***
Fleur - Спасибо
Часы показывали пол-шестого утра. Люси стояла перед зеркалом в своей ванной комнате и глядела на своё отражение. Жалкий видок, но сегодня концерт, а значит, ей предстоит пройти через ряд чудесных метаморфоз. Мешки под глазами исчезнут под слоем тонального крема и пудры, диковинное гнездо на голове превратится в копну блестящих, идеально уложенных волос, а помятая пижама сменится пошитым на заказ дорогостоящим сценическим костюмом. Сегодня Люси переживёт эту привычную рутину в последний раз. А что будет потом, ей было неизвестно. Люси научилась быть всегда одной. Единственного человека, который принимал её такой, какая она есть, она потеряла ещё в далёком детстве. Мама воспринимала её как личность даже тогда, когда она была совсем ребёнком, отец же так и не начал воспринимать её всерьёз и по сей день. С годами понятие «родные люди» исказилось для Люси. Она привыкла стараться для чужих для неё людей: для безликого жюри на конкурсах, для тысяч поклонников, для журналистов, имён которых она не могла запомнить. В качестве общественного признания ей вполне хватало первых строчек в хит-парадах, своего изображения на обложках глянцевых журналов, одобрительных улыбок друзей. Она уже и забыла, сколько могут значить простые слова «я тобой горжусь», тихонько сказанные на ушко родным голосом. Но больше она так не сможет. Не теперь, когда в её жизни появился человек, посягнувший на её независимость. Человек, без поддержки которого она уже не в состоянии была сделать следующий шаг. Как когда-то в детстве, когда после каждого успеха или поражения, в секунды радости или сомнений, первым делом нужно было всё рассказать маме. Выговориться, глядя в понимающие глаза. Выслушать искренние слова поддержки или сочувствия. Люси слишком отчетливо помнила то чувство, когда всё оборвалось. Помнила пустоту. Помнила, как нелегко было заставить себя продолжить идти намеченным путём в одиночестве, когда люди вокруг — лишь сгустки зависти, безразличия либо презрения. Поэтому сейчас ей было страшно. Она позволила Нацу занять то давно пустовавшее в её сердце место, и если он отвернётся от неё, эта потеря станет для неё фатальной. «Что бы ни случилось, я всё равно буду ему благодарна за то, что он дал мне силу всё изменить», — говорила она себе, прекрасно осознавая, что это ложь. Никакое чувство благодарности не сможет заменить ей его присутствие, звук его голоса в телефонной трубке, его смешные сообщения, прикосновения его пальцев на её щеках, огоньки в его зелёных глазах, когда он смотрел на неё так, словно она для него единственный человек на планете. Люси боялась. Несмотря на все попытки мыслить объективно и сосредоточиться на своих жизненных целях, она до ужаса боялась его потерять. «Разве любовь должна быть такой?» — думала Люси, глядя в своё сонное отражение. Разве любовь должна вызывать страх?***
Свет софитов был настолько ярким, что все присутствующие в зрительном зале сливались для Люси в одну сплошную человеческую массу. Лишь вспышки камер на их телефонах мелькали то тут, то там. Ей порой так хотелось разглядеть их лица, заглянуть им в глаза, узнать, что это за люди, что приходят на её концерты и безвозмездно дарят ей свою любовь и поддержку. Но там, в зале, было темно. Люси могла лишь слышать их голоса, аплодисменты, видеть их поднятые руки. Это был особый способ общения, но через него эти люди могли сказать ей очень многое. — Следующую песню, которую я собираюсь вам спеть, — её голос, усиленный микрофоном, эхом пробежал по сцене, отдаваясь в самых дальних уголках зрительного зала, — вы ещё не слышали. Зал ответил ей волной оваций. Они готовы были с восторгом принимать всё, что она им преподнесёт. «Подождите радоваться, это ещё не все новости», — подумала Люси, чувствуя, как лёгкая дрожь волнения