Дополнительная интерлюдия. Артурия и Сэйбер
6 января 2018 г. в 15:21
— Можно тебя на минуту? — раздался строгий голос за спиной, едва кончился разбор нашей стратегии. Меньше всего мне сейчас хотелось говорить с Артурией.
— У нас осталось мало времени, высадка произойдет с минуты на минуту, — попытался отвертеться я, бросив взгляд на Арчера, но лучник лишь, нахмурившись, покачал головой.
— Вы должны поговорить, — вздохнул Страж Противодействия. Ну что же, давай поговорим, Арти. Я кивнул Рулер и вышел в соседнюю каюту. Конечно же Рамзес мог услышать нас везде, но отдельная комната хотя бы создавала иллюзию личного пространства.
— Чего ты желаешь, Красная Сэйбер? — как только дверь закрылась, спросила Артурия, не сводя своих зеленых глаз.
— Мира и спокойствия, которого заслужили те, кто служил мне, — не только для них, но тебе пока рано знать об этом.
— Я чувствую недосказанность, — прищурилась Рулер, все же с анимешной версией у нее много похожего... и одновременно есть нечто иное, неожиданное, но что — я понять не могу.
— Я не доверяю тебе, но и не лгу, — я повернулся в сторону стоящего между нами Арчера. — Я никогда ему не лгу.
— То, что было между вами, было в другой жизни, — в голосе Артурии появилась угроза, и я только теперь осознал — она ревнует. Я даже хотел подколоть лучника, но не сейчас... а потом, потом уже будет не до шуток.
Почему Гил вообще захотел ее спасти? Разве он не испытывал презрение к мечте Артурии спасти свою страну, к ее идеалам? Разве не желал лишь... А чего, собственно, желал Гил? Переспать с ней, сломить? Чушь! Если бы хотел и ждал целых десять лет, не заморачивался бы и сразу дал понять Артурии, кто ее хозяин.
— Ну наконец-то прогресс! — весело фыркнул Гильгамеш. — Ты все больше нравишься мне, Сэйбер. Теперь, когда ты медленно, но верно становишься настоящей Королевой, ты начинаешь видеть картину правильно.
То, что я тебе больше стал нравиться, отнюдь не радует.
Правильно? Королевой? Гил хотел сделать ее Королевой... хотел показать, как должна жить Король? Король Героев, сам его титул подразумевал это! Он был не королем — первым героем, он был королем для героев. Гильгамеш не испытывал ненависти к Артурии, он увидел лишь девчонку с непомерным грузом и решил помочь ей сбросить его, помочь так, как умел, так, как считал необходимым. Эх, Гил! Методы ты выбрал не лучшие. Ты же умный, почему ты...
— Поговорить?.. Сэйбер, где результат твоих разговоров с Широ? Разговоры? Такие, как они, не воспринимают разговоры из-за того, что глупое упрямство заполняет их мозг. Да и не достойны они, чтобы Король тратил свои силы и время на идиотов, — презрительно ответил в моей голове Гильгамеш. — Чтобы правильная информация до них дошла, нужно вбить ее в их толстые пустые черепа, а если они не могут познать великой милости и щедрости Короля, пусть сгинут, ибо глупцам не место подле меня.
Вот это поворот на склоне моих лет! Гил, эгоцентричная мразь и деспот, спасает Артурию. Ну, в своей извращенной манере. В конце концов, он даровал мне два Энки, одно исполнит мое желание, другое — его. Жизнь преподносит сюрпризы, я бы очень хотел надеяться, что я просто школьник, проспавший будильник, и сейчас любящая мать придет, чтобы наорать на меня. Что в школе я учусь слабо, у меня нет подружки и я ботан в очках с самой большой проблемой — лишиться, наконец, девственности. Потому что умирать — хреново, умереть молодым под возрастающей силой Ангра-Манью — еще страшнее. Ублюдок тихо смеется и шепчет, лишь Воля Гильгамеша не позволяет ему завладеть моим телом. Умирающим телом, с червями, пожирающими мои внутренности.
— Действительно, то, что было, не имеет значения, Рулер — наконец кивнул я. — Давай займемся будущим.
— Постой, — подняла ладонь Рулер, ее взгляд немного расфокусировался, а голос дрогнул. — Мордред, как он умер?
— Ты не заслужила знать, — гнев мгновенно поднялся внутри, я буквально чувствовал, как заскрипели металлические перчатки на руке, когда я сжал кулак.
— Я ее отец, — холодно ответила Артурия.
— Ты ей никто, — процедил я. — После того, как плюнула ей в душу, после того, как отвернулась, ты не имеешь право называть себя ее родителем.
— Не тебе судить, Темная Сэйбер, ты ничего не знаешь про нас, не знаешь, как все было на самом деле, — Рулер легко встретила мой яростный взгляд.
— Ты сказала Мордред, что не признаешь его, как сына — этого достаточно, — отрезал я. — Ты сделала худшее, что мог сделать родитель: отказала ей в родительской любви!
— Что знаешь о любви ты? Скольких ты бросила в диких землях, скольких погубили твои решения? Все они верили тебе. Ты начала в собственных землях гражданскую войну, а потом, лишь бы потешить свое эго, выдала свой пол, развязав еще одну бойню, — ткнула в меня пальцем Артурия. — Я любила Мордред не меньше тебя, Темная! И меньше всего на свете я хотела, чтобы она мучилась, как я! Каждый день видеть страдания своего народа, голод, предательство и казни своих граждан, вся эта кровь на моих руках. И я запачкала ею собственное дитя, было слишком поздно, когда я все поняла. Лучшее, что я могла — это исключить ее из Круга, позволить жить без войны, без смертей, — Рулер подошла ко мне и коснулась моей руки. — Вспомни, каково это, держать на руках умирающее тело своего товарища, смотреть в глаза человека, которого ты отправила на смерть, смотреть и видеть, сколько всего хорошего он мог бы сделать...
