Эмоции без обязательств

— Джон, ты отправляешься в Испанию! — внезапно, как гром среди ясного неба, заявила миссис Ватсон, обращаясь к непутёвому сыну. Она мерила шагами комнату, размахивая руками и что-то ещё невнятно бубня себе под нос. — Мам, ты чего? — приподняв левую бровь, недоуменно спросил Джон, только пришедший домой после изматывающего школьного дня. Сбросив ботинки, он поудобнее сел на диван, рассчитывая немного отдохнуть, но, видимо, в планы его матери это не входило. — Уж там из тебя всю дурь-то и выбьют! — продолжала восклицать о чём-то только ей понятном женщина, подбирая раскиданную по коридору обувь и ставя её на место. — Что ж за дети у меня такие… — Да что случилось, мама? — не выдержав отчаянного сетования на жизнь от родного человека, громко поинтересовался юноша и приготовился выслушать несколькочасовую повесть о том, что как же всё в этом мире плохо, ведь способы излагать мысли этого самого родного человека он знал не понаслышке. — Гейство твоё случилось, вот что! — всё-таки выдавила она из себя, остановившись и уперев кулаки в бока, яростно глядя на сына. — Не смотри на меня так. Да, я всё знаю! Не хватало мне Гарри, так и ты туда же. Говорила мне мама, пороть вас надо, так нет, жалела. И что в итоге?! Ничего святого в ваших мягких, глупых и голубых сердцах! Я просто хотела нормальных детей, умных, правильных, а они мне нож в спину. И как теперь жить? Как людям в глаза смотреть? Как?.. — О чём ты? — нахмурившись, требовательно перебил её Джон, надеясь, что мать просто выдумывает себе страшилок на почве гомосексуальности Гарри. Не могла же она узнать о Шерлоке? — О Шерлоке! — просто выпалила она без обиняков, так что Джон мгновенно побледнел и уже не пытался что-либо сказать во время праведной тирады. — Об этом ужасном мальчишке, из-за которого ты хочешь пустить коту под хвост твою прекрасную репутацию прилежного ученика и будущего врача. Из-за которого ты, наверняка, и стал хуже учиться. Нет, я понимаю, гормоны взыграли не там, где надо, а друг тут как тут, но, в самом деле! Где ты и где он? Ты, мой прекрасный милый мальчик, отличник, спортсмен, надежда семьи. И он! Разгильдяй! Невежа! Заноза в заднице! Ах! — картинно взявшись за сердце, воскликнула женщина, осознав, что только что сказала. — Не о заднице, умоляю… У вас ведь ещё ничего такого не было?! — Добившись от сына энергичных отрицательных мотаний головой и чуть успокоившись, она продолжала: — Нет, вы совсем не пара. Я понимаю, если бы это был твой одноклассник Джим Мориарти, довольно симпатичный и элегантный юноша, но… Ох, о чём это я. Нет, нет-нет-нет, я не приму никакого юношу! Почему, ну почему тебе не обзавестись девушкой, как когда-то сделала твоя сестра? Поверь, против девушек я ведь ничего не имею, как могло тебе показаться, когда я выставила Гарриет из дома, когда она привела одну сюда, но только если они приведены в наш дом парнем! Но только не твоим отцом. Я тогда его убила бы. Но тебе можно, поверь мне, Джонни! — не унималась миссис Ватсон, сбиваясь с собственных мыслей и путаясь в словах. Парень к чему-то такому и готовился, поэтому терпеливо ожидал, когда же она перейдёт к сути своего монолога. — Так что, решено. Ты отправляешься в Испанию, следом за своей сестрой. Там она поумнела и даже парнем обзавелась, вон, какие фотографии нам шлёт. Она счастлива и гетеросексуальна, чего и тебе, мой милый, желаю! Женщина громко хлопнула дверью в свою комнату, ставя жирную точку в этом «разговоре» и как бы намекая, что возражения не принимаются. Джон знал, что она отходчивая, побесится и перебесится, так что ни в какую Испанию на лечение он не отправится. Но также он знал, что на всех фотографиях, что присылает Гарри, изображена она со своим другом-геем, с которым она заключила выгодное соглашение имитировать друг другу так называемые бороды. Все уверены, что они натуралы, а сами они счастливо проводят жизнь вместе со своими голубыми половинками. Джон был рад за сестру и не имел ничего против её прикрытия, и, конечно, матери сдавать он её не собирался, даже если бы была возможность, что она не выдержит и отправит его куда-нибудь в Мадрид. Но парень совершенно не представлял, откуда же мать узнала о его увлечении Холмсом. Конечно, её способность не просто утрировать, а утридцатировать факты, заставила её выражаться так, словно у них всё взаимно, но если бы. Практически равнодушный ко всему, кроме химии, Шерлок никогда бы и не подумал хоть как-нибудь «испортить» Джона. Скорее, он сам себя испортил. Окончательно и бесповоротно. Не было смысла скрывать это от самого себя, ведь, как будущий