Я теперь игрок

      Проснувшись следующим утром, я понял, что встал ровно к завтраку. За столом не было разборов вчерашнего моего прибытия тепленьким и уставшим. Мать вела себя совершенно обычно. Даже сестра делала вид, что ничего вчера не произошло. Хотя может и не делала вид, а просто не помнила, возможно, чары статута секретности скорректировали им не только восприятие, но и воспоминания. Министерство точно не стало бы стирать память родным о пьяненьком сыне, дело-то житейское. Даже предполагать такое нелепо. Значит, статут в действии.       Пока вел в школу Анну, думал о том, что я был не прав. Проблема не в том, что будет, когда они узнают, что я маг, хотя теперь понятно, что они не узнают никогда. Проблема в том, что мне с этим делать, как жить, зная, что мои женщины так беззащитны, знать, что они никогда не узнают этот мир по-настоящему. Это сильно угнетало. Даже сестра заметила мое настроение. Мне нечего ей было сказать: я грущу, потому что я грущу. Потому что вчера я перестал быть частью их мира и сегодня это полностью осознал. Объяснить такое было невозможно.       Когда шел в лавку трудиться, ко мне прямо на улице подлетела и села на плечо сова. К лапе ее было привязано письмо для меня. Адресовано оно было Альтиеро Лебарон Спинелли, запечатано было штампом со стилизованной буквой "М". Ну вот, как я и говорил, этот "Лебарон" пошел в массы. Письмо я читать не стал, даже подавил скользнувшее желание выкинуть. После работы в лавке я поднялся наверх, ополоснулся, сделал бутерброд и только потом, после того как кружка наполовину опустела, открыл письмо. * * *       Мр. Спинелли, сегодня в 12:20 в конгресс зале Департамента Магических Инцидентов и Катастроф состоится слушение вашего дисциплинарного проступка. Ваш защитник назначенный Кесвикской школой законников П.Флэк. Явка обязательна. * * *       Причем тут отдел катастроф, я не знал. Может быть, я вчера что-то наделал такого, что поезда сошли с рельсов или самолет грохнулся. Надеюсь, что нет. До назначенного времени остался почти час, так что есть время немного поволноваться. Одевшись в серый твидовый костюм, купленный к школе, я обнаружил, что он стал несколько малым. Поэтому смотрелся он на мне шикарно, хотя и было очень неудобно. Волосы немного зализал родительским кремом для рук. На шею вместо детского галстука повязал мамин шелковый платок, под рубаху конечно. Надеюсь, меня никто не увидит, пока добегу до Котла. Но даже если и увидят, лучше небольшой позор, зато произвести хорошее впечатление на комиссию по моему делу.       В Котле никто не смеялся, Том был очень вежливым, может, понимал, что сейчас не время для шуток. Еще двое завсегдатаев: старая ведьма и страшный старик, имен я их не знал никогда. Довели до большого очага и пожелали удачи, по-моему, первый раз встав со своих насиженных мест. Полет по каменной сети был не сложным: ведьма кинула порох и, наставив палочку, сказала "Министерство Магии". Потом я сделал шаг внутрь очага, картинка поменялась, шаг наружу, никаких падений как в фильме.       Министерство было очень похоже на то, что я видел в фильме, но до огромного атриума с скульптурами я не дошел, меня перехватил какой-то парень лет восемнадцати, не больше. Представился он как Пэриш Флэк, мой законник. Сказал, что осталось полчаса, и еще чуть-чуть — его не допустили бы к слушанию. Мне передалось его волнение, и я тоже начал мандражировать, все-таки сейчас будет решатся все мое будущее.       Зал суда представлял собой подобие амфитеатра. Девять человек судий, все в черных мантиях, сидели на трибуне. В руках они держали что-то вроде блокнотов и настоящие перья, которыми они постоянно что-то записывали. Меня отправили тоже на трибуну, Флэк остался посередине зала. В начале один из судей начал читать список моих злодеяний. Выращивание волшебных растений в маггловских общественных садах в количестве двенадцати штук, что привело к локальному нарушению Статута Секретности в двух местах. Неужели я два парка посетил? Говорил он долго, рассказывая про процедуру локального сокрытия, две бригады авроров, трудности транспортировки огромных деревьев для последующего высаживания. Оказывается, пока я отдыхал, народ во всю трудился, весь день и вечер.       