Учеба по обмену

Узнав, что все его чаяния и сверх того сбылись, Дан испугался. Будто он получил золотой шар, исполняющий желания, но что пожелать, когда это горячее, сияющее, огромное лежит перед ним, он не знал. Ему только что объяснился в любви самый значимый для него человек, и… Джошу стало страшно. Потому что Тайлер прав — с утра многие ночные откровения кажутся нам слишком постыдными. С утра мы стараемся натянуть на себя привычную маску, непроницаемую для чужих взглядов — чтобы не дай бог не открыться, не выпустить из-под контроля свои мысли, чувства, симпатии, не дать кому-то узнать о своих слабостях. Как ему повести себя с утра, когда они выйдут из этой комнаты? И, может, стоит прямо сейчас выйти из этой комнаты? Чтобы привычный фоновый шум заглушил звучащие как божественное откровение слова «Я хочу ТЕБЯ». Дан отчетливо понимал, что именно Тайлер вложил в эту фразу. Ему не нужна была торопливая подростковая любовь, к которой они оба не готовы. Ему действительно был нужен весь Джош — с темной и светлой сторонами его души. С его прошлым. С его тайнами. С его болью, утешить которую мог он, Тайлер. Утешить взглядом горячих глаз цвета шоколада. Утешить тихим шепотом на грани слышимости. Утешить прикосновением тонких нежных пальцев. Искушение остаться было столь велико, что Дан, не осознавая, что делает, вцепился в плечи Тая, будто того могли забрать у него. Дан знал, что Тая заберут у него, но не сегодня, Господи, не сегодня. Он снова приник ртом к его губам, и Тай, чуть помедлив, ответил ему. В небесах могли умирать и рождаться звезды. Планета могла сойти с ума. За окном мог бушевать ураган. Дом семьи Дан мог провалиться в разлом земной поверхности. «Зеленые береты» могли проводить учения прямо в этой комнате. Ничто на свете не имело значения, кроме того, что Джош целовал Тайлера, а тот отвечал ему. В этом поцелуе не было дурманящей страсти, но была всепоглощающая нежность — та, которая заставляла торопливо схватить воздух и вновь прильнуть к этим мягким, опухшим от сладкой пытки губам. Дан не знал, сколько времени прошло к тому моменту, когда реальность расплылась вокруг него. Последнее, что он запомнил — как Тай вытянулся рядом и водил по контуру его губ подушечкой пальца. Он загадочно улыбался — так, будто с самого начала знал, что этот невозможный, психованный, самый прекрасный на свете тип рухнет к его ногам. И знал, что сам он не устоит тоже, а может ли быть что-то прекраснее? Джош подумал, что взаимность — почти так же прекрасно, как барабаны, улыбнулся тому, как по-дурацки это звучало, и уснул, взявшись за руку Тая, как делают дети, наотрез отказывающиеся засыпать в одиночку после того, как из общей спальни их отселили в отдельную комнату.