врач, он уже отмёл варианты аритмии и других заболеваний, от которых его сердце билось бы так же сильно, как в присутствии кудрявого дьявола. Нет, он определённо точно влюблён. Влюблён настолько, что сладостно фантазировал об объекте своего обожания, тщательно это скрывав ото всех. Неужели он говорил во сне? Кричал? Так мама и узнала? Как бы то ни было, она теперь знает. А, значит, может узнать и Шерлок. Чего Джону совершенно не хотелось, ведь тот сразу же уйдёт от него. А дружбы хоть и недостаточно, но она хотя бы не позволяет сойти с ума от безысходности. Ватсон проворочался всю ночь, то засыпая, то просыпаясь от щемящего страха, что вся правда вот-вот вырвется наружу и принесёт с собой что-то… что она с собой принесёт, Джону думать не хотелось. Так что, ворочаясь, сбрасывая с себя одеяло вновь и вновь, он был совершенно убитым наутро. «Зато, как труп, возможно, я привлеку Шерлока», – пытался ободрить он сам себя, невесело усмехнувшись. В школе, вяло поздоровавшись с другом, он совершенно забыл нервничать и сидеть на стуле, как на иголках, как планировал изначально. Зато, очевидно, эту роль взял на себя сам Шерлок. Он явно был взвинчен, о чём-то волнуясь. Но Джон был уверен, что о чём бы ни беспокоился Холмс, он сам всё расскажет. Да и спрашивать сил совсем не было. — Твоя мама ничего такого не говорила? — осторожно, но заметно нервничая, первым задал какой-либо вопрос Шерлок, словно специально возлагая к себе на плечи миссию Джона в этом мире. Который упорно копировал обычное состояние друга, флегматично уставившись вдаль и о чём-то будто бы думая. — Да нет. Разве что в Испанию отправить хотела, — усмехнулся Ватсон, вновь прокручивая весь тот разговор в голове. Как же всё-таки она могла узнать?.. И как узнал Шерлок, что она вчера была не в себе? Хотя с этим было всё понятно, он всегда всё знает. Почти всё, добавил про себя Джон, очень надеясь, что друг всё ещё не догадывается о его «мягком, глупом и, главное, голубом сердце». Солнце беспощадно пробивало стекло, заставляя и без того прикрытые веки Ватсона полностью сомкнуться. Из-за чего он перестал видеть предмет своих тяжёлых снов и переживаний, который нервничал всё больше, постоянно поглядывая на соседа по парте. Шерлок явно сомневался, что миссис Ватсон говорила только об Испании. А задать вопрос напрямую он не мог: была, однако, вероятность, что женщина и правда не разболтала лишнего. От раздумий Холмса и сна Ватсона спас звонок на урок. А весь остаток дня они поговорить так и не смогли. В основном по причине постоянного засыпания Джона. В основном на плече Шерлока. В основном без осознания этого действия блондином, ведь просыпался он таким же сонным и не замечающим совершенно ничего. Особенно алеющих щёк друга и его странных улыбочек. Джону снилась его жизнь. Будущая жизнь. Где он, став квалифицированным врачом, лечит Шерлока от всевозможных болезней. На самом же деле там он просто надевал белый халат, заходил в спальню своего наваждения и просил того раздеться. И с каждым своим коротким сном перед ним медленно оголялся Холмс, снимая с себя по одному элементу одежды, которой было непозволительно много. Так что, к концу школьного дня, вновь прикорнув на коленях друга, который во сне, наконец, начал снимать боксеры, Джон не мог удержаться от того, чтобы не застонать. Причём не только в видении, посылаемым добрым Морфеем, но и в жизни, невероятно смутив виновника этого звука. Который тут же подскочил, тем самым разбудив Ватсона. — Джон, я её знаю?! — воскликнул кучерявый парнишка, мучительно краснея и сжимая правой рукой левый локоть. — Как давно, Джон?! Не дождавшись ответа от всё ещё не проснувшегося друга, он стремительно ретировался, понимая, что сделает только хуже своими слабо обоснованными претензиями, возникшими на почве невроза и без того сильнейшей ревности. Конечно, он мог объяснить всё какими-нибудь сложными научными словами, и Джон бы поверил, но это позже. Хотя бы тогда, когда дыхание выровняется, щёки перестанут гореть, и он попытается придумать в своём мозгу место, где можно создать ящик с файлом, именуемом как «Стон Джона Ватсона». Сам Джон, уже придя домой и чувствуя себя более выспавшимся, чем утром, приготовил себе немного поесть и принялся ждать мать с работы. Он был обязан выяснить, как же она догадалась о его гомосексуальности, ведь, как он вспомнил, в его комнате стояла неплохая звукоизоляция ещё с тех пор, как он решил увлечься кларнетом. Так что его сны подслушать никто не мог. А больше компромата на него не имелось. Да ещё и Шерлок как-то странно себя вёл… Надо было срочно всё выяснить. ~~~ В