змейкой пробежалась по позвоночнику. — Потому что её я написала сама, и хотела бы поделиться ею с вами. Несколько секунд была тишина. То, что никто и никогда в “Fairy records” не пел свои песни, было общедоступным фактом. Видимо, публике понадобилось время, чтобы обработать эту информацию, однако новый шквал аплодисментов и радостных выкриков не заставил себя долго ждать. Люси вздохнула с облегчением. — Надеюсь, вы не перестанете меня любить, если вам не понравится, — она попыталась пошутить, чтобы немного сбить напряжение, что уже начало скапливаться у неё где-то в районе желудка. Ей нельзя было нервничать. Не сейчас. Зал взорвался овациями пуще прежнего, и в этом Люси прочитала их ответ. «Не перестанем». — Спасибо, — мягко сказала она в микрофон, пытаясь в последний раз впитать в себя эту атмосферу направленного на неё всеобщего восхищения. Как тяжело всё рушить. Как тяжело огорчать людей, что так преданно следовали за тобой столько времени. «Можно и дальше беспокоиться о людях, а можно, наконец, заняться своей собственной жизнью. Как ты считаешь, Люси?» «Ты прав, Нацу. Мечта требует порой эгоистичных поступков». — Однако это будет моя прощальная песня, — она улыбалась, говоря это. Зачем добавлять трагизм туда, где он и так в избытке? — Мне жаль сообщать вам об этом так внезапно, но этот концерт — последний для меня. Времена меняются, и в этот раз судьба повернулась так, что мне нужно уйти из компании. Но жизнь продолжается, и я надеюсь, что мы ещё встретимся с вами, но это будет уже где-то в другом месте. Она подмигнула, зная, что все видят её лицо крупным планом на огромных экранах. Из зала не раздалось ни звука. Люси помолчала ещё несколько секунд, ожидая хоть какой-то реакции. Недовольные выкрики, свист? Ничего такого. Молчание. Так непохожее на те несколько секунд пульсирующей тишины после спетой песни, что предшествовали потоку оваций. Это молчание было вязким и тягучим. «О чём они должны сейчас думать? — размышляла Люси, — что это очередной пиар-ход от “Fairy records”? Что я предательница, потому что бросаю их?» — Это не шутка, если что, — добавила она на всякий случай, немного вздрогнув от того, как неуверенно вдруг прозвучал её голос, — и я хочу, чтоб вы знали, что это решение я приняла сама. Ей лишь хотелось быть честной с этими людьми. С людьми, что знали тексты всех её песен, что под завязку наполняли залы, что часами не расходились после окончания концерта. Они не заслужили такого внезапного прощания, но они заслужили искренность. Люси не хотела, чтоб в её уходе они винили кого-то. Если они будут её ненавидеть за это, то пусть ненавидят только её одну. Оставалась ещё одна важная вещь, которая обязательно должна была прозвучать сегодня. — Песню, которую я сейчас спою, я хочу посвятить… Перед глазами возникла мамина улыбка, что осталась теперь только на фото, но этот образ тут же сменил строгий взгляд отца. В ушах прозвучали его страшные слова. «Я разочарован в тебе». Их заглушил голос Нацу. «Я слишком тобой горжусь». Люси была благодарна им всем. — …своему продюсеру Локи. Тем, что я стою сейчас здесь и говорю с вами, я обязана именно ему. Надеюсь, он будет хоть немножко за мной скучать, потому что я буду скучать очень сильно, — Люси снова придала шуточный тон своим словам, но это ничуть не поспособствовало разряжению обстановки. Тишину в зале стал потихоньку сменять недоумённый ропот. Люси слишком явственно представляла себе, как Локи закатил глаза где-то там, за кулисами, что-то недовольно пробурчав. Ей лишь нужно было, чтоб он её услышал. — Спасибо вам, что были со мной всё это время. А теперь… Люси сделала условный знак левой рукой звукооператору, и зал наполнили тихие аккорды вступления. Как только звуки написанной Нацу фонограммы достигли её слуха, Люси наконец ощутила долгожданное спокойствие. Все тревоги и волнения не остались позади, нет. Напротив. Они ждали её впереди, там, в той новой жизни, которую она себе пока что представить не могла. Реакция поклонников, переполох в СМИ, прощание с коллегами. Всё это будет после. А сейчас у неё было несколько минут, чтобы не думать ни о чём и просто подарить миру капельку своего творчества.***
