Учеба по обмену

Джозеф и Росс долго беседовали о чем-то в гостиной. Иногда Ри повышал голос, и Джошу отчаянно хотелось заткнуть ему рот. Потому что никто не смеет орать на Тайлера. На его Тайлера. В его доме. Но Тайлер, казалось, пропускал истерические выкрики мимо ушей и спокойно отвечал Райану, что-то втолковывая. Джош понимал, что третий в этой беседе будет лишним, но ему нужен был Тайлер. Да и Тайлеру, судя по прозрачным намекам, не хотелось провести эту ночь в аскезе. Собственные мысли настолько поразили Дана, что тот закашлялся. — Господи, о чем я думаю? Это мой брат, мой друг, мой… Тайлер. Не игрушка, нет, живой, горящий, любимый, нужный. Весь — от въезрошенных, никому и ничему не поддающихся волос, до кончиков пальцев. Дан вспомнил, как однажды ночью целовал эти пальцы, и внутри зашевелилось, заныло что-то горячее, шершавое, болезненное. То, что требовало дотронуться до Тайлера прямо сейчас, и не отпускать, пока эта яростная страсть в груди не утихнет, насытившись нежностью и лаской. А Тайлер, не подозревая о мучениях Джоша, сидел рядом с Ри и говорил. Вот Росс сгорбился и замолчал, видимо, признавая правоту Джозефа. Вот Тай спросил его о чем-то, и тот кивнул. Вот Тайлер дотронулся до руки Росса, утешая, и Джош заскрипел зубами от ревности. Это было его, только его прикосновение. Только он мог касаться Тая так. Только его можно было так трогать. Неясные злость, страх, обида клокотали в горле и требовали выхода. Джош развернулся и пошёл в ванную. Он успел снять лишь футболку, и тут дверь дёрнули. — Вот же нигде не найдешь покоя, — проскрежетал Дан, и крикнул, — Райан, напротив тоже есть ванная, а я тут немного занят. За дверью раздался смех, тщетно маскируемый под кашель. — Ри уже на насесте, а я, так и быть, воспользуюсь твоим советом. — Стоять! — заорал Джош, и щелкнул замком. За дверью стоял улыбающийся Тайлер, — я никуда не убегаю, честно. Просто хотел почистить зубы, но раз ты успел первым, то я могу подождать. К тому же ты, кажется, собрался мыться. — Тай внимательно посмотрел на Дана, и тот кожей почувствовал его взгляд. — Так я пойду? — сказал Тай, не двигаясь с места. Дан медленно провел языком по нижней губе: — Ага. Только не отсюда, а сюда. Тайлер хмыкнул: — Вроде раньше ты сам мыл себе спину. Дан глубоко вдохнул — ему казалось, что скажи Тайлер еще хоть слово, он взорвется. Он закричит на весь дом, потому что его нервы на взводе. Два дня подряд Тай был с кем угодно — с детьми, гостями, только не с ним. Один слишком короткий поцелуй не считается. И сейчас Джош хотел получить хоть что-то, вместе с тем понимая, что Джозефу достаточно посмотреть на него, и он снова будет терпеть и ждать. Мучиться, но ждать. Потому что он — шарик, привязанный веревочкой толщиной со стальной трос. — Тай… — тихо сказал он и закрыл глаза, почувствовав, что ужасно устал — от всего. И всё, что ему нужно — теплая постель и тот, кого он любит. Можно даже не в постели, просто рядом. Джош застыл в тишине, пытаясь по тихим звукам понять, что же делает Джозеф. Тихий шорох — раз, два, три. Легкий скрип. Негромкий щелчок. Можно, кажется, открывать глаза? Но Дан хотел, чтобы Тайлер сам дотронулся до него — потому что сам захотел, а не потому, что Джош смотрел на него изголодавшимся взглядом. Джош почти ненавидел себя за это желание — слова матери посеяли в нем сомнения. Может, со стороны это и вправду выглядит, как попытка поразвлечься — ведь Тай уедет, он, черт возьми, уедет, и увезет их тайну с собой. Он глухо застонал и сжал кулаки, изо всех сил вгоняя ногти в ладонь — чтобы было больно, больнее, как только можно. Тай ведь просто сказал, что хочет слышать его дыхание. Сказал, что хочет быть с ним. Он сказал, что пока не хочет… Боже, зачем все так сложно? — Дыши, Джоши, — Тайлер шептал, почти касаясь губами виска, сохраняя крошечную, скорее возбуждающую, чем отстраняющую, дистанцию, — дыши, я здесь. Всё хорошо. Дан бессильно застонал, обнял его, провел руками по спине, вдавливая футболку в кожу, до боли, до хрипа желая обладать этим телом, этой душой, этим человеком, который был тем, в чем нуждался Джошуа Дан прямо сейчас — и до конца жизни. — Ты можешь снять это? — Джош подергал за футболку Тайлера, — блять, я буду держать себя в руках, обещаю. Просто, пожалуйста… Тайлер