Ситуация оказалась вовсе не шуточная. Проблем я доставил весьма немало. И главное, то ли от стресса, который я сейчас испытывал, то ли от того, что вчерашняя эйфория прошла полностью, я начал вспоминать некоторые вещи со вчерашнего дня.       Потом слово дали моему законнику. Флэк говорил долго и нес такую околесицу, что меня подмывало вскинуться и запросить другого адвоката. Он был нелогичен и непоследователен, его примеры и прецеденты не несли параллели с моим делом. Он приводил такие доводы, что я задумывался в его адекватности. Одним из его более-менее нормальных доводов был: магглы не любили старые деревья, потому что не поливали из шлангов. В общем, такая ахинея длилась почти час или больше. Когда он закончил, его попросили удалиться, я сидел как мышь тихо и незаметно. Пока мэтры совещались и даже спорили, прошло еще около получаса. Когда моего законника пригласили, видимо, главный начал зачитывать приговор. Он рассказывал, какие доводы приняты комиссией, а какие нет. Потом долго рассказывал, какие баллы выставил каждый член комиссии, и в конце общий итог — Превосходно.       Когда Пэрис махнул рукой, показывая, что можно быть свободным, я еще сомневался, что только что увидел. Но он полностью подтвердил мои подозрения, это был всего лишь экзамен школы законников. Ни больше. Я спросил, причем тут я, он сказал, что так солиднее. Оказалось, еще вчера министр магии Миллисент Бэгнолд решила, что парень не виноват, чем и решила мою судьбу. А то, что авроры трудились и был локально нарушен статут, то это никого не волнует, у министерства есть штат людей, которым за это деньги платят. Ничего особого не произошло, это даже в Ежедневный Пророк только на вторую страницу попало, на большее не тянуло.       Пэрис довел меня до каминов, по ходу рассказав про школу в Кесвике, в которой учатся будущие министерские служащие. Поступают туда после экзаменов СОВы, на шестой и седьмой курс, оказывается, не все остаются. Сам Пэрис признался, что его не взяли на шестой курс, потому что он завалил трансфигурацию и заклинания, чары тоже сдал слабо. СОВы ему зачли по восьми другим предметам, на остальное у него не было магических сил. Но это дело обычное. Например, на такую дискотеку, что я устроил вчера, в магическом мире вообще мало кто способен. Так что он признался, что был удивлен, когда читал материалы для экзамена, и то, что фигурант — ребенок. Я подумал, что в материалах не было еще кучи моих похождений, на которые, к счастью, чары оповещения не сработали.       В Котле все так же, почти никого не было, завсегдатаи и бармен меня поздравили и похлопали по плечам. Сказали, что мне сильно повезло и что бывало, за меньшее дементорам скармливали. Посоветовали больше не пить ту гадость, что на меня так повлияла, потому что в следующий раз может не повезти. Я покивал и со всем согласился.       Пока шел домой, вспоминал в мелочах вчерашний день. Как летал, как птица, помню, действительно было весело уворачиваться от медленных лучиков авроров. Как выращивал деревья в разных местах, помню тоже. Как посылал волны позитива хмурым прохожим и менял их одежду на веселую. Как улучшил хмурое многоэтажное здание, нарисовав на нем апельсин. Как разукрашивал автомобили под хохлому, а один очень некрасивый кабриолет ЛеБарон сделал зеркальным, даже внутри. Как помогал выдергивать деревья, чтобы корни не повредить, а потом помогал их уменьшать и грузить на трех гиппогрифов. Как рассказывал младшему министру Фаджу про то, что папенька будет мной гордиться, и многозначительно тыкал в небо пальцем. Представлял себя при этом героем из "Здравствуйте, я ваша тетя". И как назвал отца тоже помню, не смог назвать настоящее имя, в голову пришел шильдик ЛеБарон. Как меня оттаскивали от свежепривезенных деревьев, тоже вспомнил. И не грохнули меня вчера только потому, что я действительно поднимал людям настроение, даже магам. Потом были еще люди, одна дама сказала, что Пальмэ Лафкин призналась ей, что дала мне флакон магического восстанавливающего - меда Ретала.       