***

С утра Дан вскочил с кровати и рысцой рванул в ванную, только в коридоре увидев, что на двери комнаты, из которой он выскочил, были наклеены белые птицы. Он проснулся в комнате Тайлера. Один. Но в комнате Тайлера. Без самого Тайлера. Где, черт возьми, этот несносный Тайлер?! — Вот же любитель устраивать головную боль, — простонал про себя Джош и пошел в душ. Припухлость с губ спала, но он помнил, как они горели ночью — зацелованные, истерзанные, и он хотел еще. Хотел того, к чему ведут эти поцелуи. Хотел снова, хотел прямо сейчас и, ох… Так. Господи, нет. Не сейчас. Он должен держать себя в руках. Он может держать себя в руках. Только надо найти того, кто тянул его к себе, будто он, Джош Дан, был шариком на веревочке. Несносный. Любимый. Отвратительно невозмутимый Тайлер сидел в гостиной, обложившись книгами. Еще не видя Дана, он поднял руку и помахал ему. — Перед тобой нет кофейника, — проворчал смущенный Дан, — как ты можешь меня видеть? — А я и не вижу тебя, — весело ответил Джозеф, — зато слышу, как ты подкрадываешься, страшно топоча при этом. Тут Дан вспомнил, что он вообще-то искал Тая, чтобы спросить, почему тот сбежал с утра и даже — не исключено! — чтобы поругаться с ним по этому поводу, но тот начал первым: — Прости, что оставил тебя одного, просто не хотел будить. Я выбил для нас с тобой свободное посещение по… Тайлер заглянул в свои записи: — По биологии, истории и литературе. Так что сегодня мы можем сидеть дома до обеда, а там я буду помогать Эшли с детьми, а ты пойдешь на репетицию. — А ты? — спросил Джош, ошарашенный тем, как просто все звучало в устах Джозефа. — У тебя должна быть тренировка, кажется? — Чувак, я не могу пойти туда с такими украшениями на руках, — улыбнулся тот и показал на предплечья, покрытые следами от ногтей. Кажется, вчера Дан прижимал его к себе слишком сильно… Тайлер прикрыл рот рукой и с доброй усмешкой смотрел на то, как лицо Джоша заливает волна смущения и стыда. Тот, наконец, справился с собой и глухо спросил: — Если ты сидишь тут в таком виде с самого утра, получается, мама тебя видела? — Да, — кивнул Тай, не переставая улыбаться. — И… что она сказала? — спросил Джош, про себя умоляя Тайлера прекратить над ним издеваться. — Знаешь, говорил больше я. Сказал, что перепсиховал из-за того, что случилось с Эш, и ты меня утешал, пока я ревел у тебя на плече. Ведь по сути все так и было, верно? — ответил Джозеф, — сказал ей, что трое наших педагогов сочли мои таланты и твою поддержку столь значимыми, что разрешили нам вместо отсиживания за партой подготовить совместные проекты. Тебе, правда, надо будет сдать еще тесты, но с этим я помогу. Мама Дан обрадовалась, что я решил взяться за тебя, и сказала, что она поговорит с директором насчет недельного пропуска тренировок — все-таки зря я вчера поперся в школу и обратно пешком. Я действительно простыл. — А я тебе говорил, что это идиотизм, — проворчал Дан, зная, что ничего такого на самом деле он не говорил, но подразумевал, что почти одно и то же.  — Ага, — согласился Тай. — Так что поешь и приступим. Сегодня у нас с тобой на повестке дня история Америки. Глядишь, вдохновишься, песню для меня напишешь — какую-нибудь романтическую балладу, только непременно с хорошим концом! Тай явно не хотел обсуждать то, что произошло между ними несколько часов назад, но Джошу хотелось убедиться в том, что все это ему не приснилось и не померещилось. — Слушай, Тай, у меня два вопроса, можно? — помявшись, спросил он, переступив с ноги на ногу и ежась — по полу тянуло холодом из открытого на кухне окна. — Давай, — кивнул тот. — То, что было вчера, оно действительно было? — нерешительно спросил Дан. — Да, — коротко подтвердил Джозеф. — А … оно еще повторится? — еще более нерешительно произнес Джош. — Да, — улыбнулся Тай. — Ох. Слушай, а ты можешь сделать что-нибудь с физикой и химией, чтобы не таскаться туда? — с надеждой проговорил Джош. — Вообще это уже третий вопрос, — задумчиво протянул Тайлер, — но так и быть, мой любимый бро, я отвечу и на него. Видишь ли, и первое, и второе предполагают всякие опыты, а в условиях этого дома мы можем ставить опыты лишь на людях, которые, как известно, запрещены. Так что, увы, но придется посидеть на паре лабораторных и выучить ответы для теста. — Ну, хотя бы на три урока не ходить, — вздохнул Джош. — А еще вопрос можно? — Ты не обнаглел ли, а? — глаза Тая лучились ехидством. — Не-а, для тебя в самый раз, — отмахнулся Джош, — я действительно твой любимый? Джозеф закатил глаза и покачал головой. Затем встал, быстро пересек расстояние, отделявшее диван в гостиной от арки, ведущей в кухню, перед которой застыл Джош, прильнул к его губам и тихо выдохнул в них: — Д а.