Защитник для бога

Изрядно поседевший Корво сидел на кровати. Он мерно считал про себя, не расставаясь с перочинным ножом и китовьей костью ни на минуту. Голубоватое свечение подчеркивало малейшие морщинки на лице старого убийцы, рассеивалось из тёмного угла, обитого синей тканью, придавая комнате зловещий вид. Аттано снова стряхнул излишки кости в миску, вырезая ещё один круг замысловатого узора. Крошка сыпалась на алюминий, лязгала при каждой выемке. Корво не смотрел в окно, хоть за ним ещё рыжело солнце, а по соседней крыше прохаживался стражник. Мужчина был увлечён делом, и даже расслабившийся на верхнем этаже двухъярусной кровати собеседник не мог отвлечь его от пересчёта собственных жертв. — То, что ты делаешь, бессмысленно, Корво. — Девяносто два, девяносто три… Чужой свесился с матраса и взглянул на искусную работу. Затем, не говоря ничего, вернулся и улёгся снова, продолжив расшатывать ногой железные перила. Он стал слишком ленивым. И весь мир теперь катится в пропасть. — Я знал одну женщину до тебя. Можно сказать, вы с ней чем-то похожи. Уверен, эта история тебе знакома: красивая женщина в окружении роскоши и хитросплетений интриг, желающая большего, чем общество было в состоянии ей дать. Нашедшая ветхий мост к способностям, выходящим за пределы человеческого понимания. И я помог ей в тот день. Годы спустя, будучи объектом и проводником желаний, она сама оставила немалый след в твоём мире — всё, чего я мог ожидать. Однако, к сожалению, её амбиций оказалось недостаточно. В итоге, сколько бы жизней ни было отнято, истинная цель осталась недостижимой. Бог повернул голову в сторону Лорда-Защитника и повторил чуть глубже: — Она хотела заполучить меня, — проговорил медленно, почти по слогам. Желание изучать человеческие судьбы приобрело другой оттенок. — Остановись, Корво. — Не тебе решать, что мне делать. Сам ведь говорил. — Я позволил тебе слишком многое. Сколько уже здесь моих Святилищ? Десять? — Я сделал двадцать пять, и двенадцать из них — да, тут, в порту. Корво бросил взгляд на конструкцию из металла и досок, не доверяя себе. Подумав, он встал, затянул край проволоки туже, после чего наконец с упоением вернулся к своему занятию. Состарившийся Аттано выглядел одержимым своей идеей. Заржавевшим роботом-часовщиком, продолжающим делать механизмы для города-призрака. — Знаешь, мне было интересно, куда же приведёт тебя этот путь. Но теперь результат кажется мне… чужим. И его последствия для меня — тайна. Нестареющий бог улыбнулся. Он делал это слишком часто, чаще, чем никогда, как было положено. Правила игры изменились. — Сейчас мой перерыв между убийствами, — голос Аттано становился ниже с каждой секундой. — Я ведь делаю всё, что ты хочешь, — лицо мужчины вконец потемнело. — И я меняю эти правила. От усталости ли, боли, которую несли старые мозоли от рукояти складного меча, от изношенности его самого — как морально, так и физически — Корво не мог позволить богу уйти. Позволить смотреть на кого-либо ещё. Но Чужой всегда гулял сам по себе. Неважно, что ты ему преподнесёшь — жизнь невиновного или конфетный фантик — он поступит так, как захочет. А что есть «желание» Бездны, Аттано понять так и не смог. Наверное, не успел. Быть может, просто не увидел за струящейся кровью, впитавшейся в кожу неопределённо давно. А может, видел, однако понял всё не так? — Поздравляю, Корво: твоё упорство не имеет себе равных. Но посмотри вокруг, что это тебе дало? Вся Империя ополчилась против тебя. И ты продолжаешь бороться. Поразительно. Какого жить, потеряв всех, кто был тебе дорог? Какого убивать незнакомцев ради одной единственной жизни? Ради благополучия той, что организовала твою смерть? И что же сталось с наблюдателем, поощрительно ронявшим загадки самым достойным на обеденный стол. Чужой не мог быть участником этой кровавой игры, его было ни сковать, ни запереть в рамки сего скучного мира. До недавних пор. Любопытство сгубило кошку. Чёрные глаза отразились в глазах Корво. — Ты и впрямь весьма интересный человек, — его голос приобрёл бархатистость, мягкую вибрацию на грани шёпота, опутывающую слух приятным касанием Бездны. От этого невозможно отказаться, единожды вкусив. Аттано знал, а потому и не прятался — отрицая мечту, жить становится слишком тоскливо, — мой дорогой Корво. Грациозная фигура села к Аттано на колени. Чужой был бы убедителен даже в самой неправдоподобной лжи, стоило ему захотеть обмануть. Но он говорил только правду. Посвящал в то, что мог, напоминая о себе от случая к случаю. Пересказывал выбор Корво, будто подтверждая: «я всё видел». «Я не забыл о тебе, Корво». «Меня всё устраивает». «Я всегда буду смотреть». «Продолжай убивать». — Я бы хотел умереть так, — неожиданно для себя произнёс Корво. Он чувствовал, как выдыхается, опустошённо разливается чёрной жижей в руках бога, удивлённо смотрящего на него. Чужой не просто смотрел. Он знал то, чего Аттано никогда не узнать. «Ранним утром» Воплощение Бездны прислонилось лбом ко лбу Корво — почему-то знакомо — и проговорило, так, что затряслись стены. «Свистать всех наверх — поднимается волна» Так, что Бездна полилась из щелей, хлынула из моря. «Ранним утром» Накрыла стражников, смыла с брусчатки толл-боев. «Скормим его голодным крысам на обед» Затопила подвалы, чумных, богачей. «Прострелим его сердце из пистолета» Приливом поднесла к Башне останки китов. «Перережем ему глотку ржавым ножом»  — Тогда этот мир умрёт… «Свистать всех наверх — поднимается волна Свистать всех наверх — поднимается волна Свистать всех наверх — поднимается волна» — …вместе с тобой. «Ранним утром» На чудом уцелевшей стене висел портрет. С изображённым мужчиной, властно повернувшим ладони вверх, держащим на них обе стороны мира. Он замер в воздухе, абсолютно всесильный, отпечатанный на могиле мира единственным уцелевшим. И у него было стёрто лицо.