— Смотреть в глаза их детям, — я невольно вздрогнул, отдернув руку и коснувшись пояса, там должны были висеть деревянные таблички, неосознанно я посмотрел на пустую руку, я не помню их имена, не помню лица. Я помню лишь силуэты и страх, когда я шла по улицам, помню, как глухо стучало дерево и как женщины: матери и жены закрывали передо мной двери. — Они не хотели, — рука задрожала, и я почувствовал боль в груди, — они не хотели увидеть их... имена на табличках. Такую же судьбу, возможно, постигла и мою Мордред, — я моргнул, что еще за «моя Мордред»? Я начал все принимать слишком близко, слишком сливаться с Темной Артурией, или, скорее, растворяться в ней.
— Скажи... Скажи мне, глядя в глаза, что ты бы не хотела поступить иначе, — тихо попросила Рулер. — Я сожалею о том, что случилось, я и только я позволила личным чувствам отбросить роман Ланселота и Гвиневры. Обоих я любила, и оба в конце предали меня, предали все, что я с таким трудом строила... Но моя вина в том, что я позволила их отношениям разрастись, моя вина в том, что я не смогла отлучить близкого друга.
Арчер-ЭМИЯ любит Рулер-Артурию. Не мне судить это решение, пусть и глупое и эгоистичное, даже если оно привело к концу Британии. Ведь то, что собираюсь сделать я, мало чем отличается. Я тоже собираюсь поступить глупо и тоже, возможно, поведу мир к концу...
— Судьба та еще сука, — скривился я. — Ланселот бежал, и тебе пришлось сделать это.
— Да, — Артурия тяжело вдохнула, — мне пришлось оставить груз на Мордред, потому что я не была уверена, что в битве с Ланселотом моя рука не дрогнет, я могла проиграть, могла погибнуть. Я должна была поговорить, объяснить ей, но я не умела подбирать правильных слов, не умела выражать свои чувства. И это тоже моя вина, потому что привело к Камлану.
— Словно одного предательства было мало, Мордред восстала, — я прикрыл глаза. Ну конечно, в аниме это было бы крайне тупо: Арти ни за что ни про что посылает далеко и надолго свежеявленного сына, хотя внешнее сходство очевидно. Разумеется, она знала, что это ее ребенок, но пока сама Мордред этого не знала, Король Рыцарей могла приглядывать за ней. А дальше вообще дичь: Артурия сажает на трон того, кто чуть ли не прямым текстом обещает уничтожить все. Но все проще и одновременно сложнее — обычное недопонимание. Артурия оставила страну Мордред, потому что верила, что в случае ее смерти, наследник сможет стать достойным правителем, но не смогла выразить это словами. — Ты такая дура, — почему-то вся злоба испарилась, осталось лишь щемящее чувство потери.
— Порой просто поговорить со своим ребенком по душам гораздо тяжелее битвы с целой армией, — криво улыбнулась Артурия. — Мордред до последнего оттягивала сражение, хотела удержать временное перемирие, не хотела проливать ненужной крови. Даже ненавидя меня, она старалась быть хорошим правителем, — по лицу Рулер покатилась первая слеза. — Мои рыцари напали первыми...
— Она поняла, — перебил я, слушать Артурию становилось просто невыносимо, все внутри трясло от непередаваемого чувства, а сердце кололо что-то, что-то знакомое и неприятное. — В свои последние секунды она наконец услышала это, что отец любит ее, — рот с трудом раскрывался от того, что челюсти сами по себе сжимались, но я должен был сказать это ей.
— Спасибо, — благодарно сказала Рулер, в то время как Арчер нежно взял ее за руку, чтобы поддержать.
— Я сделал это не для тебя, только для нее, — слишком тяжело, этот разговор слишком сильно отдался внутри, слишком болезненно.
— И за это я искренне благодарю тебя, — покачала головой Артурия.
— Нужно выдвигаться, — отбросив последние сомнения, я сжал кулак сильнее.
Герои страдали ради Человечества, Герои умирали ради Человечества, и даже после смерти Человечество продолжает использовать Героев, заставляя их страдать...
Я вспомнил прекрасного Диармайда, что был сломлен противоречиями своих Гейсов, человеком, что желал исполнить свой долг с честью, хотя бы в посмертии, вспомнил черную кровь из его глаз, когда его новый хозяин предал его...
Я вспомнил Александра, что погиб на мосту, так и не увидев настоящего моря...
Я вспомнил Медею, девушку, что насильно влюбили боги, девушку, что предал любимый, девушку, что всего лишь хотела настоящей и чистой любви...
Ахиллес, что хотел завести семью... Зигфрид, что, как и Широ, стремился помочь каждому, кому мог... Лица Героев, их мечты... их разбитые и растоптанные мечты...
Я помню ублюдка Каспара, все чего он желал, все, о чем умоляли его глаза — это не убивать его мастера...
И я никогда не забуду слезы Мордред... брошенную и одинокую девочку, которую я не смог защитить...
Моя цель, она будет выполнена во что бы мне это ни стало. Пришло время платить по счетам, Человечество. Пришло время платить...