"Огненный Бог Марранов" Power Tale

       — Да, чего только нет у наших врагов! — могучий бас Торма гулко раскатывался под сводами Фиолетового дворца. Слыша зычное эхо, слуги-Мигуны горестно качали головами. — Верно, жена?        Закинув ногу на ногу и барабаня пальцами по подлокотникам, окруженный лизоблюдами завоеватель сидел на императорском троне. Ему было ощутимо тесно: трон давным-давно изготовили для колдуньи Бастинды, высохшей в струнку за долгие годы жизни без воды. Железный Дровосек, прежний правитель Мигунов, проводивший гораздо больше времени в кузницах и мастерских, чем во дворце, так ни разу и не пользовался им. Понятное дело, рассказывать об этом вожаку захватчиков никто из Мигунов не собирался.        Надо будет сделать такой же, но пошире, решил он. Да поскорее.        Княгиня Юма, дородная красотка с бусами из грубо обточенных гранатов на груди, недовольно хмурилась, следя за слугами, высыпающими в большую груду перед троном золотые украшения, серебряную посуду и драгоценные камни. Время от времени она начинала загибать пальцы, что-то подсчитывая.        — Что у них ни есть, теперь все наше, — проворчала она в ответ. — И пусть еще таких наделают. Впредь будут знать, как покушаться на…        Торм утомленно прикрыл глаза, а некоторые старейшины — уши. Зудеть Юма могла по полдня, причем на любую тему, по которой ей пришлось сказать больше десятка слов кряду.        — Эй, ты! — вдруг заорала княгиня так, что не только Мигуны, но и большинство Марранов подскочили от неожиданности. По залу снова заметалось эхо. — А ну не сметь прятать кольцо! Все сюда вали, сюда, ясно?!        — Но это не дворцовое, это подарок, — еле вымолвила в ответ юная судомойка, прикрывая ладонью безымянный палец. — Пожалуйста, оставьте его мне…        — Сюда, кому сказала, — в нос ей уперся внушительных размеров кулак. — Быстро!        Своими крепкими пальцами старшая жена Торма могла без труда расколоть грецкий орех. Всхлипнув, Мигунья сняла кольцо и уронила его в общую кучу.        — Вот так-то, — княгиня слегка шлепнула девушку ладонью по затылку. — Впредь будешь знать, как меня дурить. Вы у меня быстро хитрить отучитесь, поняли?        Горько заплакав, судомойка выбежала из зала. Юноши-Мигуны стискивали кулаки, дрожа от ярости. С каким удовольствием они наставили бы синяков этим самодовольным громилам, опрокинули их, вышвырнули из Страны! Но, как это часто водится, затеять драку не осмелился никто. Все косились друг на друга, ждали, чтобы первым начал кто-то другой… и оставались на месте.        Торм с улыбкой наблюдал за ними с трона. Похоже, войну можно было и не затевать, а просто придти сюда вдвоем с женой. Мягкотелые равнинники, что с них взять! Впрочем, не все таковы, надо помнить это. Пару дней назад он осматривал какую-то огромную кузницу, местные называют ее «фабрикой» — вот туда без охраны он бы ни за что не сунулся. Тамошние вцепятся в горло, и поминай как звали. Волки волками…        А ведь они ему нужны, нужны куда больше, чем эти сопляки и их золото. Кстати о золоте…        — Ну что, выбрала? — спросил он жену.        — Выберешь тут, когда ворье кругом шастает, — огрызнулась Юма. — Тут все перебрать надо раза три! А то и четыре.        — Тогда отдели себе пятую часть и перебирай, сколько хочешь, — княгиня протестующе открыла рот, но взмах руки Торма заставил ее умолкнуть. Два десятка дюжих молодых Марранов, пыхтя и отдуваясь, начали оттаскивать часть золота в сторону.        — Эй, верные мои люди! — откинувшись на спинку трона, Торм снова простер руку вперед. — Мы выбрали свою долю. Остальное ваше!        