Как же стыдно сейчас все это вспоминать. Засветился перед всем магическим миром, а ведь собирался не выделяться. Теперь придется затаиться, жаль, совы нет, можно было бы отправлять деньги в обмен на книги Тафту. Да и денег фунтов сто пятьдесят осталось примерно. Что делать — непонятно, в голове раздрай.       Дома было тихо, как всегда в это время. Я сидел перед книгами и думал, почему я сказал, что отец был магом? Вчера я был явно неадекватен, но не до такой степени, чтобы не понять, что грязнокровке подобное не сойдет с рук. Стоит ли опасаться, что обман раскроют? Вряд ли. Узнать правду можно только от меня, слова магглов не имеют никакого веса, они ничего не видят. Даже в Италии не узнать, очень уж там все закрыто и кастово. Ну а то, что артефакты пишут имя, которое я сказал, то тут все просто. Маг управляет этим миром, его слово отпечатывается в этом мире как абсолют. Маги практически боги этого мира, они даже тысячелетнюю историю могут поменять одним словом. К примеру, как создаются новые формулы заклинаний: маг просто придумывает то, что должно произойти, обосновывает это для себя, своей магией воплощает, а в конце дает своему творению имя, какое-нибудь слово на латыни, допустим. И вот уже другие, слабо представляя, что должно произойти, произносят это название, и творение давно забытого мага воплощается. Будто бы файл с программой открывается. Все очень просто.       Я замер: что-то было не так в доме. Прислушавшись к себе, я ощутил странное чувство, как запах, который раздражает. Откуда он, я не понимал, но только сейчас осознал, что это что-то необычное. Огляделся и постарался не дышать, запах был не запахом вовсе, это был раздражитель другого органа чувств. Спустившись вниз, я замер в коридоре, потом переместился в квартиру, на кухню. И там точно понял, что это находится в старом мамином трюмо, за котором в последнее время частенько сиживает Анна. Я выдвинул один единственный ящик, там лежала куча женской косметики, видимо, все, что не поместилось перед зеркалом. Но в глубине ящика лежал какой-то желтый рулон ткани на всю ширину ящика, и теперь я точно знал, что это было оно. На таком малом расстоянии я кожей чувствовал, что это нечто магическое.       Рулон оказался старым свитком на плотной шелковистой ткани. Что это делало в ящике маминого трюмо, я даже не представлял, она не могла видеть магических вещей, скорее всего, она даже не замечала его. Почему же я только сейчас его почувствовал? Может, подкинули только вчера. Я забрал его к себе в комнату, решил там развернуть и посмотреть.       Развязав один узел на тесьме, сковывавший свиток, я начал раскатывать его на полу. Еще не раскатав его до конца, я уже знал, что это такое. На желтой, а местами коричневатой, ткани шевелились как на ветру белые ветви без листьев, но с шипами как у терновника. На ветвях покачивались черепа, тоже белые и разные, иногда расколотые, иногда без нижней челюсти, некоторые с темными дырами проломов. Под черепами были написаны имена, только имена, и все мужские. Я раскатал его до конца, и из середины свитка выкатилась палочка. Вокруг нее и было закатано древо предков. Именно палочку я и чувствовал. Сейчас, когда она была рядом, я чувствовал даже ее желание. В последних ветвях на родословной был единственный портрет, а не череп: мой портрет и снизу мое имя. У предыдущего черепа, подписанного именем моего отца, никаких повреждений видно не было, но цвет был какой то темный, скорее серый, наверное, это что-то значит. Я посчитал количество поколений от меня до первого черепа, это оказалось довольно сложно: ветви переплетались и постоянно шевелились, но я насчитал двенадцать. На первом черепе тоже значилось одно только имя