Пока не вспыхнул меч

Уже почти три часа Лея сидела в тронном зале. Раньше она никогда не садилась на трон своей матери. Это казалось неправильным. Падме Амидала символизировала доброту, учтивость и милосердие, подражать которым Лея чувствовала себя не в состоянии. Она была в первую очередь генералом, а уже потом принцессой. Да и принцессой больше не была. Когда Альдераан был уничтожен, она мысленно распрощалась с этим титулом. Принцесса без планеты — никакая не принцесса. Но сейчас она сжимала подлокотники так крепко, что на них оставались полукруглые выемки в тех местах, где впивались ее ногти. В приливе веры она надеялась, что всем известная смелость ее матери укрепит ее в эту жуткую ночь. Как будто любовь матери могла каким-то образом облегчить ее собственную боль. А в итоге она просто сидела в темноте в зале, куда никто не заходил уже больше сорока лет. Иногда Лея не могла решить для себя, была ли Сила, что текла в ней, ее величайшим даром или величайшим проклятием. Она сидела в зале управления на базе Сопротивления, когда услышала, как По рассказывает озадаченному Финну, что у Того Самого Заключенного посетитель, и не кто иной, как Рей. Это не стало для Леи сюрпризом, ведь именно она и дала Рей пропуск, чтобы та могла с ним увидеться. Но знать, что она сейчас там, с ним, что они разговаривают… Не сказав ни слова, она ушла, укрываясь в тени правления своей матери. Надежда. Смятение. Злость. Сожаление. Удивление. Уют и спокойствие. Паника. Все это она чувствовала. Все противоречивые эмоции, которые не давали ей ненавидеть своего единственного ребенка. И вот последняя вспышка: Хватит. Что-то в его мыслях закрылось. Он отступил, изменив своему решению, которое принесло бы ему мир и облегчение, но, быть может, растревожило бы раны Рей, которые едва начали заживать. Лея прожила на свете слишком долго и видела слишком много, чтобы заплакать с легкостью. Но никогда она не ощущала себя в меньшей степени командиром, чем сейчас. Рей ушла от него. Лея чувствовала ее отчаяние и потребность увидеться с учителем. Она совершенно не удивилась растущему раздражению девушки от того, что та никак не могла его найти. Как не удивилась и тихим приближающимся шагам. — Трон тебе к лицу. В тебе всегда было что-то королевское. Лея с тревогой взглянула на брата. Когда она смотрела на него, она вспоминала, как сильно они постарели. Он носил свои годы, не заботясь о них, и безо всякого тщеславия. — Я не больше принцесса, чем ты — король. — Не принцесса, нет. Ты на самом деле никогда и не была принцессой. Скорее королевой воинов. Лея слегка улыбнулась в ответ на попытку брата сделать ей комплимент. Потом улыбка пропала, словно ее и вовсе не было. — Больше воин, чем мать. Люк не стал с ней спорить. Покровительственное отношение она бы сейчас не оценила. — Все мы совершали ошибки. Я — больше, чем кто бы то ни было. — Джедай опустился на одно из старых кресел членов совета. Тишина была такой громкой, что несколько секунд разносилась по залу эхом. — Значит, он ей не сказал. — Нет, — Люк покачал головой. — Не сказал. — Как думаешь, что его остановило? — спросила Лея. Ее сын был известен своей манерой брать все, что захочет, и плевать на последствия. — Любовь. Лея резко повернула голову и взглянула на брата в упор. Люк приподнял брови. — Разве могут быть какие-то сомнения? — Вопрос был совсем не риторическим. — Мы знали про это. Мы знали много лет. Наши глаза были открыты, но мы не видели. Глаза Леи сейчас были опасно близки к тому, чтобы наполниться слезами. — Что нам делать? — спросила она. — Мы не можем оставить все как есть. Когда Люк не ответил, она продолжила более энергично: — Ты знаешь, так же, как и я, — чудо, что это до сих пор не стало всем известно. И оно станет известно. Ты хочешь, чтобы он… — она сглотнула, — хочешь, чтобы он был мертв к тому времени, как Рей поймет, на какие вопросы ей нужны ответы? Люк прекрасно все понимал. Уже больше года он жил в отчаянии, не