Со всех сторон поднялись довольный рев и гоготание, блестящая куча мигом скрылась под сбежавшейся со всех сторон толпой. Свита Торма и старейшины принялись загребать украшения и самоцветы. Слуги смотрели на них со злостью, а стоявшие на страже воины-Марраны — с завистью: с ними делиться никто не собирался. Многим из них до сих пор с трудом верилось, что это те самые желтые камни, которые они когда-то продали купцам с равнины. Прежде для дикого племени вся ценность золотого самородка заключалась в удобстве метания его из пращи. Самые сообразительные из старейшин уже прикидывали упущенный в торговле барыш и то, как выбить его из местных.        Пусть прикидывают, довольно размышлял князь, наматывая на палец тонкую золотую цепочку. Пусть чувствуют себя обманутыми, пусть наполняются злобой, завистью, пусть тащат к себе домой эти сверкающие цацки! Жадность — хорошее топливо для войны, это он понял быстро. Самого Торма золото не интересовало: легко режется и красиво смотрится у жены на шее, а все-таки почти бесполезная тяжесть. Но если этим дурням оно нравится — пусть хоть на шее носят, хоть штаны себе из него шьют, лишь бы делали то, что им говорит Торм.        Он щелкнул пальцами. Стоявшая у трона кухарка Фрегоза, сухонькая Мигунья со злым взглядом, нехотя протянула ему поднос с жареным мясом. Первые два куска князь по привычке взял рукой, затем сгреб с подноса вилку и начал задумчиво крутить ее в пальцах.        Вот оно, настоящее сокровище — железо! Оно ценнее и важнее золота и серебра, пышных мехов и цветных каменьев. Тот, кто владеет железом, владеет всем. Железо прочнее дерева, камня и меди, прочнее даже бронзы, изготовлять которую Марранов научил самозванец. Храбрец, вооруженный им, может не бояться ночного мрака, хищных зверей, коварных соседей — напротив, это его все должны бояться, выполнять его прихоти, гнуть на него спину! А если такому храбрецу… сшить для себя одежду из железа? Хотя бы штаны и рубашку? Наверно, такой боец станет и вовсе непобедим.        Он должен вырвать у местных кузнецов тайну железа, любым способом, во что бы это ни встало. И тогда весь мир окажется у Торма под пятой.        Хотя можно даже обойтись и без пыток. Князь не считал себя жестоким человеком: чужое страдание не причиняло ему удовольствия само по себе, если не служило мести или какой-то иной цели. У этих работников с «фабрики» наверняка есть дети. Если поморить их пару деньков голодом и жаждой на глазах у родителей, те сами расскажут и покажут марранским кузнецам все, что только знают. У каждого своя слабина, как известно.        А может, и ни к чему никого голодом морить, подумалось ему. Иногда бить бывает без толку, вместо этого нужно гладить. Эти самые кузнецы здесь явно не в вельможах ходили. Дать им красивую одежду, вкусную пищу, девок смазливых — кто-нибудь да клюнет. Добрым словом и дубиной можно добиться большего, чем просто дубиной…        Ха! Кстати, о добрых словах…        — Письмо подготовлено? — спросил он у одного из приспешников.        — Какое письмо, светлейший? — не понял тот.        — Письмо в Зеленую Страну, дубина, — раздраженно рыкнул Торм. — Кому я велел его написать? Тебе?        — Нет, светлейший, не мне! — перепугался лизоблюд.        — И не мне… и не мне… — зашелестело по залу. Князь с досадой подумал, что этих дураков пора разогнать и взять других, помоложе и поумнее. Таких, которые сразу будут запоминать, кому он отдал приказ и не запамятовал ли вообще его отдать. На некоторое время Торм погрузился в размышления.        — Травника Клема ко мне! — наконец топнул он ногой.        До прихода «огненного бога» у горцев была собственная письменность, вернее, рисуночное письмо, удобное для охотничьих и пастушьих меток: каждый значок в нем олицетворял собой отдельное понятие. Поначалу Торм собирался воспользоваться им, но довольно быстро понял, что здесь оно не годится. Помимо того, что письмена Марранов были непонятны равнинникам, среди символов-рисунков попросту не хватало таких, которые полностью могли бы выразить мысли и устремления князя — их создавали, чтобы оповещать о надежных тропах или предупреждать о негодной для питья воде, а не вести беседы с владыками племен.        