Учеба по обмену

Джозеф закрыл глаза и застонал, мысленно вопрошая: «какого, Господи? Как?». Стены молчали, Скиппер ехидно улыбался — происходящее неимоверно занимало его. — Тайо, ты у нас, получается, спасаешь всех, кроме себя? — Тим, мы сами разберемся, — Тайлер старался верить в то, что говорит. Получалось не очень. — Окей, только без тяжких телесных. Потерпите с этим до концерта, а там хоть поубивайте друг друга. Ригсби будет только рад, если конкурент исчезнет с горизонта, — Скиппер беспрерывно острил, и Джозеф ощутил острое желание протиснуться в первую десятку тех, чья очередь испортить лицо Тиму уже подошла. — Ты сам обсудишь детали с Дарком? — Джозеф старался глубоко дышать и не думать о том, что он скажет паршивцу Дану. Самое главное сейчас — лайв. Шоу. А шоу должно состояться, какие бы сложности не возникали на пути тех, кто его делает. Один маленький мальчик стоил того, чтобы Тайлер задвинул свое недовольство жизнью на задний план. — Если ты не готов стать нашим менеджером, то, пожалуй, да. Мы определенно постараемся договориться с Лисом, хотя тот — уверен — будет жалеть, что упустил такую хорошенькую мышку, — сообщил фронтмен, — все подробности донесу лично каждому, как обычно. А теперь, дитя мое, шагай смелее, мне нравятся двери в этом здании, и я не хочу, чтобы кто-то их ломал, пусть и из самых лучших побуждений. Джозеф кивнул, сгреб в охапку куртку и пошел темным коридором на улицу. Стоило бы одеться, но Тайлер был слишком на взводе, чтобы думать о таких мелочах. Да и потом — если Тим не преувеличил, Джош попытается испепелить Тая взглядом, и холодно ему уж точно не будет. Дан действительно был во дворе церкви. Он стоял у самых дверей, засунув руки в карманы, и смотрел на вышедшего Джозефа взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Было, к слову, совсем не жарко. Ярость клубилась в зрачках Дана, обжигала холодом, ранила. Тайлер подумал, что именно так Джош смотрел на Райана, которого Вентц вытащил из полиции, и ему стало жаль Росса. Хотя тот заслужил, что уж. Но какого черта Дан так смотрит на него? — Дома что-то случилось, Джоши? — Тай изо всех сил делал вид, что ничего необычного не происходит. Подумаешь, Джош каким-то образом узнал, где он, и приехал. Ничего особенного, верно? Так все любящие братья и поступают. При звуках голоса Тайлера Дан вздрогнул, его взгляд потеплел, но он молчал. Тайлер тоже молчал. С каждой минутой он мерз все сильнее, забыв о том, что сверток, который он держит в руках — его куртка, которая поможет ему согреться быстрее, чем горячая любовь Джоша, которая, похоже, сменилась ненавистью. Он упрямо молчал, искренне надеясь, что их не видно из окон церкви — очень уж глупо они оба выглядели со стороны. Тайлер мысленно перебирал варианты, и не находил подходящего. Уйти? Это равносильно разрыву отношений. Продолжать буравить друг друга глазами? Проблем это не решит, да и не хотелось бы ему стать тем, кто сдастся. Тем, кто победит, ему не хотелось стать тоже. Самым правильным было бы уйти, уехать отсюда вместе — туда, где тепло, где Тай притянет голову Джоша к своим коленям и попытается, очередной раз попытается втолковать ему простые истины, что ему можно, ему нужно доверять. Что если он уходит, он уходит не от Дана. Что он всегда возвращается — к нему, и не нужно накручивать себя. — Все в порядке. Тайлер ушел в свои мысли и не сразу понял, что сказал Дан. Он растерянно посмотрел на него, и увидел, как Джош, дернув уголком рта, беззвучно произнес «живо в машину», выразительно посмотрев на его трясущиеся плечи и переведя взгляд на «шевроле». Джозеф не хотел спорить. Он нырнул в не успевший остыть на морозе автомобиль, бросил куртку на заднюю полку и растекся по сиденью. Говорить не хотелось. Хотелось сидеть — вот так, молча, смотреть на проплывающие за окном деревья, слушать шорох шин и вести мысленный разговор с тем, кто сел за руль и включил радио, вывернув регулятор громкости на полную — так, что болели уши.