странно посмотрел на него и поднял руки вверх, предоставляя Джошу возможность сделать то, о чем он просит. Дан подавился вздохом. Он взялся за низ футболки, осторожно потянул ее вверх, и, не сдержавшись, рванул, обнажив грудь Тайлера. Тот опустил руки и стоял, не прикасаясь к нему — как изваяние, как памятник самому себе, и в его глазах было что-то затягивающее, казалось, если долго смотреть в них — упадешь в бездну. Но Джош хотел этого падения. — Пожалуйста… — робко прошептал он. — Чего ты хочешь? — Тайлер говорил тихо, и Джош скорее угадал его слова, чем услышал. — Тебя, — простонал Дан, — я хочу всего тебя. Я с ума схожу без тебя. Я знаю все, что ты мне скажешь. Ты уедешь, я останусь и буду собирать себя по кускам, но это моя жизнь, и я готов к тому, что будет потом. Пожалуйста, Тай… У него не было сил говорить — боль жгла горло все сильнее, ему было плохо — так плохо, как никогда раньше. Если так плохо с Таем, когда тот просто стоял рядом, не прикасаясь, не давая той почти наркотической радости, которую жаждал Джош, что будет, когда тот перешагнет порог этого дома в последний раз, и его постель остынет, отдав воздуху тепло горячего тела? Тайлер издал не то всхлип, не то стон и подошел к Дану, прижался к груди, опалил кожу, коснулся шеи губами, прокладывая дорожку к плечу. Джош откинул голову назад и боялся дышать — чтобы не спугнуть это ощущение, чтобы впитать его в себя, запомнить — кожей, нервами, всем своим существом — как это, когда тебе дарят любовь, второй бесценный подарок из трех возможных. Потому что первый — жизнь, а третий — уход, когда ты прожил эту жизнь до капли и признался себе и богу, что сделал все, что мог. Но Дан не хотел думать об этом сейчас. Он понимал, что Таю требовалось переступить через себя, чтобы прийти к нему — вот так, ночью, когда в доме полно людей, которые ничего не должны были знать. Мысли метелью кружили в его голове, а поцелуи обжигали, плавили, клеймили кожу, и Дану казалось, что его руки и грудь покрыты знаками, каждый из которых кричал: «меня любят!». Он задыхался, а руки Тая чертили странный рисунок на его лопатках, будто дорисовывали крылья. В эти минуты Дан, казалось, взлетел над миром, и пал, поверженный своими чувствами, к ногам того, кого называли Падшим. Тайлер остановился и тяжело дышал. — Прости, я не могу, вот так, когда мы не одни. Дан кивнул и благодарно посмотрел на него. Он притянул к себе Тая, запустил руки в его волосы и начал исступленно целовать — глаза, скулы, пухлые губы, прикусывать их, пить дурманящую сладость, сплетаться языками с тем, кто отдал себя в его руки. Тяжелое сбивчивое дыхание, казалось, отражалось от выложенных кафелем стен и больно било по ушам, и чтобы заглушить эти звуки, Джош еще яростнее целовал Тайлера, добровольно обрекая тело, требующего большего, на муки. Тайлер не был готов, и он не хотел торопить его. Наконец, они смогли оторваться друг от друга, и Тайлер тихо сказал:  — Кажется, мне действительно стоит воспользоваться другой ванной. Это испытание я могу и не вынести. Прости меня. Он легко коснулся плеча Джоша и вышел. Через минуту Дан услышал, как щелкнул замок девичьей ванной, и сполз по стене на пол. От пережитых эмоций, от напряжения, которому он не дал выхода, Джоша колотило. Он плакал, глотая горячие слезы, с горечью осознавая, что эта любовь, от которой хотелось выбежать рано утром на залитое золотым светом поле, одновременно вызывала желание там же вскрыться. Потому что это было больно. Это было так, черт возьми, больно. Но он никогда не скажет об этом Таю. Потому что он выбрал его. Сам. Когда Дан, замотанный в полотенце, зашел в свою комнату, он был готов к тому, что вновь будет спать один — Джозеф ведь не идиот, так подставляться после того, как Джош чуть не взял его в ванной. Но Тайлер был там, он лежал, уткнувшись носом в стену, и, казалось, спал. Джош почувствовал, что сейчас вновь заплачет, потому что этот поступок лучше сотни слов говорил о том, что Тай ему доверяет. Что бы ни случилось. После того, что почти случилось — доверяет. И пришел к нему, потому что проводить осенние ночи вдвоем легче, чем поодиночке. Джош вытянулся рядом, прошептал Таю в плечо: «я никогда не обижу тебя» — и провалился в нервный, изматывающий сон.