Пока не вспыхнул меч

Кайло не мог понять, почему окружающие обращают такое внимание на то, как он относится к своему бывшему учителю. Для Рей, разумеется, было важно защищать своего наставника, но он видел, что в ее глазах любой, у кого была семья, и он сам от нее отказывался, был достоин лишь сожаления. Меланхолия опустилась на комнату и подсела к ним непрошеным компаньоном. Слишком долго размышлять о дяде казалось бессмысленным. Кайло попробовал мысленно вернуться в тот период своей жизни и найти момент, когда они проявляли друг к другу какую-то родственную привязанность, когда один верил в другого. Ничего не приходило в голову. Они всегда были учителем и учеником. Наставником и падаваном. Его выделяли ничуть не больше, чем других мальчишек. И он не собирался и дальше лгать, утверждая, что ему не было от этого горько. Было. Он отправлялся в академию, мечтая не только о знаниях и могуществе (и спокойному сну, если уж Сноук не мог до него там добраться), но и о семье и привязанности. О том, чего он не знал с генералом и Ханом Соло. Он представлял себе человека, который понимал трудности, через которые проходит подросток. Его дядя был фермером на пустынной планете, пока его не нашел Кеноби. Он начал обучение уже взрослым. Он мог бы прислушаться к его опасениям, он положил бы руку ему на плечо, он понял бы его. Едва выйдя из «Тысячелетнего Сокола» и встретившись с дядей лицом к лицу, он увидел глаза своей матери. Глаза монаха, не обычного человека. Приветливые, но осторожные. Глаза, что задерживали на нем взгляд чуточку дольше, чем было необходимо. Глаза того, кто почти что боялся поворачиваться к нему спиной. Он знал, что мать рассказала джедаю про Сноука. Надежды на открытые и полные понимания отношения испарились, как вода на Джакку. Он прикрыл глаза и принялся ждать, когда Рей будет готова снова говорить. *** — У тебя есть какие-нибудь счастливые воспоминания из детства? Она не спрашивала — молила. Почему она вообще решила, что это была хорошая идея? Чем больше вопросов она задавала, тем хуже все становилось. Она смотрела на свои руки, которые нервно теребили что-то и не лежали спокойно на коленях, и не заметила, как от вопроса в его глазах на мгновение вспыхнула боль. — Определи, что значит «счастливые». Рей подняла голову. Боже, эти глаза… почему они такие темные и глубокие? — Радостные. Веселые. Не такие темные. — Думаю, с этим вопросом ты пришла не к тому человеку. У Рей билась в голове навязчивая мысль, зудела, как кожа, которую хочется почесать. Тот коридор с дверьми. Большая часть их по-прежнему была закрыта. Даже желая помочь ей понять себя, он не давал им открыться. Тот смех из его воспоминаний, звонкий и чистый. Похоже, смеялась девочка. Может быть… — У тебя была любовь? Он посмотрел на нее так, как будто она сказала, что хочет позвать сюда C-3PO, чтобы ему было приятнее. — Любовь? Она попыталась оправиться и внушить себе, что ей вовсе не было так больно от его смущения. Словно это был язык, которого он не понимал. — Подростковая влюбленность? Увлечение кем-то? Он почти побелел. Вопрос задел его за живое. — Нам было запрещено формировать привязанности. — И ты, конечно же, следовал всем правилам. Если взглядом можно было сказать «туше», именно это Кайло сейчас и делал. — Ничего такого, о чем стоило бы писать домой. Рей вскинула брови. Продолжай. Он испустил вздох, показывая, что считает этот кусочек своей истории жизни совершенно неважным, и отбросил с пути еще один мысленный барьер. На этот раз он даже не пытался уклониться. Этот барьер и так пал бы под её ударом. Рей уже знала, что того смеха за этой дверью не было, но все равно перешагнула порог. *** Бен сидел под деревом, которое закрывало его от основного потока дождя. Он не знал точно, сколько уже тут прячется, но возвращаться в храм не спешил. Они не прилетели. Она обещала, что в этот раз они прилетят, чтобы посмотреть на его