***

Тайлер не спросил, куда они едут. Какая, собственно, разница? Ночевать в чистом поле они не будут, рано или поздно вернутся домой. Дану надо поговорить вдалеке от чужих ушей и любопытных глаз? Пусть так. Пусть только говорит, а не молчит, вглядываясь в зеркало заднего вида. Дорога была пуста, «шевроле» Дана тихо полз по окружной дороге — там, где Тайлеру приходилось бывать только единожды, когда они ехали из аэропорта. Он подумал, что, видно, так достал Джоша, что тот решил отправить его домой и засмеялся бредовости этой мысли. Он увидел, как губы Дана дрогнули — верно, ему в голову пришла та же идея. На мгновение Тайлер представил — как могла бы пойти жизнь дальше, реши он уехать раньше срока? Сегодня, сейчас. Наплевав на Россов, на психов, на Данов, на всех, с кем его свела судьба за эти несколько месяцев. Может, и правда? Стыд не дым, глаза не выест — пусть они сами разбираются со своими проблемами, обидами, недомолвками и всепоглощающим чувством собственности. Тайлер категорически не желал цеплять на себя ярлык «частная собственность». Если кто-то красноволосый не желает этого понять и принять, лучше уж рассечь эту связь — без анестезии, по живому, чтобы дома, после, зализывать раны. Он навсегда оставит часть себя в этих людях, но, может, пусть его ненавидят из-за бегства — ведь со временем это сотрется, чем будут страдать, простившись в июне, — день за днем? Несколько часов — и он будет с Мэдс в своем доме воспоминаний… Джозефу захотелось, чтобы это было так. Он устал, так устал обдумывать каждый свой шаг, пытаться не задеть, не ранить, мучаться оттого, что ненароком задел по больному. — Не надейся, — спокойно сказал Дан. Тайлер поднял голову и встретился взглядом с глазами Джоша в зеркале. — Не надейся, — повторил тот. — Ты думаешь о том, чтобы сбежать и сделать вид, что ничего не было. Выкинь эту дурь из своей головы, слышишь? Ты обещал остаться до июня, вот и терпи. — Так будет лучше, — прошептал Тай. — Кому, блять, лучше? — вызверился Дан, сворачивая на грунтовую дорогу. «Шевроле» потряхивало на кочках, но эта тряска была легким штилем по сравнению с тем, что творилось в душе Джозефа. — Тебе лучше? Мне? Россам? Кошкам, к которым ты ходишь? Кому так не терпится расстаться с тобой? — продолжал он, с трудом удерживаясь от крика, — можно подумать, все только спят и видят, как ты покидаешь шмот в чемодан и умчишься из Коламбуса. О да, наконец-то исчезнет этот надоедливый хмырь, который заставлял всех творить добро. — Если ты любишь, позволь мне уйти — проговорил Тайлер. — Я люблю тебя, и хочу, чтобы ты остался. Тайлер внезапно понял, что мотор заглушен и они сидят в тишине. На «шевроле» опустилась ночь, забирая краски у всего живого и обращая их в черное. Темноту рассеивал только неяркий свет лампочек в потолке машины, но вот Дан щелкнул кнопкой, и Джозеф различал только контуры переднего ряда кресел, да собственные руки. Его слух обострился, и он соотносил звуки с действиями. Шуршание ткани, жужжание, смягченный тканью удар — Дан вытащил из кармана телефон, выключил его и бросил на соседнее кресло. Щелчок — он потянул на себя ручку двери и вытолкнул ее наружу, впустив внутрь холодный воздух. Еще щелчок — и новая волна холода обдала Тайлера — Дан сел рядом с ним. Еще щелчок — он закрыл дверь. Тишина. Звенящая тишина, громкий стук сердца, разбивающий мутное стекло ночной тишины на куски, тихий шепот: «зачем ты меня мучаешь?» и… Скольжение жесткой руки по щеке Тайлера, мягкое прикосновение губ к виску, звуки на грани тишины: «не думай ни о чем». Тайлер кивнул, накрыл ладонь Джоша своей рукой, сдвинул и прикоснулся к ней губами.

