Креативное самоубийство

Скользкий прохладный шелк простыней под обнаженной спиной, ладони, охватившие ее плечи и вжавшие их в подушку – на правую руку он опирался всем весом, левую заметно берег, - страстно-ласковый язык, на несколько томительных мгновений проникший ей в рот, горячие губы на шее и груди, потом – ниже, потом – еще ниже... В этом пока не было ничего нового, ну кроме, может быть, шелка – напротив, почему-то Роумен на удивление живо напомнил Цири о Мистле. Нет, пах он совсем иначе, и на ощупь был совершенно другим – более крепко сбитым, жестким, мускулистым. Может быть, чуть меньше девушки понимал, что делал с другой девушкой. Но нежность, с которой он ее ласкал, была та же. Наверное, именно ее она увидела в его бездонных зеленых глазах с самого начала, и именно она так ее привлекла в нем – нежность как часть нормальности, забитая и забытая, израненная, полураздавленная, но все еще отчаянно желающая жить. А вот ощущение навалившейся тяжести длинного сильного тела Роумена, запечатывающих рот мягких, но властных губ и почти сразу же – осторожного, но все же резкого и неожиданного, несмотря на все ожидания, вторжения, почти болезненной наполненности и затем ритмичного движения внутри… это все было в новинку. Секунды шли одна за одной, сливаясь в вечность, а он все не давал ей ни дышать, ни стонать, хотя отчаянно хотелось и того и другого; в исступлении Цири чувствительно укусила его и, когда он, дернувшись, удивленно отшатнулся, хватила наконец воздуха, выдохнула главное, что хотелось сказать: - Быстрее… - и вскрикнула в голос, когда он послушался. Это было как лучшая скачка на Кэльпи навстречу разгорающемуся рассвету. Цири вонзила ногти во влажную от выступившего пота напряженную спину Роумена, до упора разламывая бедра навстречу его все ускоряющимся и все менее осторожным толчкам. Немилосердно целуясь, они согласным дуэтом стонали друг другу в губы. Роумен, не сдержавшись, кончил прежде нее, но она догнала его на излете первого же долгого придушенного вскрика. Последним, что она успела подумать, было, что вот сейчас, когда он забыл обо всем, начисто растворившись в процессе, в себе и в ней, его красота стала по-настоящему пронзительной – сладко закушенная нижняя губа, распахнутые в неизвестность огромные светлые глаза, рассыпавшаяся темная челка, напрягшиеся плечи… А потом она и сама, задохнувшись стоном, ссыпалась куда-то, словно в очередной портал, но и там Роумен был все еще с ней, обнимая и добивая ее, до упора вгоняя член в ее содрогающееся нутро, продлевая ее и собственное наслаждение. Призрак Мистле тихо развеялся, словно убедившись, что передал свою Фальку в хорошие руки. Ох, нет, даже с Мистле такого не было. Такого – не было. Роумен упал на нее, медленно сполз, перевернулся на спину и, тяжело дыша, уставился в потолок невидящими глазами. Нашарил ладонью маленькую руку Цири, ласково сжал, а когда она прильнула к нему, доверчиво улегшись щекой ему на грудь – готовно обнял. Он старался ничем не выдать, в каком он на самом деле смятении. Эмоции были малознакомыми и за счет этого слегка пугали. А за счет общей степени нервного напряжения – даже и не слегка, а прямо как бы опять в какой-нибудь гребаный астрал на пару недель не вылететь. Может быть, какой-то подобный отклик в душе когда-то вызывала Миранда… в тот единственный раз, когда они с ней были только вдвоем, после того, как она ответила на такой же его "прыжково-с-табуреточный" поцелуй. Пока не влез Питер. Сука. Снова. В душу. В постель. В жизнь. - Эй, - Цири обеспокоенно зашевелилась, уловив, как у него сбилось дыхание и спазматически вздрогнула грудная клетка, – ты что, плачешь? Роумен рад был бы гордо это опровергнуть, но слезы предательски ливанули из углов глаз по вискам, мгновенно остывая на коже и раздражающе холодными ручейками затекая в уши. - Ну чего ты?.. – она несколько раз, склонившись, легко поцеловала его лицо, ловя эти ручейки губами, и это было пронзительно нежно и печально. – Что-то не так? - Нет, нет, - он, торопливо всхлипнув, вернул ей поцелуи, ласково проследил губами шрам на щеке. – Я… о своем. Ты хочешь еще или будем спать? - Можно поспать, а потом еще, - определилась Цири. Он поднял на нее все еще влажные глаза, иронично дернул углом рта, и она безотчетно отзеркалила его кривую ухмылку.