"Огненный Бог Марранов" Power Tale

       — Изменили?! — рык князя Торма едва не приподнял над колоннами крышу Фиолетового дворца. — Что ты несешь, червяк? Ты что, обожрался пьяных ягод?        — Никак нет, светлый князь, — испуганно заскулил коротконогий толстяк, распростершийся на животе перед троном. — Какие там ягоды! Разве я посмею! Все своими глазами видел, ушами слышал, все тебе рассказываю, как оно было. Да здесь и ягод-то не найти…        — Замолкни! — оборвал его Торм. Крепкие пальцы князя так сжались на подлокотниках тесного трона, что драгоценный металл смялся, как фольга. — Какое мне дело до твоих ягод? Говори толком, что произошло! Что с войском? Это травник их подбил?        — Травник, травник, — часто закивал Дрюк. Он уже сам был не рад, что сбежал от побратавшихся с Зеленым Племенем собратьев. Крутой нрав Торма знал весь Кряж. Как прикажет всыпать палок вместо ожидаемой награды… Но идти на попятный уже было поздно. Оставалось только выкладывать все без утайки и надеяться, что на бунтовщиков князь разозлится сильнее, чем на дурного вестника.        — Что он делал? Чем он их убедил? Говори, лапоть драный!        — Говорил он, — прохныкал Дрюк. — И тут, в городе, и в походе. Всякое говорил… Про тебя, светлый князь, про самозванца… про штуки с огнем и медью, которые тот делать учил… А как подошли к вражьему стойбищу, так ровно взбесился! Как начал орать, как начал руками размахивать! Копье под ноги бросил… С Зелеными мириться пошел…        — Мириться?! — раненым зверем взревел князь. Стекла в окнах задрожали. — И они его послушали?!        — Дыа-а-а-а!.. — взвизгнул доносчик и вновь упал ничком, дрожа от ужаса.        Окружавшие князя приспешники бросали друг на друга растерянные, недоумевающие взгляды. Прожигая глазами мокрую от пота, мелко трясущуюся спину Дрюка, князь изо всех сил пытался думать не только о том, как славно было бы сейчас пройтись по ней дубинкой. Бешенство мешалось в нем с изумлением. То, о чем рассказывал беглый уродец, просто не могло, не имело права быть. Желающие захватить княжескую власть находились всегда, иногда они даже бросали вызов потомкам Грона. Но чтобы тысячи людей одновременно изменили своему вождю? Просто взяли и отказались признавать его власть? Как такое возможно? Какой он князь после этого?        На кол мерзавцев! На костер! В волчьи ямы, чтоб другим неповадно было!!!        Но не сейчас, о нет, только не сейчас. Сейчас надо держать голову в холоде, надо понять, как так получилось. Хотя что тут понимать, и так все ясно. Сам виноват, сам себя перехитрил. Отправить всех смутьянов на смерть одной толпой — как эта дурная мысль вообще взбрела ему в голову? Как можно было не осознавать, что вместе им будет легче сговориться? Осел, бестолочь! О, почему он еще в горах не свернул шею этому замухрышке-знахарю? Почему не отправил с войском хотя бы часть верных людей, хотя бы нескольких старейшин? Не сумели бы удержать, так хоть заставили бы передраться… Сперва сбежал самозванец, а теперь что? Что теперь делать-то?! Как — не то что придумать выход, как хотя бы успокоиться?!        Справиться с яростью не получалось. Глаза Торма налились кровью. Лизоблюды притихли. В красном тумане впереди что-то ворохнулось — Дрюк выбрал именно этот момент, чтобы попытаться осторожно отползти к дверям. Помраченный злостью разум пронзила черная искра. Не раздумывая, князь схватил белый эмалированный тазик, в котором ополаскивал пальцы после обеда, и с размаху швырнул вперед. Что-то глухо хрупнуло, раздался странный звук. С неприятным звоном окровавленное корытце покатилось по полу.        Сквозь тронный зал промчался испуганный ропот. Обхватив руками разбитую голову, Дрюк лежал посреди зала лицом вниз. Тело несколько раз дернулось и вытянулось, замерев. Торм смотрел на него с тронного возвышения, тяжело дыша и судорожно стискивая кулаки.        — Все вон!!! — заревел он затем.        Через несколько секунд зал опустел, вынесли и мертвого доносчика. Тяжело ступая, Торм подошел к трону, сел на него и опустил подбородок на кулаки. Настала тишина.        — О-хо-хо-хо-хо! — глухо донеслось затем откуда-то с потолка. — Что, князь, запутался?        Торм поднял голову. На краю одного из высоких узких окон зала, на фоне заходящего солнца, виднелся знакомый птичий силуэт.        — Опять ты? — отозвался вождь после недолгого молчания.        — Кто же еще? Можешь не отвечать, сам вижу, что запутался. А то ли еще будет!        — Что ты имеешь в виду? — угрюмо спросил Торм.        — Скоро сам увидишь. Ты думаешь, случившееся — это просто какая-то ошибка, недочет в замысле? Да иначе и быть не могло! Почти весь твой замысел состоял из одних ошибок. Если будешь продолжать в том же духе, скоро земля загорится у тебя под ногами!        — Ты позлорадствовать сюда притащился, что ли? — глаза князя вновь опасно покраснели. — Думаешь, я разучился бросать камни?        Филин, однако, не испугался.        — Бросать-то ты не разучился, сам видел, — хмыкнул он. — А толку-то? Может, ты всех мятежников решил забросать тазами, как этого жирного дурня? Армией командовать — это тебе не зайца подстрелить. Ты все делаешь неправильно.        — А ты знаешь, как надо правильно?        — Знаю, — величаво кивнула птица. — Ну что, хочешь ли ты позволить гордыне завести тебя в ловушку еще раз? Или все-таки примешь пару моих советов? Ты ведь знаешь, они окупаются.        Некоторое время князь молчал. Филин в окне торжествующе выпячивал грудь и охорашивал перья.        — Иди сюда, — наконец буркнул Торм. С довольным смехом Гуамоколатокинт раскрыл крылья и спланировал вниз, на изуродованный подлокотник трона. Оглядевшись по сторонам, птица и человек склонились друг к другу и о чем-то зашептались.        Через пару дней один из старейшин, вызванный Тормом перед этим во дворец по какому-то делу, объявил своим людям:        — Светлый князь недоволен нами. С завтрашнего дня все будет по-новому. Больше никаких прогулок в соседние лагеря! И проверьте свое оружие как следует. Утром я скажу, что нам велено делать дальше.        Горцы удивились, но не стали возражать, ведь с вождями не спорят.        На следующее утро их растолкали спозаранку и без завтрака заставили отжиматься. Тех, кто попытался спорить, старейшина отправил копать широкую и глубокую яму в чьем-то саду. После утренней трапезы (гораздо более легкой, чем обычно) Марранам было приказано приседать — сколько именно раз, вожак не уточнил. В результате число землекопов увеличилось еще, а потом еще раз, когда после приседаний утомленные воины услышали, что теперь им придется бегать.        — По-твоему, это сделает их хорошими бойцами? — недоверчиво спросил Торм, следя с балкона дворца за площадью, вокруг которой, сердито бранясь, бегали недовольные Марраны. — Бегать они и без того умеют. И в чем смысл этой ямы?        — Смысл ямы в самой яме, — хитро прищурившись, ответил Гуамоколатокинт, сидя рядом с ним на перилах. — Они просто будут рыть ее день за днем, с утра до ночи, все глубже и глубже, пока наконец выкинуть наружу горсть земли не станет непосильным испытанием. Тогда они сами захотят вернуться к тем, кто уже сейчас готов повиноваться.        — А если они снова откажутся?        — Тогда ты просто вернешь их в яму! — довольно хохотнул филин. — И начнешь все сначала.        Торм задумчиво покивал головой. Идея была странная, но определенно имела смысл. Весь его опыт вождя говорил в ее пользу.        — А вся эта беготня? К чему она?        — А вот как раз к тому, чтобы у них не было желания отказываться, — Гуамоколатокинт назидательно постучал когтями по перилам. — Война, князь, это не драка, где каждый сам себе голова. И даже не охота. На войне каждый боец должен повиноваться тебе сразу и беспрекословно, словно твой собственный палец. Это должно войти в его кровь и кости, в каждую жилочку, иначе среди них и дальше будут появляться смутьяны. У твоих бойцов слишком много времени, чтобы думать, вот в чем беда. Даже мысли крамольной не должно у них возникать, понимаешь?        — Понимаю, — отозвался князь, как следует обдумав эту мысль. — И тогда мы снова начнем побеждать?        — Нет, этого мало. Твои воины почти ничего не умеют. И не смотри на меня так, я знаю, что они ловки и сильны. Но этого надостаточно. Ты должен обучить их биться в строю, выполнять приемы и маневры, сражаться против конницы, стрелять залпами. Ты когда-нибудь видел воинов на конях? Рано или поздно увидишь, не сомневайся. Такое не забывается.        — Воины? На спинах лошадей? — удивился Торм. — Какой в этом смысл?        — Огромный, и ты в этом сам убедишься. А кормить войско ты чем собирался? А снаряжение? Каменные наконечники и бронзовые топоры хороши против простого люда, а не против армии. А на тебя рано или поздно соберут армию, будь уверен! Твоим Марранам срочно нужно лучшее оружие. Срочно!        — Железное, да, — согласился вождь. — Скоро оно у меня будет.        — Я знал, что ты не дурак, — одобрительно щелкнул клювом Гуамоколатокинт. — А остальное приложится. Ничего, князь, со всем справимся! Я еще сделаю из тебя завоевателя мира — в пример отдельным слюнтяям…        С площади внизу до них доносились отрывистые приказы старейшины и слитное тяжелое дыхание будущих солдат.        