зная, что сделать и что сказать. Он надеялся, что рассказав ей об истории ее семьи и открыв семейное наследие, он хотя бы отчасти искупит вину за то, что по-прежнему скрывалось в ее памяти. Он ошибался. — Он может так и не простить нас, если это обернется бедой, — предупредил он Лею. — А Рей никогда не простит нас, если обнаружит это раньше, чем мы сделаем что-нибудь. Молчание на этот раз было еще более оглушительным. — Стирание памяти — могущественная техника Темной стороны. Она уже видела то, что может откликнуться в воспоминаниях. Я сказал бы, что хватит одного сильного толчка. Он уже ослабил стены в ее подсознании, сам того не заметив. Люк знал, что здесь требовалось. — Я все еще храню его. Он оставил его тогда. Лея вцепилась в сиденье так яростно, что ногти оставили в нем небольшие дырочки. — И ты не… — Я не смог, — закончил Люк. — Я всегда надеялся… хуже, чем сейчас, выйти просто не могло, но если сегодня последний шанс… — Я хочу, чтобы мой сын ко мне вернулся, — голос Леи опустился на октаву ниже обычного. Горло сжалось до размеров горошины. — И нам нужно вернуться в то время, когда я в последний раз смотрела на этого человека в камере, и в ответ на меня смотрел Бен. *** Рей ходила по дворцу, по его коридорам и внутренним дворикам, разыскивая своего учителя, но его отпечаток в Силе как будто водил ее кругами. Наконец в королевском саду она пришла к пруду, чья поверхность была очень ровной и гладкой, села рядом и дала прохладному ночному воздуху остудить пылающие легкие и глаза. Вода приносила Рей успокоение. Ее шум и плеск в фонтане, что располагался в центре пруда, были для нее как лекарство. Она всегда радовалась воде. На Джакку вода сама по себе была драгоценностью, и Рей до сих пор охватывал благоговейный трепет всякий раз, когда шел дождь. Полные луны сияли в небе и заливали двор светом. Их было три, и это означало, что завтрашний день уже в пути и наступит очень скоро. Она поглядела наверх, на возвышавшийся над ней дворец, туда, где было его окно. Свет в нем был очень слабым, но все же был. От понимания, что он решил не сидеть в темноте, как в последние недели, ей почему-то стало легче. Образы его в детстве продолжали подпитывать искру сострадания к этому человеку в черном, которая и так всегда была в ее сердце. Серьезный, талантливый, нетерпеливый, развитый не по годам. Испуганный, дерганый, сердитый. То, что он находил покой среди деревьев, казалось очень странным, но в то же время правильным. Место, где, если он прятался как следует, его не мог найти никто, даже звезды. Там, где ветви тянулись к небу, где листья переплетались друг с другом, а мокрая почва пачкала одежду, он лежал на земле, глядя вверх, раскрывая небу себя. Это было самое близкое к объятиям ощущение из всего, что он знал. Место, чтобы спрятаться. Чтобы играть и быть ребенком. Бегать меж деревьев, преследуемый не ночными кошмарами, но смехом, светом и любовью. Стоп… Рей выпрямилась. Это было уже не из воспоминаний Кайло Рена. Но она все видела. Высокий мальчик со спутанными черными волосами. На нем коричневая туника и штаны, сапоги до середины икры. У него бледная кожа, но на щеках румянец от быстрого бега… и от радости. Эту картину она видела глазами того, кто бежал за ним, пригибаясь и пролезая между ветками деревьев, не упуская его из виду ни на миг. И тот смех. Он принадлежал преследователю. Образ разорвало колебание Силы. Люк. Он звал ее. В нетерпении увидеть учителя она сорвалась на бег и помчалась по дворцу, не успев подумать о чем-то другом. Она как будто снова оказалась в том лесу на Такодане. Ощущения подсказывали ей, куда бежать. Пересечь двор. Вверх по лестнице. Через коридор. На своем пути она никого не встречала. Дворец спал, окутанный торжественностью и темнотой. Оно расцвело за дверьми в помещение, где Рей никогда раньше не была. Она распахнула двери и с трудом подавила возглас разочарования, обнаружив, что там никого нет. В зале клубилась Сила. Рей