успехи, и проведут с ним день или два. Даже с учетом того, как скептически он к этому отнесся, он едва не взорвался от ярости в тот момент, когда Люк зашел к нему в комнату с сочувственным выражением лица. Все освещение в храме мигнуло и погасло. Теперь Бен не чувствовал смущения и стыда. Он чувствовал жаркую извращенную гордость. «Отправь моим родителям это послание, — говорили его глаза дяде. – Отошли им это небольшое сообщение». Мальчишки в классе перестали придумывать ему прозвища. Над его ушами и носом больше никто не смеялся. Если раньше дети просто держались от него подальше, теперь его открыто избегали. Его дурной характер был всем известен. Он стал тем, с кем никто не хотел становиться, когда мастер Люк распределял их по парам. Все начали его бояться. А те, кто еще не начал – что ж, они научатся. Сноук нашел его. Шепот возобновился. Отчасти Бен испытал облегчение от того, что тот вновь был у него в голове. Стало труднее засыпать, но по крайней мере кто-то учил его, направлял, выслушивал его. Он по-прежнему придерживался ее ритуала и уходил в лес. Здесь хорошо было медитировать, и никто его не тревожил. Конечно, кроме… Позади хрустнула ветка. Бен обернулся, ожидая увидеть… Ой. Ее он увидеть не ожидал. Софи застенчиво улыбнулась. — Привет, Бен, — сказала она ласково, так же, как улыбалась. Это была та сторона его жизни, к которой он не привык. С тех пор, как ему исполнилось четырнадцать и он позволил злости руководить своими поступками, большинство учеников сторонились его. Кроме этой девушки. Кажется, она стремилась отыскать его даже больше, чем раньше. Словно хотела, чтобы они были, нет, не друзьями, а… Она была одной из девочек, на которых Бен бегло взглянул раз или два, когда только прибыл в академию. Гуманоид, как и он сам, с длинными рыжими волосами до пояса и голубыми глазами. Он чувствовал, как его щеки чуть вспыхивают всякий раз, когда она смотрела на него в ответ. Она выросла довольно высокой, и ее фигура понемногу начинала принимать женственные формы. Бен тоже сильно изменился за последнее время. Он рос так быстро, что туники и штаны пришлось менять трижды за один только прошедший год. Теперь он был самым высоким в классе. Его лицо тоже повзрослело, глаза, губы, нос и уши уже не казались чересчур большими. Он обнаружил, что если отрастить волосы подлиннее, они становятся немного мягче. Похоже, Софи это нравилось. — Чего ты хочешь? – спросил Бен. — Просто подумала, может, тебе нужна компания. Бен хмыкнул и отвернулся. — Я плохо вписываюсь в компании. Откуда она узнала, что он здесь? Это она, должно быть, сказала. Надо будет поговорить с ней, объяснить, что ей нельзя никому рассказывать, куда он уходит… *** Рей почувствовала, как наткнулась на что-то в его разуме. Дверь снова захлопнулась. Почему? Не давая вытолкнуть себя, она вцепилась в воспоминание и сосредоточилась на его разговоре с той девочкой-подростком. *** — Софи, уходи. — Почему ты больше не хочешь со мной разговаривать? — Мы и раньше не разговаривали. — Мы разговаривали! – Бен бросил на нее крайне скептический взгляд. – Иногда. — О чем можно говорить сейчас? — Почти не о чем. Бен встал и посмотрел на девушку. — Ты теперь смотришь на меня по-другому, — заметил он. Софи кивнула, и ее волосы взметнулись от движения: — Ты тоже. В воздухе будто была разлита какая-то энергия. Как Сила, но более горячая. От нее маленькие голубые глаза девушки стали темнее, а в груди у Бена разгорелся язычок какого-то почти собственнического пламени. Импульсивность всегда была главным его качеством. Схватив ее за плечи, он прижал ее к дереву и сам навис над ней. Она поддалась без борьбы. Казалось, она была счастлива стать пленницей, если в плен ее возьмет он. Первым прикосновением своих губ к ее губам он едва мазнул по ним. Они оба были в этом новички. Но что Бен понял, так это то, что это хорошо. И во второй раз его губы задержались