Поздним вечером служанки-Мигуньи, усталые и голодные, расходились из дворца. Боязливо озираясь, они спешили по темным улицам некогда принадлежавшего им города. Когда поблизости мелькали сполохи факелов или слышался марранский выговор, девушки испуганно прижимались к стенам домов или ускользали в переулки. Их женихам, загнанным захватчиками в шахты и мастерские, оставалось лишь скрежетать зубами и бессильно надеяться, что сегодня ничего плохого не произойдет.        По крайней мере — ничего хуже обычного…        Кухарку Фрегозу от большей части ночных опасностей ограждал солидный возраст, поэтому она не кралась по темным углам, а открыто шествовала по середине улицы. Ее темно-фиолетовое платье даже в эти дни было опрятным и чистым, а чепец — накрахмаленным до твердости. От попадавшихся навстречу горцев Фрегоза презрительно отворачивалась. На локте у нее висела тяжелая крытая корзина.        — Эй, ты! — окликнули ее сзади в двух кварталах от дома.        Пожилая Мигунья обернулась. К ней приближался небольшой отряд Марранов. Молодой предводитель нес в петле на поясе короткий топор с узким, попятнанным ржавчиной лезвием.        — Чего вам? — неприветливо отозвалась Фрегоза.        — Куда ты идешь? — коротко спросил вожак.        — Домой, куда же еще?        — А там у тебя что? — он указал на корзину.        — А твое какое дело? Твоего там ничего, и довольно с тебя. Ступай, не мешай.        — Показывай.        — С какой это стати? — подбоченилась кухарка.        — Приказ князя. Показывай.        — Чего еще выдумал? Я для вашего князя, чтоб ему костью рыбьей подавиться, каждый день стряпаю. И ничего такого не слышала, чтоб людей обыскивать!        — Как про князя говоришь, холопка! — злобно рыкнул один из горцев. Марраны окружили худенькую женщину, бесстрашно глядевшую на них.        — Тихо, Канг! — вскинул руку предводитель.        — А я чего тихо-то? Ты же сам слышал, Харт…        — Тихо, я сказал! И вы все тоже! — прикрикнул он на воинов. — Послушай меня, женщина, мне все это нравится не больше, чем тебе, но это приказ. Он вышел только сегодня. Я не хочу неприятностей ни тебе, ни себе. Просто покажи мне, что у тебя в корзине.        Он говорил спокойно и твердо, но ладонь его касалась рукоятки топорика. Фрегоза недоверчиво прищурилась.        — Дай слово, что лапами туда не полезешь.        — Даю, если там нет ничего подозрительного, — ответил Харт.        — А они?        — И они не полезут. На том же условии.        Канг что-то проворчал, но не стал спорить. Секунду или две Фрегоза колебалась, затем решительно распустила веревку и сдернула с корзины ситцевое покрывало.        — Что это? — Харт внимательно осмотрел несколько круглых стеклянных банок. Внутри медленно колыхалась какая-то тягучая оранжевая масса.        — Конь в пальто это, — огрызнулась кухарка. — Патоки никогда не видел? Внукам на ужин несу. Доволен?        Молодой охотник, нахмурив лоб, принюхался к банкам. Затем пожал плечами.        — Ладно, можешь идти.        — Пускай попробует сперва! — вдруг снова влез Канг. — Может, там отрава какая!        Оскорбленно фыркнув, Мигунья сунула палец в одну из банок, облизала его и, уперев руки в бока, в упор уставилась на придиру.        — Доволен? — процедила она. Воин снова мрачно буркнул что-то неразборчивое.        Шлепая босыми пятками по булыжной мостовой, Марраны удалились. Некоторое время Фрегоза неприязненно смотрела им вслед, затем двинулась в противоположную сторону. Миновав несколько домов, она свернула с улицы в узкий проход между домами и скрылась за углом. Спустя некоторое время оттуда послышался тихий свист. Тотчас же с ближайшей крыши вниз скользнула быстрая крылатая точка.        — Мчись как ветер, — понизив голос до предела, вздрагивая и озираясь, говорила кухарка внимательно слушавшему ее молодому соловью. — Скажи Лестару и нашему правителю, что у нас почти все готово. Пусть они не медлят: враги что-то подозревают. Недавно князь рвал и метал, из-за чего — не знаю. На улицах появились дозоры, нас начали обыскивать. Торопись! Мы будем ждать сигнала…        — Понял, — пискнул маленький гонец и, сорвавшись с места, пулей умчался в темное небо.        Пару минут Фрегоза напряженно вслушивалась в шум вечерней столицы, затем привела одежду в порядок и наконец перевела дух. Выйдя на улицу, она влилась в усталую, молчаливую толпу. Жители захваченного города возвращались по домам, держа руки в карманах, пряча от захватчиков глаза и время от времени многозначительно переглядываясь.