Бо. Никаких гербов или фамилий не было, возможно, это не полная родословная. Я переключил внимание на палочку. Она была обычная: не прямая, не ровная, местами с шишками. Рукоятка значительно толще, ошибиться сложно. Материал очень странный: дерево очень светлое, и почти по всей длине идут белые волны. Очень похоже на эффект мелированых волос, где темные пряди переплетаются со светлыми. Трогать пока ее не хотелось, хотя бы из-за настойчивого ее зова. Было непонятно, что она здесь делала. Отец был магом, как и двенадцать поколений мужчин до него. Если это его палочка, то зачем он ее оставил? Если кто-то забрал с трупа и подкинул, тогда кто это мог быть? Вопросов было так много, что я позабыл все свои прежние перипетии.       Немного подумав, я скатал свиток и завязал тесьмой. Было очень боязно оставлять такую вещь в доме, но логика говорила, что он десять лет лежал без проблем, поэтому может полежать еще немного. Положил я его на самодельную полку рядом с книгами, вроде место надежное. Загадочную волшебную палочку руками брать не хотелось, и я закатал ее в свой шарф, оделся и пошел в сторону Дырявого Котла. На половине пути спохватился и вернулся за всеми деньгами: бесплатно никто не работает.       В пабе удивились моему приходу, несколько человек радостно помахали руками. Отговорился важностью дела, попросил открыть проход, Том отправил племянника с палочкой. Забежав в Гринготтс и разменяв сто фунтов, как всегда, мгновенно, я отправился к Олливандеру.       Внутри лавка Олливандера походила на библиотеку: такие же стеллажи и стремянки. Сбоку на второй этаж поднималась неширокая лестница, на втором этаже тоже виднелись полки с коробочками. Я подошел к столу и щелкнул ногтем по небольшому колокольчику. На втором этаже послышались шаги.       — Здравствуйте, Сэр, — поприветствовал я появившегося старика.       — Здравствуйте, мистер Спинелли. Решили приобрести палочку и не ждать до одиннадцати лет? — улыбнулся Олливандер. — Впрочем, я слышал, что вы известный нарушитель правил.       — Я бы подождал еще полгода, — решил я не замечать его подколку, — но у меня возникла небольшая проблема.       — И что за проблема у вас стряслась? — он уже давно смотрел на кокон, который я держал как младенца.       — Палочка предка начала звать, и я пришел спросить у вас, что делать. Может, на ней какое-нибудь проклятье или, может, такие в школу нельзя, а другая палочка уже не подберется.       — Покажите, — прервал он меня деловито.       Я выкатил на стол палочку, и Олливандер спокойно взял ее в руки и поднес к глазам.       — Шестнадцать с половиной дюйма. Необычайно твердая. Дерево Гледичия, но необычная, с прожилками из окаменевшей смолы Пинии. Сердцевина — волос единорога. Очень старая палочка... очень, — он посмотрел на меня.       — Не волшебник выбирает палочку, мистер Спинелли, — он продолжил осмотр, — палочка сама выбирает себе хозяина, и в вашем случае уже все решено. Искать другую палочку будет просто преступлением, это невозможно. Палочкой давно не пользовались, много-много лет, появились трещины.       Он поднял взгляд на меня, потом протянул палочку рукояткой ко мне. Я, чуть помедлив, взял ее. Чувства, которые я после этого испытал, сложно объяснить: это было похоже на эмоции собаки, встречающей хозяина — сложная смесь радости и сожаления, игривости и покорности. Я растерялся, а потом просто принял это существо: как можно отказать кому-то, кто так к тебе относится? Палочка нагрелась и, кажется, немного засветилась. Я улыбнулся и посмотрел на Олливандера.       — Взмахните ей.       Я взмахнул, и от палочки, — как будто она была в пыли, — стали отделяться разноцветные пылинки.       — Очень хорошо. Даже сожалею, что это не моя работа.       — Я бы хотел взять кобуру и воск для полировки.       Нацепив простой кожаный чехол на ремень брюк и надев обычным манером шарф, я пошел к Тафту. Надо было взять еще что-нибудь по чарам, теперь уже с практикой. Очень хотелось начать эту самую практику.