Сколько приятных моментов оставалось в этом фрагменте жизни, от которых придётся отвыкать. Сдержанные комплименты Локи после концерта, шумная компания в её гримёрке, посиделки на студии. Больше этого не будет. В этот раз после концерта всем было не до веселья. В этот раз были лишь поникшие лица Леви и девочек из шоу-балета да стайки репортёров, что караулили за каждым углом в попытке ухватить очередную сенсацию. Локи не появился вообще. Люси не хотелось никого видеть, с кем-либо говорить, что-то кому-то объяснять. Ей нужно было лишь поскорей собрать свои вещи, выбраться отсюда, поймать такси и назвать таксисту адрес Нацу. Единственное место, где она могла сейчас находиться, было рядом с ним. У Нацу была небольшая квартира-студия, где спальню и кухню разделял лишь стеллаж с дисками, виниловыми пластинками и статуэтками причудливых животных. Люси подумалось, что это типичное жильё рок-музыканта: гитара у стены, музыкальный центр, плакаты рок-групп на стенах и страшный бардак повсюду. Чтобы присесть на краешек кровати, Люси пришлось отодвинуть кучу одежды и каких-то коробок. — Как ты тут спишь? — спросила она, оглядывая гору хлама. — Сбрасываю всё на диван, а что? — ответил Нацу из-за стеллажа, орудуя посудой на кухне. — Это очень тяжёлый случай, — Люси вздохнула, думая о том, что порядок и мужчины — вещи тяжело совместимые. — Вот такое у меня логово, — сообщил ей Нацу чуть ли не с гордостью, вызывая у неё очередной тяжёлый вздох отчаяния, — что ты будешь, Люси? Вино или что покрепче? — Покрепче. Чай покрепче завари, пожалуйста. Мне сегодня острых ощущений и без алкоголя хватает. — Как прикажете, мисс, — бодро отозвался Нацу, звеня чашками, — сейчас приготовлю вам напиток и буду готов выслушать вашу исповедь. — Папа звонил, — Люси решила начать исповедь прямо сейчас. Слишком многим нужно было поделиться, — сразу после концерта. Сам позвонил, а ведь это небывалый случай. Сегодня действительно очень много всего произошло, и Люси пока не понимала, чего больше — хорошего или плохого. Нацу выглянул из-за стеллажа, одарив её торжествующей улыбкой. — Вот видишь? Не так уж и сложно было вернуть папино расположение. Люси опустила взгляд. — Вернуть расположение? Вряд ли. Он только выразил сочувствие, что я теперь без работы, и любезно отметил, что у них в гастрономе как раз уволилась продавщица. Нацу рассмеялся, снова исчезнув за стеллажом. — Весельчак у тебя папа, оказывается. — Знаешь, не похоже было, что он шутил. Он бы только и рад был видеть меня за прилавком, — Люси невесело усмехнулась, — но это не важно. Главное, что он позвонил. Это мне уже о многом говорит. Люси достала телефон из сумочки, ещё раз ужаснувшись количеству сообщений и пропущенных звонков. — И сразу после этого я отключила звук. Комнату наполнил аромат травяного чая, и Нацу появился из-за стеллажа с чашкой, примостив её на тумбочку рядом с Люси. Она не могла не улыбнуться при виде огромной синей чашки в форме головы кота. Дом Нацу был полон странных вещей. Нацу расчистил себе место на кровати, усаживаясь рядом с Люси. — А в интернет ты не пробовала зайти? — спросил он, доставая телефон из кармана, — там же самая настоящая истерика. — О нет, не показывай мне, я не хочу читать сейчас новости, — Люси поспешно отвернулась, предпочитая сосредоточить взгляд на одном из плакатов на стене. — Я и не про новости говорю, — Нацу разблокировал экран, нажимая на иконку браузера, — мне тоже