ненадолго. В третий раз, когда она вцепилась ему в волосы и подтянула совсем близко к себе, он весь растекся по ее телу и не видел причин отстраняться. Он вел руками по ее шее и волосам, и все было таким мягким. От нее пахло клубничным шампунем, которым все девочки мыли волосы. Он не знал, сколько они стояли вот так у дерева, пробуя друг друга на вкус и гладя друг друга руками везде, где это казалось приятным. Оба понимали, что они не должны желать такого. Быть падаваном в академии означало игнорировать требования тела и находить радость в Силе. Сноук был прав. Его место не здесь. Внезапно позади Бена раздался какой-то звук. Тихий смешок… *** Рей обнаружила, что ее выбросило из его разума так быстро и без предупреждения, что она упала на спину на кровати. Потрясенная, она привстала на руках и посмотрела на него. Он был… испуган. Он выглядел так, словно вспомнил что-то, чего не стоило забывать. Этот смех. Тот самый смех из коридоров. — Я не могу это сделать, — тихо проговорил Кайло сам себе. Это было не предназначено для ее ушей. Он говорил с такой болью. — Рен… — Мы закончили, — он встал и отошел к окну. — Что? — Я дал тебе шанс задать вопросы. Я показал тебе все, что желал показать. Сейчас можешь уйти. — Подожди, но ведь там есть еще что-то… — Надо было спрашивать раньше! – в голос вернулись лающие нотки. Он пытался быть тем лидером Первого Ордена, которого боялись по всей галактике. Но звучало это как дешевая подделка. Отпечаток ботинка на месте самого ботинка. — Есть вещи, которые ты не дал мне увидеть. Почему? — Потому что они не для тебя! Завтра тебе отдадут мою голову в качестве сувенира, оставь мне хотя бы ее содержимое! Рей задохнулась: — Не говори так. Я делаю это не с целью причинить тебе вред. Не все из тех, кто встречался тебе в жизни, хотят навредить тебе, Рен. — Хотела понять чудовище перед тем, как его убьют? — Нет, ты не… — Не нет, а ДА! – рявкнул он. – Ты сама так сказала! Ты смотрела на меня, и каждое твое слово означало именно то, что ты хотела сказать. Он прижался лбом к оконному стеклу. Рей ощутила желание подойти к нему и дотронуться до него. Все, что он когда-либо хотел – чтобы кто-то вот так положил руку ему на плечо. — Кайло, там есть что-то еще. Что-то еще возвращается. Я знаю, что в этом нет зла и испорченности. Тот смех… чей он был? Он покачал головой, все еще стоя спиной к ней. — Пожалуйста… я ни одной живой душе не скажу, если ты мне расскажешь. Мое слово. — Это единственное, что есть в моей голове не испорченное, не извращенное, не прогнившее насквозь. И я не стану пятнать это тем, что извлеку его на свет, — он отвернулся от темной площади, куда его выведут завтра. – Сам воздух этого места исказит это. Рей хотела возразить, но Кайло заговорил раньше: — Если ты веришь хоть чему-то из того, что я говорю, поверь: некоторые вещи лучше оставить в покое, — он смотрел на нее, и Рей впервые поняла, что на нее смотрят глаза Бена Соло. – Ты не скажешь мне спасибо, если я открою это тебе. Рей стояла перед ним, перед человеком, осужденным на смерть. Перед человеком, которого она сама пыталась убить. Она чувствовала не выразимую словами печаль от того, что это дело ее жизни подойдет к концу, когда взойдет солнце. — Уходи. Оставь меня в покое, — Кайло снова отвернулся от нее. Рей не смогла придумать, что еще сказать, и потому развернулась и ушла без лишних слов. Она направилась туда, где ощущала присутствие своего учителя. Сегодня он нужен был ей как никогда. Она шла и позволяла слезам беспрепятственно течь по лицу. Когда она встанет перед своим пожилым учителем, она будет спокойна. А сейчас она будет просто девушкой, которой очень горько и больно. *** Кайло дождался, пока она уйдет, и только потом испустил крик боли. Он думал, что сможет сделать это. Думал, что сможет, наконец, объяснить. Он был таким эгоистом. Если она узнает, это ее уничтожит. А он и так уже уничтожил достаточно.