Торму нужно было иное, более гибкое начертание слов, наподобие того, которому молодых Марранов учил Джюс. Правда, и здесь была загвоздка: это начертание было неведомо ни самому князю, ни старейшинам, ни прихлебалам. Зато он точно знал, кому оно известно наверняка.        Вскоре бывшего ученика Огненного Бога ввели в зал. Склонив голову набок, Торм с удовольствием смотрел на мрачного тощего парня, которого держали за плечи двое молодых воинов. Лицо Клема по-прежнему пестрело желтыми и коричневыми следами синяков, оставленных кулаками Торма и его свиты. Во время захвата столицы заморыш получил резаную рану в бок и теперь прижимал локоть к успевшей засалиться повязке. Чувствовалось, что ему очень нехорошо. Глаза, однако, смотрели по-прежнему осмысленно и очень недобро.        Уже за один этот взгляд князь сохранил бы ему жизнь. Как же приятно видеть у своих ног того, кто посягал на твою власть, видеть злобу и страх в его взгляде! Торм никак не мог насытиться этим новым для него зрелищем.        — И охота тебе всякую гниль в дом тащить… — проворчала Юма.        — Ты знаешь долинное письмо? — спросил владыка Марранов. Клем ответил не сразу. Опустив голову, он покачал ей, словно в раздумье, затем посмотрел то влево, то вправо, наконец снова взглянул на Торма.        — Знаю, — хрипло ответил он.        — Прекрасно, — осклабился князь.        С громким бряцаньем он бросил на поднос вилку, которую все еще держал в руке, и наконец встал с неудобного трона. Со всех сторон почтительно сдвинулись прихлебатели.        — Ты напишешь письмо правителю Зеленой Страны, — провозгласил он. — Это пугало должно понять, что склониться перед Марранами — единственный способ уцелеть для него и его жалкого народа. Если он покорится мне, ты будешь награжден. Ступай и выполняй приказ.        Пару мгновений все сохраняли молчание. Клем не двинулся с места.        — В чем дело? — нахмурился Торм. — Тебе что, уши прочистить?        — Я не знаю, что мне писать, — так же хрипло, но спокойно ответил молодой Марран. — Это твои слова, а не мои, о князь. Сперва ты должен изложить их мне.        Старейшины и княгиня попытались было поднять возмущенный гул, но резкий окрик вождя снова заставил их замолчать. Раздраженно притопывая по ковру босой пяткой, он размышлял. Наказать дохляка за нахальство было минутным делом, но он был не просто нахален — он был нахально, прямо-таки возмутительно прав. Если за него, потомка славного Грона, с властелином Изумрудного Города станет говорить какой-то мальчишка-знахарь — не нанесет ли это ущерба его драгоценной силе вождя? Она и так изрядно пострадала в этом году…        — Я буду говорить! — бросил он затем. — А ты запоминай и пиши. Начинай…        — Мне нечем писать, — по-прежнему ровным голосом прервал его травник. — Нужны перо, чернила и бумага, либо стило, воск и какая-нибудь дощечка…        — Ну так найди их! — гаркнул Торм, уже вконец обозленный. — Или я все должен делать за тебя?!        Перо и чернила нашлись спустя некоторое время, когда один из старейшин догадался отдать приказ безучастно стоявшим вдоль стен рабам-Мигунам. Бумагой послужил вырванный из какой-то книги титульный лист. Устроив его на положенной на колени широкой доске, Клем уселся на ступени возле трона. Лизоблюды прохаживались вокруг него, перебрасываясь едкими замечаниями по поводу его тонких ног, редких волос и чахлого для Маррана телосложения; княгиня Юма недовольно морщила нос. Клем не отзывался на насмешки, скобля конец пера коротким и узким ножом. В глазах его, устремленных на бумагу, все так же стыла холодная злость.        