абсолютно плевать, что напишут журналюги. Те ещё заразы. Я говорю про социальные сети. Глас народа, так сказать. Люси хотелось закрыть лицо руками, но она понимала, что от «гласа народа» это её не убережёт. — Это ещё страшнее, — пожаловалась она, — боюсь представить, что пишут сейчас мои поклонники. Наверно, уже бывшие. Нацу усмехнулся. — Я бы так не сказал. Они льют горькие слёзы по твоему уходу и все в один голос заявляют, что ты была прекрасна, как и твоя песня. Но особенно, — он поднял указательный палец вверх, — все хвалят аранжировку. Да-да. Говорят, сразу видно, что работал профессионал. Люси недоверчиво прищурилась. — Прям так и говорят? — Слово в слово! — Нацу скорчил серьёзную физиономию, но это не помогло скрыть озорной блеск у него в глазах, — если б не аранжировка, всё б пропало, говорят они. — Прекрати этот само-пиар, Драгнил, — Люси рассмеялась, легонько толкая его локтём в бок. — Пей свой чай, пока не остыл, и не травмируй аранжировщика, иначе твоя дальнейшая карьера будет под угрозой, — Нацу надул щёки в притворной обиде, снова вызывая у Люси улыбку. С ним всё всегда становилось проще.***
Локи тоже предпочитал официальным новостям ленты соцсетей. Он сделал всё возможное, чтобы создать у себя в кабинете максимально умиротворённую атмосферу: выключил верхний свет, оставив лишь настольную лампу, плеснул себе бренди в стакан, бросив пару кубиков льда, и устроился поудобней в своём кресле, привычно уткнувшись в телефон и листая ленту по нужному ему хэштегу. Однако Лексус, наяривающий круги по его кабинету, эту атмосферу безобразным образом портил. — Ты должен был посоветоваться со мной, прежде чем пойти на такой серьёзный пиар-ход, — причитал он, периодически меняя направление своего движения то по часовой стрелке, то против. Локи не стал отрывать взгляд от экрана. — Не понимаю, о каком пиар-ходе ты говоришь, — в его голосе совершенно не звучало интереса к теме, — я просто разорвал с ней контракт, только и всего. — Только и всего, — повторил Лексус, останавливая свои движения, — и когда ты собираешься этот контракт возобновить? — Хм, дай-ка прикинуть, — Локи потёр подбородок костяшкой большого пальца, устремляя задумчивый взгляд в потолок, — по моим приблизительным расчётам, я так полагаю, что, скорей всего… никогда. И его взгляд снова вернулся к экрану телефона. Лексус схватился руками за голову в отчаянии, словно собирался выдрать себе клок волос. — Локи, это тебе не игрушки! Ты понимаешь, что ты творишь? Что мы будем говорить прессе? Её поклонники уже устроили бунт в её поддержку. Ты же листаешь ленту сейчас, сам, что ли, не видишь? — Они просто пишут всякий бред, — равнодушно ответил Локи. Лексус обошёл его кресло и заглянул через его плечо в экран телефона. Его взору предстал пост некой девушки с никнеймом kitty78, который гласил: «Вы, кстати, видели этого её продюсера Локи, которому она посвятила песню? Он же просто душка! Я бы его…» Локи поспешно пролистал ленту вниз, не давая Лексусу дочитать, что же собиралась с ним сделать kitty78. — Я же говорю, бред, — пробурчал он. Лексус расхохотался, похлопав Локи по плечу. — Душка ты наш. Как мило было с её стороны посвятить тебе песню. — Это было ужасно глупо, — голос Локи был ровным. Он отхлебнул бренди из стакана, даже не поморщившись от крепкого напитка. Лексус облокотился о спинку кресла, заговорщицки прищурив глаза. — Ну признайся же, Локи. Ты привык к этой девчонке, и она тебе дорога. Тяжело было сказать, что выражали глаза Локи, скрытые за очками, отражающими дисплей его телефона. — Мне дороги мои нервные клетки, Лекс, а ты мне их сейчас нещадно разрушаешь. Лексус помолчал с минуту, о чём-то размышляя, затем решил всё же возобновить наматывание кругов по кабинету. — В любом случае, так не пойдёт. Нам ни к чему этот скандал, мы