***
Тайлер догадался, кто сдал его проект, и удивлялся — почему Джош и словом не обмолвился об этом. Он, казалось, забыл, что вчера весь день избегал домашних, и планировал делать это вплоть до дня Благодарения. Что делать после — он не знал. Не хотел загадывать так далеко. Безусловно, он мог связаться с куратором, дотянуть, сжав зубы, до конца семестра, но это было бы бегством в никуда. Бегством, которое превратит его истинный дом в геенну огненную, которой так часто пугали маленького Тая, отчитывая за мелкие детские грехи. Он чувствовал, как давят на него чужие надежды. Старший. Первый. Прыгнувший выше головы. Показавший на площадке никому не дававшийся доселе бросок и с той минуты обязанный демонстрировать его на каждой игре. Никто не спросил Тайлера — как далеко он хочет пробежать в этой гонке, и хочет ли вообще участвовать в ней? Почему доброта и участие оказались товаром, за который надо платить? Но это было его личным делом, в которое он не хотел и не мог кого-либо посвящать — ни наставников, ни друзей.***
Джозеф с легкостью ответил на вопросы преподавателя, и заслужил скупую похвалу вдобавок к оценке A. Миссис Дерлейн окинула его взглядом и неожиданно произнесла: — Как я понимаю, Тайлер, твой уровень подготовки по моему предмету довольно хорош и я не вижу причин, по которым тебе стоит посещать каждое занятие. Возможно, тебе будет интереснее подготовить выпускной проект с защитой в конце семестра? Разумеется, мы назначим несколько промежуточных этапов сдачи работы, чтобы не пускать дело на самотек. Это позволит тебе в полной мере составить представление о нагрузке в колледже. Кроме того, при достаточно высоком уровне оценка за этот проект может закрыть как минимум один семестр высшего образования по курсу литературы. Как ты смотришь на это? Тайлер засиял. — Если позволите, я хотел бы обзавестись напарником. — Джошуа Даном, полагаю? — позволила себе улыбнуться преподаватель. Джозеф с покаянным видом кивнул. — Я не возражаю, при условии, что ему самому будет интересен такой метод работы. Кроме того, Джошуа предстоит сдать тест — его результаты в текущем семестре пока что ниже его способностей. Хочу быть уверенной, что он не попытается проскочить предмет твоими усилиями. Педагог встала, показывая, что встреча окончена. До следующего класса — истории — осталось около получаса, и Джозеф забился в любимый уголок у теплицы, куда ходили влюбленные парочки — целоваться, и школьные бунтари — курнуть травки. Тайлер не принадлежал ни к тем, ни к другим. В утренние часы это было только его место — для раздумий. Порой — для сожалений и редких слез. Он услышал шорох, будто в этом укромном уголке хотел спрятаться еще кто-то, но его глаза не заметили даже тени в колеблющемся свете коридорных ламп. На истории и биологии он попросил педагогов пойти ему навстречу и продолжить работу в формате, предложенном миссис Дерлейн. Те, к вящей радости Тайлера, согласились. Он понимал, что ему будет тяжело, но… плевать! Чем больше он взвалит на себя, чем меньше свободного времени у него будет, тем лучше. Он вспомнил, что хотел вернуться еще и в скалолазание, но как вписать эти занятия, о которых еще надо все разузнать, в свой график? Джозеф вцепился в волосы, и боль отрезвила его. Что он как ребенок, в самом деле? Зачем было проходить через жернова тестов и кабинет психолога, если он не может справиться с собой? Так психовать он мог и в Парадайзе — люди везде одни и те же. Он пытался успокоить себя, заставить поверить, что ему пополамно на то, как и в каком направлении у обезумевших девиц съезжает крыша. Хватит с него и психов. Кажется, с этими событиями