Сам Торм стоял над ним, размышляя над словами, которые следовало записать. Это оказалось неожиданно тяжело: до сих пор ему ни разу не приходилось приказывать равным себе. Для него вообще не было равных — мир состоял из низших, мнение которых не заслуживало внимания, и высших, которых после смерти отца Торма не должно было существовать. Самозванец Джюс попытался стать высшим — надо, кстати, навестить его в темнице, — но даже он почти никогда не отдавал ему приказов, ограничиваясь вежливыми просьбами. Глыбы слов медленно ворочались в натруженном непривычной работой уме князя.        — А ну все заткнулись! — хлопнул он в ладоши наконец. — Запиши так: «Знай, что я собираюсь стать твоим повелителем. Слабые самой судьбой предназначены быть рабами и пищей сильных. Я силен, а ты слаб. Племя Марранов — ястребы и волки с сердцами из хрусталя, ваше племя — овцы и зайцы с сердцами из глины. Если хочешь сохранить хотя бы часть того, что имеешь, признай мою власть и отправь ко мне заложника»… стой, нет, не так… «…заложников из семей ваших старейшин. Иных условий от меня не жди. Если ты воспротивишься, пищей и домом твоего племени станет пепел. Приходи с повинной или жди, когда я приду к тебе. Торм, князь Марранов». Все, хватит.        — Как славно сказано! — льстиво воскликнул один из старейшин.        — Речь покорителя земель! — поддакнули остальные.        — Кто доставит письмо? — хмуро спросил Клем, закрывая чернильницу.        — Кто же еще? — хмыкнул Торм. — Ты и доставишь. Пойдешь вместе с войском, для весомости. Можешь делать, что хочешь, если их вождь откажется сдаться. Вернешься с победой — награжу.        — Ты дашь ему войско? — неприятно изумленная Юма повернулась к мужу. — У тебя что, помощников не хватает? Да кто он такой, чтобы завоевывать племена?!        — Тихо, жена! — отмахнулся вождь. — Я уже изрек свою волю и не собираюсь ничего менять. Лучше займись золотом. Можешь идти, травник. Я еще пришлю за тобой позже.        Клем молча начал собирать письменные принадлежности. Никто из свиты Торма и не подумал ему помочь.        Слова, думал князь, рассматривая исчерченную неровными строчками бумагу. Всего лишь слова. Они могут повелевать умами дураков, но вожди и мудрецы следят не за ними, а за делами. Вряд ли вожак Зеленого племени глупее Торма. Он не покорится словам, пусть сколь угодно грозным. Потому князь и посылал войско вместе с вестником. Посмотрим, что из этого выйдет…        Хотя чего гадать? Ни на секунду Торм не верил, что воины, которых он выберет для похода на Изумрудный Город, сумеют его захватить. Эта земля не ждала нападения, в других местах так уже не будет. Нет, истинная цель похода была совершенно иной. Не всех смутьянов истребили пожары, затеянные во время вторжения, не всем до сих пор была по душе война. Недовольных как будто стало даже больше, чем прежде. Так пускай же гибнут под стрелами! Торму не нужны такие подданные.        Хотя, конечно, парнишка смышленый, подумал он, глядя в спину медленно выходящему из зала Клему. Сообразительный и толковый. Зря ли Джюс выбрал именно его в подручные? Возможно, Торму тоже стоит приблизить его к себе вместо одного из прежних олухов: умных людей надо возвеличивать, чтобы помогали править глупцами. Если, конечно, его ума достанет на то, чтобы вернуться живым и с победой.        Но настоящее завоевание начнется позднее. Когда он раскроет тайну железа, когда вольный дух Мигунов будет окончательно сломлен, когда он погонит их, как стадо, впереди закованных в металл Марранов, сметая все на пути двух племен… не найдется силы, способной остановить этот поход.        И после уже никто не осмелится роптать на него.        Князь погрузился в сладкие размышления, топя в них снова лезущую ему на ум тревожную мысль — о том, что уже давно нет известий от Стерка и его войска, посланного на Розовую Страну…