должны вернуть её, и как можно скорее. — Мы ей ничего не должны. Она сделала свой выбор, а я сделал свой. Пускай ищет славы в другом месте. Звук шагов Лексуса стих. — Ты, похоже, плохо понимаешь, что происходит, душка, — в его взгляде появилось раздражение, — она только что произвела самый настоящий фурор своим заявлением и своей песней. Видео с этой песней набрало за два часа больше просмотров, чем все наши остальные проекты за всю последнюю неделю. А ты говоришь, пусть ищет славы в другом месте? Она и найдёт! А мы потеряем. Рука Локи вновь потянулась к стакану с бренди. — Её музыка совершенно не вписывается в её образ, — он устало вздохнул, — как будто я должен объяснять тебе эти элементарные вещи. — Это я тебе сейчас объясняю элементарные вещи, — Лексус тоже вздохнул, закрывая лицо рукой, — мы придумаем ей новый образ. А также мы придумаем какую-нибудь красивую историю, объясняющую столь резкую перемену. Как мы всегда и делаем, Локи! Я не понимаю, в чём проблема. Лексус смотрел на него в ожидании, но Локи молчал. Он одним глотком осушил остатки своего бренди и потянулся к бутылке, чтобы пополнить содержимое стакана. Затем его взгляд вновь ненадолго задержался на дисплее телефона, что высвечивал ему десятки тысяч постов с хэштегом #lucyheartfilia. — Я сказал ей, что если она споёт на концерте свою песню, то может идти на все четыре стороны, и я не собираюсь менять своё решение, — его голос прозвучал тише, чем обычно. Губы Лексуса растянулись в ухмылке. — Так вот оно что. Значит, в тебе говорит твоя прирождённая гордыня? Или нежелание нарушить данное даме слово? Так позволь тебе сообщить: если ты вежливо попросишь её вернуться, она с радостью всё поймёт и простит. Ведь ты тоже ей очень дорог. Словно у мраморной скульптуры, что на века замерла в одном положении, на лице Локи не наблюдалось ни единого признака мимики. Даже глаза его казались тёмными и неподвижными в свете настольной лампы. — Я, наверно, неясно выразился, — сказал он всё так же тихо, — я не намерен просить её вернуться. — Тогда это сделаю я, — Лексус ловко достал телефон из кармана джинс. — Ты собираешься сделать нечто очень глупое. — Я уже это делаю, — Лексус вскинул брови, быстро набирая номер и поднося телефон к уху. Локи лишь покачал головой, опуская взгляд в телефон. Стакан с бренди снова опустел.***
— Это Лексус, — боковым зрением Люси углядела, что дисплей опять засветился, и собиралась было проигнорировать очередной звонок, пока не прочла на экране знакомое имя, — что ему может быть надо? — Решил поболтать, — Нацу пожал плечами, покосившись на экран совсем не добрым взглядом, — ну ответь уже, надо бы поскорей закончить все дела с этой конторой. Люси думала, что она уже закончила. Звонков из “Fairy records” сегодня не ожидалось. Она подняла растерянный взгляд на Нацу, затем снова опустила глаза на экран. — Ладно, — сказала она самой себе, проводя пальцем по зелёной кнопке, — алло? Нацу не было слышно, о чём говорил Лексус, поэтому он мог лишь наблюдать за выражением лица Люси, за тем, как расширялись её глаза с каждым сказанным им словом, и как ногти на руке впивались ей в ладошку. Лексус говорил долго. Люси ни разу не прервала его, лишь слушая и глядя прямо перед собой. Даже после того, как голос Лексуса в трубке стих, Люси ещё долго молчала, ничего не отвечая. Нацу смотрел на неё с беспокойством. — Нет, Лексус, — когда она наконец заговорила, её голос был не похож на свой собственный. Далёкий и отрешённый. Она сглотнула, словно слова давались ей с трудом. Помолчала ещё несколько секунд. Нацу сел ближе к ней и обнял её за плечи. — Я не вернусь, — её губы начали дрожать, поэтому Нацу прижал её к себе крепче, начиная понимать, о чём разговор. Она справилась со слезами, — это законченный этап для меня. Спасибо, что позвонил, но