он сам стал психом — раз не может взять себя в руки и просто жить дальше. Советчик хренов! — Джозеф, ты так увлекся спасением чужих жизней и душ, что не можешь спасти свою, — сказал он себе. — Завали, Джозеф, просто завали. Нишкни. Забейся и живи как все. Не поднимая глаз. Не подавая руки. Не высовываясь. Что тебе, больше всех надо, что ли? Против обыкновения, злые слова не действовали на него. Он надеялся на отупение, на пустоту, на душевную анальгезию, но воспоминания ранили его снова и снова. Тайлер внезапно понял, как соскучился по дому. По Мэдисон. По атмосфере маленького города, живущего по строгим религиозным правилам. «Свобода не всегда благодеяние» — Тайлер вспомнил поучения отца и горько усмехнулся. Свобода нравов не благодеяние уж точно! Но как это знание могло помочь ему вернуть мир в своей душе и доверие к тем, кто волей судьбы окружал его? Верный своему слову, Тайлер провел весь день в библиотеке, делая выписки для проекта по «Властелину колец». В своей работе он хотел поговорить о героях Средиземья, но не тех, чье имя у всех на слуху, а тех, кто всегда на вторых ролях. Тех, чьими усилиями выигрывают сражения. Потому что выигранная битва это не адреналин в крови и не героическая рубка. Это выстиранная и заштопанная одежда. Это приготовленная еда. Это устроенный в чистом поле лагерь. Это много малозаметных, само собой разумеющихся поступков, которых часто не ценят. Которых вообще не ценят, пока те, кто их совершают, по какой-то причине не сходят со сцены. Он долго листал страницы фолиантов, наслаждаясь мелодикой текста Профессора. Читал критические статьи, полные хвалебных отзывов, искал высказывания тех, кто сыграл роли Мэрри и Пипина в спектаклях и кино. Он хотел понять, в чем они нашли источник силы для того, чтобы быть настолько заметно незаметными и незаменимыми при этом. Тай торопливо набрасывал план работы, прописывая аспекты, которым хотел бы уделить внимание. Мериардок Брендибак и Перегрин Тук. Не братья. Лучшие друзья, прямо как они с Джошем. Только ли друзья? Не только друзья? В висках заныло, и Тайлер, с сожалением закрыв книгу, зашагал домой. Пока он шел, на Коламбус опустились сумерки. Окна домов, стоящих вдоль улицы, приветливо светились огнями, но среди них не было того дома, где Тайлер мог найти покой. Вероятно потому, что источник тревоги он нес в себе, и Рай, случись Джозефу там оказаться, стал бы первозданным Хаосом. Окна дома семьи Дан были темны — свет горел только в окне Джоша. Вероятно, остальные уже легли или ушли куда-то. Джозеф понял внезапно, что за два месяца, что он живет в этом городе, он ни к кому не ходил в гости. Тот раз, когда он пошел к Ри, не считается. Это было… бог его знает что, но уж точно не приятельский визит. Да и сейчас — они ведь не друзья с Ри. Не враги, да, но и не друзья. Почему все так сложно? Голова болела все сильнее, так сильно, что Тай задавил в себе животную тягу отлежаться у себя в норе и зализать душевные раны. От голода кружилась голова, его вело, и Тайлер слишком хорошо знал, чем это может закончиться. Он даже пожалел, что внизу никого нет… Что внизу нет Джоша — того, кто понимал его без слов, того, кто заставил бы его поесть и отогрел заледеневшие чувства ворчанием. Тайлер не хотел навешивать на Дана свои проблемы, но — бог свидетель — ему отчаянно нужен был тот, кто скажет: «Все хорошо». Пусть все не так — Тайлер понимал это. Пусть это дежурная фраза, слабая попытка поддержать самообман, но… Ему. Нужно. Было. Услышать. Эти. Слова. Прямо сейчас. Но рядом не было никого, кроме урчащего холодильника и тарелки под салфеткой. Тайлер впился в нее глазами, надеясь