слышала об этом месте — это был старый тронный зал галактической династии Набу. Все здесь ощущалось каким-то несложным и понятным. Самое большое кресло, которое занимала королева планеты, было громоздким, но не внушало того страха, который всегда охватывал, когда Рей думала о правителях. Оно казалось почти уютным. Словно мать, сажающая ребенка на колени. Сейчас оно звало ее к себе. Садись. Отдохни. Расскажи мне о своих несчастьях. Ты здесь в безопасности. Она подошла к нему ближе. Сидеть на нем ей казалось неправильным, но вместе с тем — правильным. Неправильным, потому что она не была королевой. Не была никогда и не хотела быть. Но кресло хранило следы прошлой жизни, рода, к которому она принадлежала. Может быть, именно здесь Оби-Ван впервые увидел женщину, которая потом выносила его дитя. Сабе сидела здесь. Ее бабушка выдавала себя за бабушку Кайло Рена. Если бы только эти женщины знали, в каком сложном переплетении событий увязнут их одаренные потомки. Рей опустилась на подушки сиденья. Сила пульсировала здесь отчетливее, чем в других местах. В трон были вделаны отсеки для хранения оружия. Во время оккупации Набу это помогло джедаям выиграть важное сражение прямо здесь, в этом зале. Она нажала кнопку. И замерла, увидев то, что лежало внутри. Предмет светился фиолетовым, но цвет был таким темным, что казался почти черным. Она никогда раньше не видела кайбер-кристалл без светового меча. С трепетом она погладила его кончиками пальцев. И снова это было похоже на то, что случилось в замке Маз. Нахлынувшие образы ошеломили ее. В ушах зазвенел смех. Вокруг нее был лес. В этом лесу она и держала в руках кристалл. Ее руки были меньше. И сама она была меньше. Она была совсем маленькой, на самом деле. Ребенком. Она смотрела на него с изумлением. — Это твой? — и голос у нее был детский. — Да. — Другой голос, низкий, но временами срывающийся, как это бывает у подростков. Она посмотрела наверх. Темные, но добрые глаза. Усталые, но не из-за нее. — С ним я сделаю себе меч. И когда-нибудь у тебя тоже такой будет. — Я хочу голубой! Как у мастера Люка. Смешок. — Цвет не важен. Важно то, что ты с ним делаешь. — А ты будешь меня учить. — Это не было вопросом. Она просто сообщала о том, что будет. — Конечно. Я же обещал, верно? Потом Рей увидела все, отступив в сторону от того, что видели глаза ребенка. Она увидела девочку, маленькую, худенькую, со смешно завязанными темными волосами. От того, что ей только что пообещали, на ее лице появилась широкая улыбка. И мальчик улыбнулся ей в ответ. Он редко это делал, но в улыбке была безоговорочная искренность. Он был старше девочки лет на десять, но стоял на коленях, и поэтому если и не по возрасту, то по росту они сейчас были равны. Она знала этого мальчика. Знала эту девочку. Знала это место. И когда барьеры в ее воспоминаниях рухнули, она закричала от боли, физической и душевной. *** Примерно два часа Кайло лежал на своей узкой койке ровно и не шевелясь. Он не спал. Какая теперь разница? Завтра ему предоставят лучший отдых за всю его жизнь. Он вспоминал ее, как всегда делал ночами, вспоминал веснушки у нее на носу, ее карие глаза. И вдруг он почувствовал это и согнулся пополам, дернувшись вперед, как будто Чуи снова выстрелил в него. Нет. Нет… Не прошло и пары минут, как снаружи камеры началась какая-то суматоха, раздался шум. Кто-то закричал, а потом наступила тишина. Он решил, что это просто охранники поругались между собой, но тут дверь распахнулась и впечаталась в стену с такой силой, что осталась трещина. Она выглядела безумной. Ее волосы были распущены, лицо совсем побелело, щеки, наоборот, горели, а дыхание сбилось. Она выглядела дикой. Почти жуткой в своем смятении и отчаянии. Рей ничего не сказала и просто протянула ему кристалл. Методы обучения Сноука были ничто по сравнению с этим. Скайуокер. Идиот, какой невозможный идиот! Рей смотрела на него не моргая: — А теперь ты расскажешь мне, что именно ты пытался скрыть.