я… Прости. Я не могу. Я попрощалась. Она снова замолчала на какое-то время. В её следующих словах решительности было ровно столько, сколько и боли: — Я должна идти дальше. Нацу поднял большой палец вверх, на что она ответила ему невесёлой улыбкой. Лексус сказал что-то ещё. Видимо, что-то хорошее, так как Люси поблагодарила его, всё так же безрадостно улыбаясь. Затем они попрощались, и её рука с телефоном бессильно упала на колено. — Я… — она не смогла закончить фразу. — …всё сделала правильно, — Нацу поцеловал её в висок, мягко забирая телефон из её руки, — теперь точно хватит на сегодня звонков. — Но… Он сказал, что можно вернуться, а я… — её голос дрожал. — Люси, — он не дал ей договорить, потому что каждое сказанное ею слово рисковало перерасти в истерику, — туда нет обратной дороги. Можешь считать это красивым уходом. Смотри, им понадобилось всего пару часов после окончания концерта, чтобы позвать тебя обратно, да они там сейчас локти кусают! Теперь покажи им, что ты отлично справляешься и без них. — Ага, — Люси всхлипнула, снова пытаясь улыбнуться, — я справлюсь. Все подземные переходы Магнолии теперь мои. Будешь подыгрывать мне на гитаре? — Ну вообще-то, — Нацу вздохнул, — я хотел предложить для начала роль снежинки на утренниках, но раз тебе больше по душе подземные переходы… — Снежинки? Даже не Снегурочки? В массовку меня отправил, значит? — Я объективно оцениваю твои возможности. — Что б я делала без твоей чуткой поддержки. Люси наконец позволила себе немного расслабиться, положив голову ему на плечо. — Шутки шутками, а примерно это меня и ждёт впереди. Мне предстоит пройти тот путь, который я не прошла в своё время, чтобы попасть в мир большого шоу-бизнеса: рассылать свои демо-записи, ходить на пробы, получать сотни отказов… Всё сначала. — Эй, — Нацу легонько встряхнул её за плечи, заставив поднять на него глаза, — ты что-то путаешь. Демо-записи, пробы и отказы — это удел моей пока никому неизвестной группы, а тебе открыты все двери, Люси. Особенно теперь, когда ты показала всем, что ты не просто поющая марионетка. Люси нахмурилась, думая о том, сколько ещё у него в запасе осталось обидных прозвищ для её теперь уже бывшего образа, но ничего не сказала по этому поводу. Ведь у неё тоже было о Нацу совсем другое мнение за долгое время их сотрудничества. Тот ли это человек, которого она видит перед собой сейчас? Этот Нацу, что так хорошо понимает её состояние, так правильно подбирает нужные ей слова, такой серьёзный и заботливый, тот ли это Нацу, от которого за два года она наслушалась больше насмешек, чем от всех своих хейтеров вместе взятых? — Ты прав, Нацу, — каким-то образом ему всегда удавалось быть удивительно правым, — всё у меня получится. Только… «Только не бросай меня, — хотелось сказать ей, — ты мне так нужен в этой новой, пока неизвестной для меня жизни. Я не смогу пройти этот путь одна. Пожалуйста, будь рядом». Ей так хотелось это сказать. Слова просто рвались наружу. Но она не смогла. Не смогла, потому что ей вдруг показалось, что это прозвучит глупо. Не смогла, потому что не захотела показывать свою слабость. Не смогла, потому что ей было по-прежнему страшно. Снова не смогла быть до конца искренней с ним. «Почему?..» Нацу продолжал вопрошающе смотреть на неё. — Ничего, — Люси покачала головой, — забудь. Сделаешь мне ещё чаю? Пока я совсем не расклеилась. Она опустила глаза, зная, как безошибочно он всегда читает её взгляд. Нацу лишь молча кивнул, взяв с тумбочки её чашку, и отправился за стеллаж выполнять её заказ. Люси закрыла лицо руками. «Я всё делаю правильно». Эти её внезапные поступки, эти перемены в жизни — у неё было чувство, что она камушек за камушком строит замок из хрусталя. Он становится всё выше и величественней. Такой красивый, такой утончённый. И такой хрупкий.