Лео найдется… — О собственном здоровье мой муж думает в последнюю очередь. — Калипсо, что ты…? — Кто же, кроме меня, позаботится о моем муже, — улыбнулась девушка, с трудом из-за увеличившегося в размерах живота подойдя ко мне. — Он позволит? — Да, — произнес Перси, сжав губы. — Лео еще ни разу не принял чужую помощь. Я могу, конечно, все списать на безумие, но у всего есть предел, — снова улыбнулась она. Самое страшное, что улыбка была искренней. Несмотря на то, что ее муж сошел с ума из-за человека, которому она заботливо обрабатывала раны и смывала кровь с тела. — Ох. — Аккуратнее, — так как Калипсо провела в наклонном положении больше времени, чем следовало, у нее закружилась голова. Перси вовремя подхватил ее на руки. — Поставь. Не нужно такие тяжести носить. — Исходя из моей скромной теории, беременных девушек следует носить на руках. — Ловлю на слове. Мне не терпится увидеть, как ты будешь носить на руках Аннабет, — слова были настолько откровенны, что Перси покраснел, а я под смех Калипсо спрятала свой смущенный взгляд. О детях мы еще не задумывались. По крайней мере у обоих из нас хватало смелости не говорить об этом вслух. Но ведь мужчины боятся детей. Да и возраст пока позволяет насладиться относительно беззаботной жизнью. Неужели Перси готов посвятить себя отцовству? — С радостью. С радостью? — Я не хотела подслушивать ваш разговор, — виновато начала она, — но так как он наконец-то состоялся и был прерван мной… — Твоей вины в этом нет, Калипсо. Аннабет не должна была нарушать установленные границы, — сухо отчеканил Перси, не выпуская девушку из объятий. А что я могла ему сказать в ответ? «Мне нужно поговорить с тобой»? Ну разве не глупо? — Семейная жизнь никому не дается легко. А предсемейная и подавно. Аннабет сейчас страдает не меньше тебя. Прошу, поговори с ней, — нежно говорила Калипсо, прикоснувшись ладонью к царапинам на груди Перси — многие из них не прекратили кровоточить. — И проводи до домика. Позволь мне остаться наедине со своим мужем. — Он помнит тебя. — Не помнит, Перси, — сказала Калипсо, растягивая влажные от слез губы в благодарной улыбке. — Но твоя забота дорога. Все, идите уже. Аннабет. — Да? — Я подружилась с гарпиями. На Перси отпечатался мой запах. Они не тронут его. А вот с тобой сложнее, — рассуждала она, медленно приближаясь ко мне после того, как Перси поставил ее на ноги. — Этот платок — вся моя жизнь. Как бы ни старалась я верить в обратное, но, возможно, это последний подарок от Лео. Сохрани его. Я чувствовала, с каким трудом она дрожащими руками снимала со своих плеч шелковый платок и завязывала его холодными пальцами на моей шее. Она отдавала не просто часть материального мира. Калипсо молила меня сохранить путь к воспоминаниям о Лео и о том времени, когда Вальдес смеялся над безумием, а не был его рабом. — Ты покажешь мне свои чертежи, Малыш? — Солнышко. — Да, я здесь. Это я. — Ты мне не нравишься. — Идем, Аннабет. Перси обхватил своими пальцами мой локоть, направляя к выходу из бункера. Только бы отгородить меня от правды — от сошедшего с ума гения, живущего в мире схем, идеальных линий и обдуманных шагов, и девочки, сломавшейся под давлением мира схем, идеальных линий и обдуманных шагов.

Перси

— Ты поешь, Вальдес. И я пойду на все для этого. Впервые я слышал, чтобы Калипсо кричала, не заботясь о чужом благополучии — о моих чутких сновидениях. Обычно я просыпался под ее всхлипы и мольбы: «Лео, поешь ради нашего ребенка, ради себя. Ради меня», «Ты обещал возвращаться. Всегда. Я ведь не смогу жить без тебя». Еще невыносимее были ответные стоны сына Гефеста: «Ненавижу тебя», «Ненавижу!», «Я не знаю тебя». «Мне больно» — вместо смеха. — Я тебя ненавижу. — Я сама себя ненавижу. Ты поешь? «Ы-ы» — нет. — Если бы был иной выход, я бы воспользовалась им. Мне жаль, Малыш. «Но его нет. И я снова выберу боль» — эта правда не слетала с ее губ никогда. — Все так плохо? «Нет, Аннабет. Полукровки сходят с ума, а Хирон скрывает, что причиной навалившихся бед вновь оказался, дайте подумать, сам Персей Джексон. Я не доверяю самому себе и держу дистанцию между нами, но ты в который раз сократила ее и подвергла себя опасности. И букет еще не полон. Через несколько дней я обязан дать клятву перед Богами и улыбнуться тебе, моей жене, но перед глазами вспывает обеспокоенное лицо Крис. А еще я потерял веру в счастливый финал, потому что полубоги обделены этой радостью. Я чувствую неправильность своего выбора. Я спотыкаюсь об ошибки и тяну тебя за собой, понимая, что наши пути разойдутся». Она просила стать друзьями. А ведь я, друг Аннабет Чейз, никогда не врал своей подруге. И эта ночь не будет исключением.