это же время Шерлок настойчиво пытался убедить редактора школьного сайта удалить одну злополучную фотографию. Она была частью фотосессии, что проводилась перед выпускным, и которую, разумеется, просматривали родители учащихся. Среди которых, разумеется, была мама Джона. Что влекло за собой преждевременное разоблачение и разочарование. Редактор, Молли Хуппер, решительно не понимала, чего и зачем от неё хотят. Только когда Холмс немного отодвинулся от её рабочего места и перестал опалять дыханием уши девушки, она смогла выполнить незамысловатую просьбу. Хоть для этого и потребовалось порядочно времени, ведь парень никак не мог признать существования личного пространства. Школьный двор. Под сенью деревьев, словно прячась от солнца, устроилась мужская половина дружного выпускного класса. По велению фотографа, каждый отчаянно пытался заниматься обычными делами естественно. У кого-то даже получалось улыбаться не натянуто. Кто-то шуточно боролся, кого-то усадили за шахматы. На фоне остальных ребят затесались Джон Ватсон и Шерлок Холмс, что давно прослыли попугаями. В смысле, неразлучниками. Вот, кто улыбался искренне и по-настоящему. Но только друг другу. Шерлок держал Джона за подол его майки, словно не давая отбежать к другим парням, и так красноречиво смотрел на него, что даже сама фотография была готова прожечь сама в себе дыру от этого взгляда. Столько нежности, ласки, тепла и неприкрытого желания в них было. Голова Ватсона была повёрнута вполоборота к Холмсу, он смеялся, но также проникновенно смотрел на друга. Эти взгляды замечали абсолютно все, но уже привыкли делать вид, что, на самом деле, ничего не замечают. ~~~ Конечно, миссис Ватсон всё рассказала Джону. Спустя, разумеется, около двух тысяч пустых слов о том, что это всё ужасно неправильно. Не то, что бы Джон считал, но что ему оставалось делать. Конечно, Джон не поверил сразу. Сложно было представить, что всё это правда. И что они оба так бездарно раскрыли свои карты. И, конечно, Джон, только услышав об этом, взял телефон и нашёл сайт школы. Нашёл ту фотографию. Которая, словно по волшебству, тут же исчезла. «Что ж, — подумал Джон, — даже если такого и не бывает, это случилось. Где там был мой халат?..» На следующий день он пристально следил за другом. Он был почти полностью уверен в своей правоте, ведь полным дураком, не сумевшим бы сложить очевидное и получить внушительные шансы на успех, он не был. Так что, вместо приветствия насупившегося Холмса – тот явно всё ещё переживал за вчерашнее, – он вальяжно протянул: — Знаешь, а ведь меня хотели упечь в Испанию по той же причине, что и Гарри. И Шерлок не мог не понять, о чём говорит Джон. И когда он вновь густо покраснел и отвёл взгляд, губы блондина растянулись в довольной ухмылке. Подливая масла в огонь, он, зевая и потягиваясь, как в банальных романтических фильмах, закинул руку на спинку стула Шерлока, из-за чего словно бы приобнял его. Тот вздрогнул, его пульс, как отметил профессиональный взгляд будущего доктора на шею подопытного, зачастил. Так что Джон сделал решающий шаг. Он наклонился к брюнету совсем близко, выдохнув в висок и томно прошептав: — А знаешь, кто именно является причиной? — Ты видел! — внезапно осенило Шерлока. Он мгновенно решил, что Ватсон просто издевался над ним и подкалывал, и уже было собрался серьёзно обидеться. — Видел. Но ты ведь и сам видел, гений! Там не ты один, между прочим, палишься. Так что не смей дуться теперь, — спокойно парировал юноша, довольно отмечая, что даже уши и шея заносчивого засранца красноречиво заалели. — То есть… ты… — Боже, видеть Шерлока в таком состоянии было сплошным удовольствием для Джона. Смущённый, запинающийся, неуверенный. Малина для глаз. Такая же красная и сладкая. — Ага, — кивнул он, собираясь добить Холмса в нокаут. — Люблю тебя. А потом они поженились. Ну, Джон был бы не прочь такого варианта. Хоть и рано. Но вот домой он Шерлока затащил. И не только домой. Так что, довольный и полностью счастливый, он наслаждался жизнью, когда услышал, как в двери щёлкает замок. Он внутренне приготовился к самому худшему развитию событий. Вплоть до казни. Ну, мало ли. — Я купила тебе билет в Испанию, милый. В Мадрид, между прочим. Решила, что неплохо бы тебе после выпуска отдохнуть от учёбы, расслабиться и… — радостно начала вещать миссис Ватсон, только зайдя за порог дома и блаженно глядя на раскрасневшегося Джона, сидящего на диване в гостиной. Но, как только она увидела Шерлока, выходящего из ванны в одном лишь полотенце на бёдрах, осеклась, тяжело вздохнула и добавила: — Кажется, надо заказывать второй билет.