"Огненный Бог Марранов" Power Tale

       Выйдя из дворца, новоявленный не то парламентер, не то полководец направился не к своему стойбищу, — беспорядочной куче шалашей на одной из городских площадей, — а свернул в боковой проулок и затерялся среди домов. Клем успел неплохо изучить этот район столицы: еще дома, в горах, он заметил, что раны чаще гноятся у тех, кто отлеживается в шалаше, чем у нагружающих себя трудом, поэтому бродил по окрестностям настолько часто, насколько позволял покалеченный бок.        Солнце медленно уползало за кромку неба. Когда оно почти совсем скрылось, возле небольшого, отдельно стоящего лагеря у западной окраины вынырнула из улиц сухощавая фигура. Обменявшись с часовым несколькими словами, травник прошел внутрь. Выйдя через некоторое время наружу, он был хмур. Сторожа проводили его недоуменными взглядами. Скрывшись из виду, Клем снова принялся кружить по городу — не то сбивая со следа возможных соглядатаев, не то просто пытаясь вытряхнуть из головы тяжелые булыжники мыслей.        Как проникнуть в мысли Торма? Он хитер. В ночь низложения Огненного Бога Клем сполна в этом убедился… Интересно, а почему только тогда? Раньше он никогда не размышлял о том, умен князь или глуп, хитер или простодушен. Князь просто был, как были старейшины, птицы и камни в горах. Если он стоял над прочими Марранами — само собой разумелось, что он лучше других, сильнее, храбрее и умнее. Ну и хитрее, разумеется. Иначе отчего бы ему быть князем?        Прежде Клем не задумывался об этом — это просто было в нем, как умение прыгать и карабкаться по скалам. Откуда же вдруг взялись эти непривычные мысли, этот совершенно иной способ их думать? Что случилось?        Урфин Джюс случился, подумал он, подходя к своей стоянке. Все изменилось с приходом Огненного Бога… а что изменилось-то? Понимание — вот чего больше не стало. Именно на его уроках и проповедях знахарь осознал, что думать и понимать может быть тяжело, что этому тоже нужно специально учиться, как добыванию огня и плавлению меди. Или даже не так — учиться ему пришлось именно что НЕ понимать! Тот, кто все понимает, не нуждается в новизне, не способен принимать ее и задавать вопросы. Как же хитро все устроено на этом свете — чтобы стать умнее, надо сперва признать себя дураком? Интересно, почему оно так?       …Ну вот, опять вопросы. Да, уж к чему, а к непониманию Клем оказался куда как способен. Едва ли не больше, чем к дыханию…        — Что слышно, Клем? — подал голос сидевший у костра толстый белобрысый Марран с тупым, широким лицом. Подтащив к огню лохань с водой, он полоскал в ней ноги.        — Скоро в поход, Дрюк, — коротко ответил травник.        — В какой поход? — всполошился Дрюк. Сидевшие вокруг воины начали оборачиваться. — Куда?        — Куда велено, — огрызнулся Клем. — Не нуди, скоро узнаешь.        Князь не приказывал держать дело в секрете, — Торму это просто не пришло в голову, — но Дрюка знахарь не любил. Его вообще мало кто любил за странные и неприятные привычки, а также за обыкновение постоянно барабанить пальцами по всему подряд.        — Нет, погоди, — попытался протестовать толстяк.        — Сказано тебе не нуди, лапоть дырявый, — ладонь, походившая шириной и жесткостью на доску, слегка хлопнула Дрюка по макушке, заставив сразу притихнуть. Охотник Харт, товарищ Клема и, как и он, бывший ученик Урфина Джюса, подтянул к костру один из узких горбылей, заменявших Марранам табуретки. — А ты садись давай. Ложку не потерял?        Поблагодарив, Клем с наслаждением уселся на горбыль. Ноги, натруженные долгой ходьбой, гудели, в раненом боку саднило и пекло. Вокруг постепенно собирались остальные Прыгуны: весть уже пошла бродить по стойбищу и остаться в неведении никто не желал.        — Жуй, — Харт сунул ему в руки котелок с похлебкой из капусты. — Да рассказывай толком. Что за поход? Куда? Кто пойдет?        Травник молча протянул ему письмо. Осторожно взяв желтоватый листок за самый край, охотник вгляделся в написанное рукой Клема, затем начал читать — медленно и громко, чтобы слышно было всем. Как и прочие, кто посещал когда-то Дом Бога, Харт был грамотен, хотя и уступал в этой науке своему приятелю-знахарю. Бойцы сгрудились вокруг бывших «уст Джюса», наступая друг другу на ноги в попытках ничего не упустить.        — Вот оно что, — прошептал кто-то.        — Торм тебе это велел доставить? — Харт вернул Клему письмо.        — Не мне одному, — Клем спрятал бумагу. — В Зеленую Страну будет послано войско.        — Для сохранности, что ли? — недоверчиво спросил один из бойцов.        — Вряд ли. Зачем одному гонцу столько охраны?        — Значит, опять война? А зачем тогда письмо?        — Князь знает, черт подозревает, — устало пожал плечами травник.        — И кого пошлют?        — А мне почем знать? Он не сказал. Вероятно, сам выберет завтра.        Харт внимательно посмотрел на него, затем перевел на выделявшиеся черным на фоне ночного неба шпили Фиолетового дворца.        — Хорошо, — коротко кивнул он затем.        — Хорошо? — угрюмо переспросил Клем. И вдруг его прорвало: пихнув кому-то в руки котелок и пинком отбросив горбыль, он вскочил на ноги. — Хорошо?! Да что тут может быть хорошего? Они-то нам что сделали? Чему ты радуешься? Новой драке?!        — Нет, — так же кратко ответил Харт.        — Тогда чему ты радуешься? Чему радуетесь все вы?! — Клем огляделся, с трудом подавив желание прижать ладонью потревоженный бок. — Во имя Пламени Согревающего, дивлюсь я вам, Марраны! Князь уже сорвал вас с места, послал на войну — зачем? Теперь он сидит во дворце, старейшины чуть ли не жрут золото на завтрак — а вы, вы-то что получили? Новые раны и смерть?        — Цыц, сопляк! — недовольно раздался чей-то голос из задних рядов.        — Сам цыц, — низко прогудели в ответ. — Парень дело говорит.        — Я получил месть, — произнес Харт, в упор глядя на Клема.        — Месть?! — травник задохнулся от ярости. — Месть за что? За это? — он ткнул пальцем в костер. — Или, может, за это? — его палец метнулся к поясному ножу охотника, украшенному замысловатой насечкой. — Марраны, неужели у вас памяти меньше, чем у овец? Вы забыли вкус соленого мяса? Забыли темные, холодные ночи? Огонь, кирпич, бронза — все это подарил нам чужеземец. Долгие годы мы упрашивали огонь возвратиться, князья приносили ему жертвы — и что? А человек из чужого племени просто взял и вернул его нам! И чем мы ему отплатили? Пленом? Разорением его Страны? За что ты хочешь мстить, Харт? Ты уже забыл его милости?        По толпе побежал ропот. Но Харт остался невозмутимым, не дрогнул и его голос.        — Вот за что, — с этими словами он снял топор с пояса и вытянул его перед собой. Бойцы вокруг невольно отпрянули, многие при этом заняли боевую стойку. Клем не двинулся с места, сжимая кулаки и с вызовом глядя на друга.        Цепко держа его взгляд, Харт отвел руку к костру. В бликах пламени на узком лезвии стали видны пятна застарелой ржавчины.        — Я помню все, в том-то и дело, — по-прежнему тихо продолжал охотник. — Этот топор мой прадед выменял у торговца из долины. Он отдал за него десять желтых камней, сообща равных ему по весу. Мы много лет хранили топор, как великую драгоценность, мы гордились тем, что наши шалаши прочны, а охота — успешна. Пять семей завидовали нашему благополучию.        Вокруг стояла кромешная тишина. К человеку с топором всегда прислушиваются очень внимательно.        — Здесь я узнал, что камни, которые мы отдавали торговцам, и есть золото, — в горле у Харта захрипело. — За то, что мы отдавали в обмен на бросовое железо, в действительности можно купить огромный дом или целое стадо коров. Огонь и Джюс здесь ни при чем. Много лет купцы обманывали нас, наживались на нашем невежестве, держали нас за дикарей. Сначала я был против этой войны, но теперь ясно вижу — Торм прав. Равнинники должны получить по заслугам.        Клем немного помолчал, обдумывая ответ.        — Значит, ты узнаешь торговца с первого взгляда?        Харт промолчал. Знахарь хитро прищурился:        — Скажи-ка, много ли было торговцев среди тех, кого мы убивали при нападении? Может, они все были торговцами?        — Нет, — мотнул головой охотник.        — Ну и что ты мне тогда уши крошишь?! — вдруг снова взорвался травник. — Сколько невинных людей ты готов положить ради своих обид? А Зеленое Племя? Оно тоже тебя обманывало?! Ты что, пил болотную воду? Да какое Торму дело до твоих обид? Ему нужны только новые рабы, а на тебя он плевать хотел!        — А ну замолкни, щенок! — снова оборвал его тот же голос из задних рядов. — Кем себя возомнил, заморыш, что на князя гавкаешь?        — У себя в шалаше иди командуй! — опять отозвался бас, уже изрядно обозленный.        — Умные все больно стали!        — Ты будто умней…        — Заткните его, пока старейшины не слышат…        — А ты не затыкай, да?        — Драл я твоих старейшин!        — Да погоди, ты не слышал…        — Наплодил Джюс нахалов, уже и князь им не хорош!        — Тебе зубы выбить за Джюса?        — Я тебя плевком перешибу!        — А я тебя кулаком…        Вокруг заварился мрачный, встревоженный гул. Многие из горцев толком не слышали перепалку, а некоторые уже и не слушали, заводя собственные споры и ругаясь. Кое-где уже раздались звуки оплеух. Но на маленький пятачок у костра, где стояли друг против друга двое друзей, освещаемые блеском постепенно угасающего костра, выскакивать почему-то никто не осмеливался.        Харт медленно огляделся.        — Ты этого хотел? — спросил он. — Подорвать наше единство?        — Овечий помет цена такому единству, — отрезал Клем. — Урфин учил нас думать головой. Тебя гонят на бойню, а ты и радуешься. А завтра погонят меня!        Резко развернувшись, он захромал к своему шалашу. Окруженный спорящими Марранами, не заметившими ухода Клема, охотник долго смотрел ему влед. Затем, скрестив ноги, уселся у костра и мрачно уставился в потухающий огонь.