отыскать хоть какой-то знак, напоминание, но ни буквы, ни слова, ни смешного человечка на салфетке не было. Обычный кусок бумаги с волнистым тиснением. Джозеф вяло впихивал в себя еду, не чувствуя вкуса, заварил, обжигаясь, чай, и бездумно сидел, грея руки о чашку. Тишина звенела в ушах и предметы расплывались перед глазами. Ему не было ни хорошо, ни плохо. Ему было никак. Ему надо было выплакаться, но он не мог. Вместо слез в глазах стояли ледяные крошки, а чувствовать себя мальчиком из детской сказки, когда знаешь, что Герда не то что не спешит тебе на помощь, а и вовсе не знает о твоем существовании, как-то слишком. Душевная прострация пугала его и одновременно затягивала, как в водоворот. Мысли шли по кругу «несчастье-спасение-счастье-снова несчастье», только вот его спасатель, кажется, утомился, и не спешит к нему. Кому интересно браться за провальный проект? Разве что Сизифу — и то, не факт, что он согласился бы, не будь его дурацкий невыполнимый подвиг насмешкой богов. Он тщательно помыл тарелку, убрал ее в шкаф, вытер со стола. За те полчаса, что он провел на кухне, там никто не появился. Джозеф вжал голову в плечи и побрел к себе. Можно было пойти в душ — возможно, он сможет выплакаться там, но мысль о струях воды, пронзающих кожу сотней игл, вызывала дискомфорт и он, махнув рукой, упал на кровать, не раздеваясь. В горле першило от замерзших, невыплаканных слез, в голове ворочались чугунные мысли, и Тайлер понял, что снова заболевает — так некстати… Он понял, что ему нужна помощь, как понял и то, что не умеет просить о ней. Обычно он был тем, кто помогает. Джозеф тихо стонал в подушку от собственного бессилия. Будь на его месте кто-то другой — Тайлер знал бы что делать. Уговорить снять душащую одежду. Умыться. Выпить воды. Лечь так, чтобы можно было свободно дышать, и дышать, выгоняя застрявшую в горле обиду. Но для себя он не мог это сделать. Не хотел. Он упивался жалостью к себе, и не услышал, как мягко стукнула дверь комнаты — он хотел снова запереть ее, но забыл. Или ему было настолько все равно, что… Так или иначе, в комнату кто-то вошел. Ночной гость подошел к кровати и сел рядом с головой Тая. С тем, чтобы через минуту помочь ему лечь на бок и устроить голову на бедре. Джош. Это был Джош. Ледяные крупинки в горле Джозефа начали таять, и он снова поливал слезами Дана. Теперь, для разнообразия, джинсы, а не футболку. Наверняка это были не самые приятные ощущения в жизни Джошуа Дана, но он терпел, молча поглаживая сотрясающиеся в рыданиях плечи Тайлера. Когда слезы Тая утихли, Джош осторожно спросил его: — Что я могу для тебя сделать? Тайлер рвано вздохнул и повернулся, поудобнее устроив свою голову на ноге Дана. Он закрыл глаза, будто то, что он хотел попросить, было немыслимо важно, немыслимо откровенно, почти невыполнимо. Но… — Спаси меня, — губы Тайлера еле шевельнулись, но Джош услышал. Он печально и нежно посмотрел на Тая, провел жесткими пальцами по виску, задел дрожащие ресницы, слегка потянул кожу на скуле, скользнул на горло и замер в ямке у ключиц. Потом, будто решившись, наклонился, и повторил путь пальцев губами, едва задев уголок рта Тая. И замер так — в недо-поцелуе. В недо-объятии. В недосказанности. Тогда Тайлер сам потянулся к нему и прижался губами к его рту. Застыв в осознании того, что сейчас решается все — примут его или отвергнут. Полюбят или сделают вид, что ничего не было — ни долгих ночных разговоров, ни сводящих с ума касаний, ни невероятной душевной близости. Он не узнал, что думает по этому поводу Джош, потому что тот, глухо застонав, судорожно обнял Тайлера и прижал его к себе.