Звенит будильник, открываются глаза. Раз-два-три, — и надо резко подняться. Широко открыв рот и зевнув, разлепляя мокрые (снова сны о лучшей жизни напали) веки, нужно попробовать встать с постели и взбодриться. Главное — не удариться о прикроватную тумбочку мизинцем. Иначе можно вновь продолжить лить слезы.
Шторы раздвинуть. Впустить солнце в комнату, чтобы стены, отделанные узорами, стали ярче, точно хрусталь морской воды под лучами главной звезды. Пройти в ванную комнату по коридору и сделать вид, что мать на кухне, готовит ей завтрак и счастливо улыбается, напевая песенку, как эти домохозяйки с реклам. Почистить зубы, умыться; из зеркала на нее смотрит девушка с синяками под глазами, которые придется замазать и ничего не выражающим взглядом зеленых глаз.
Трупы выглядят живее.
Нужно двигаться, нужно собираться. Нужно жить эту жизнь, даже если не чувствуешь себя живой. Знать, что помощи мало — от матери-то, что живет в своем мире, и от отца, пропадающего на работе и с, Джеки уверена, хорошенькой любовницей. Ухмыльнуться зеркалу (разбила бы, не пожалела бы рук) и шагать прочь из дома, тренируясь по пути улыбаться как можно правдоподобно счастливее, ибо никто не должен заметить, как Джеки уныла и пуста. «Я ушла!» — маме; в ответ сладкая (ни разу) тишина.
Безжизненная улыбочка всем: маме, одноклассникам, парню. Рутина, так изо дня в день, — пусто. Соц-сети, в которых она пропадает через день, такие же бездушные и пустые. Там она под сотней других лиц и имен, с другими жизнями и другими эмоциями. Там твоя пустота легко заполнится, там твои проблемы потеряются в пикселях и смайлах. Идти, уставившись в телефон, печатая ответ дрожащими пальцами очередному незнакомцу; обещать себе прекратить тонуть в мире интернета, но каждый раз обманывать саму себя.
Единственное, что держит на плаву — мягкое покачивание по дороге, трение колес об асфальт и ощущение полета. Смотреть вперед, на горизонт с нарисованным солнцем и представлять, что летишь, как птица или как привидение (скорее второе). Джеки может улыбаться так, словно
не пустая лишь в такие моменты. Ей хочется верить в эту короткую легкость и свободу, не отдавать ее никому.
Замереть возле школы, пожать руку знакомому, списать домашку у подруги. С ней здороваются, а Джеки глотает слова и улыбки, рассеянно озирается по сторонам. Вместо лиц она видит смазанные пятна, и приходится неловко отмазываться от разговоров, идти в туалет, чтобы умыться там еще раз и сказать злому отражению: «терпи, идиотка!». Нужно жить эту жизнь изо всех чертовых сил.
Да, она знает — бывает и хуже. Отец мог бы не изменять матери, а колотить ее; мать могла бы не пропадать во вселенных своей головы сутками, а пить и спускать все деньги на наркотики. Но легче не становится, если воображать себе разные сценарии своей же жизни. Более жизнерадостной точно не стать.
У двери кабинета информатики замереть, услышав вдалеке свое имя. Сжать учебники пальцами — идет Марко. Сжать губу зубами — за ним прыгает Стар. Притвориться, что все идет как надо откровенно не получается, когда рядом эти двое, жизни которых похожи на книгу сказок или мультсериал. Джеки радуется, когда звенит звонок, что-то неопределенно бубнит в ответ Марко и чмокает его в щеку, зная, что это отправит его в прострацию надолго.
И что смех Стар при виде его балдеющей физиономии проникнет ей под кожу наркотиком и окунет в иллюзию хорошего дня. Светлой, полноценной жизни.
***
Прозвенит звонок. Урок последний, одноклассники галдят и разбредаются по домам. Надо подняться с места и, прощаясь, выдавить улыбку. Выдавливать, именно, как гной из раны, той самой, что в сердце. Не прекращать улыбаться ни за что, потому что сосущая
пустота внутри заставляет думать, что Джеки — не более чем манекен, бездонный унылый сосуд. Отогнать невеселые мысли, махнуть рукой на прощание и мечтать о бьющем в лицо морском бризе, дребезжании колес под ногами и соленых каплях на губах, — нет, не тех, что появляются ночью…
Замереть у шкафчика, открыть его со скрежетом, отметить, как хороша погода, в самый раз для катания на лучшем четырехколесном друге. Положить учебники и обернуться, услышав знакомые звуки волшебства и детской беззаботности. Смотреть на
нее не отрываясь — ее улыбка жемчужная и совершенно искренняя. Ее улыбка — ее душа, полна жизни, хватит на каждого.
Отвернуться к шкафчику и зажмуриться, кусая губы. А зависть запереть вместе с книгами.
Вздрогнуть, когда положат теплые руки на плечо, взглянуть на человека рядом. Нежно глядят в ее
пустые глаза два других, карих; Марко, переселив собственную робость, зовет ее в кино. Надо, необходимо дежурно улыбнуться ему и кивнуть, как по старой привычке, но она хриплым голосом выхаркивает: «не сегодня», и извиняется, уходя прочь.
Слышать, как позади звенит голос Стар, расспрашивая Марко о том, что случилось, и обещая помочь.
Слышать и бежать дальше. Бояться взять и заразить ее, Стар, своей пустотой.
***
Сидеть на площадке, смотреть на горизонт. Ветер волосы развевает, дрожат пальцы и ресницы; с них морские капли срываются на губы. Не хорошо.
Дышать глубже, считая каждый вдох и выдох. Раз, два… десять. Вроде жива.
Верить, что все еще может повернуться вспять, и она станет большим, чем картинкой на заднем плане, станет большим, чем пустой никому ненужный манекен.
Наслаждаться апельсиново-оранжевым солнцем, маленьким таким вдалеке. Прищурить один глаз и «поймать» его большим и указательным пальцами, — может, свет звезды даст ей жизнь?..
— Джеки!
Сердце ухает куда-то вниз, стукаясь о полую
пустую поверхность, что едва ли можно услышать эхо. Обернуться на ее голос, рассматривать ее сердечки и пристыженно напоминать себе о Марко, о том, что она вроде как «нормальная»…
— Джеки, что случилось? — Стар бесцеремонно садится рядом на скамью, прямо на вырезанное кем-то сердце. — Марко сказал, ты как только нас увидела сегодня, так сразу в лице поменялась… Ты же знаешь, мы с Марко просто друзья! Или я тебя чем-то обидела?
Видеть ее глаза-океаны и вспоминать, о чем мечтаешь перед сном и во снах: о море. О далеких просторах и песках, греющих стопы. О том, что улыбаться войдет в привычку, но уже иначе; о том, что отец вернется, мать очнется от вечного сна и звезда над головой осветит и ее, Джеки Линн Томас, вдохнув жизнь.
— Джеки, ты меня слушаешь? — восклицает Стар, моргает и хмурится. — Нет, ты точно какая-то странная сегодня! Никогда не видела тебя такой угрюмой и задумчивой!
Податься вперед и обнять ее — крепко-крепко, потому что так хочется жить, просто невероятно хочется.
Наблюдать вместе со звездой над тем, как укатывается апельсиновое солнце за дома и деревья. Чувствует, небось, что оно тут лишнее.
Джеки смеется, держа щебечущую о каком-то собственном рутинном бреду Стар за руку.
Джеки впервые чувствует, как же хорошо наконец-то
жить.