***

Руки Дана были везде — в его, Тайлера, волосах. На его плечах. На его груди. На его спине. Пальцы Дана торопливо выталкивали пуговицы рубашки из петель, стаскивали ее с плеч Тайлера, вытаскивали ее из пояса джинсов. Он нетерпеливо срывал тряпки, в которые был одет Тай, с его тела, и тот не боялся замерзнуть — потому что куртка Джоша была закинута им же к куртке Тайлера мгновения (вечность?) назад, и его кожа обжигала даже через водолазку. Тай подумал, что водолазка — очень удачный выбор, учитывая сложившиеся обстоятельства, он прильнул губами к шее Дана и страстно, будто изголодавшийся по телу и теплу, целовал его, втягивая кожу губами, думая о том, что под его ртом распускается дивный цветок, который через дни исчезнет с тела, но останется в памяти. Он наслаждался глухим стоном Джоша, наслаждался болью, которую тот причинял ему, вгоняя в спину ногти, вдавливая пальцы, прижимая к себе. Наслаждался огнем, бегущим по венам, татуирующим его изнутри, выжигая на сердце «ДжошДжошДжош». Это была не лучшая постель, не лучшее время года, и вместе с тем — это было лучшее место в мире, место, где они были только вдвоем, и никто не мог помешать им. — Только не руки, — тихо прошептал Джош, — руки открыты, не хочу, чтобы кто-то знал. Тай кивнул и накрыл его рот своим, сплетаясь языками, стеная, задыхаясь, кусая, зализывая укусы, еле касаясь краешка губ и сдавливая их своими. Он с трудом разорвал поцелуй, скользнул по скуле, тронул языком ухо, спустился теплыми поцелуями на шею, уткнулся носом в выемку между горлом и плечом, зашептал что-то нежное, тихое, невыразимое. Дан пропустил шелковистые, им же самим взлохмаченные волосы, сквозь пальцы, толкнул Тайлера на спинку сиденья и повторил то же, что тот сделал с ним. Только его поцелуи были жарче и откровеннее, они сметали все сомнения и страхи, они обещали, манили, влекли, — и вот Тайлер сам стаскивает водолазку с Джоша, понимая, что на этот раз его ждет нечто большее, чем поцелуи, думая, что им не хватит места для того, чего хочет Дан, чего хочет он сам. Впрочем, какое это имеет значение, когда он — его любовь — так близко? Когда он так нежен. Когда его руки и губы рождали внутри смерч. Когда тело предательски дрожало в жажде большего, незнакомого, пьянящего, пугающего. Когда губы ползли вниз по животу — все ниже. Ниже. Ниже. Когда пальцы настойчиво ласкали изгиб спины, спускаясь ниже. Ниже. Ниже. Тайлер вспомнил насмешливое «то ли между нами еще будет» и полыхал, дрожа от возбуждения. Руки Джоша легли на ремень джинсов Тайлера и расстегнули пряжку. Расстегнули пуговицу и молнию. Не спрашивая разрешения — оно давно было получено — стянули джинсы вместе с бельем. И через секунду его рот накрыл восставшую плоть. Тайлер бредил. Тайлер задыхался. Тайлеру казалось, что он попал в эпицентр землетрясения. То, что с ним делал Дан — своими губами и языком — не поддавалось описанию. Не поддавалось осмыслению. Не поддавалось оценке. Это было чистое удовольствие — тягучее, как мед, сияющее, как жемчужина, горячее, как полуденное солнце. До боли сладкое, лишающее разума, опаляющее жаром. То, что он переживал в ванной, стесняясь самого себя, не шло ни в какое сравнение с тем, что творил с его телом Джош. Он чуть не прокусил руку от восторга, подавившись собственным стоном в самом конце. И захлебнулся смехом, когда Дан, ласково погладил его — смятенного, взлетевшего в небеса — по животу и шепнул: «наконец-то я вручил тебе свой подарок». Это было больше чем подарок. Это была новая жизнь, которую теперь он полностью был готов принять.