Королева Эребора

Сперва Кили думал, что пойдет и разобьет блондину его слащавое лицо. Будет бить, пока не превратит его в сплошное кровавое месиво. Захлопнув дверь, где осталась его жена и дочь, гном ощутил, будто их разделяет уже не дверной проем, а целая жизнь. Дурной сон какой-то, ведь не бывает так! У них с Тауриэль было все хорошо, он бы почувствовал, если бы она хоть немного охладела к нему. Может быть, стоит вернуться и заставить ее объясниться? Чутье редко подводило Кили, и сейчас он нутром чувствовал, что здесь что-то не чисто. Может, Тауриэль угрожали? Запугали так, что она не нашла другого выхода? Нет, она сказала бы ему. Его Тауриэль смелая, она не побоялась бы угроз. Возвращаться ему незачем. Тауриэль все ему предельно объяснила. Кили всегда знал, что Леголас заглядывался на его жену, и теперь он добился своего. Тауриэль теперь снова в своей среде – таких же, как она, достойных. Эребор всегда был для нее чужим, это не был секрет, но Кили думал, что их любви достаточно, чтобы держаться вместе, ни смотря ни на что. Очевидно, что нет. В конечном счете, она устала быть не в своей тарелке, любовь приелась, а разум включился. Что ей делать с гномом? Разве такой странный союз смог бы быть долговечным? Кили вышел на улицу, забравшись на пони, в последний раз посмотрел на замок, стараясь найти нужное окно. Его сердце все еще было в той комнате, вместе с Тауриэль и Мэри, но он должен был покинуть их, раз и навсегда, дать возможность Тауриэль дышать полной грудью, дать ей будущее, которого она достойна. Развернув пони, дернув за поводья, Кили мчался как можно быстрее прочь. Летний ветер дул на него как из печки, но гном не чувствовал ни жара, ни холода. Словно его выпотрошили, как курицу, не оставив внутри ничего. *** - Сынок, а где Мэри, где Тауриэль?- Дис обеспокоенно смотрела на сына, пока он слезал с седла,- Что сучилось? - Они остались в Лихолесье,- бесцветным тоном ответил Кили, не глядя на мать, направляясь к замку. Дис семенила за ним, от волнения у женщины подрагивали руки. - Как? Мэри еще нездоровится? Ты можешь, наконец, остановиться и сказать матери, что, черт возьми, происходит?! - Тауриэль не захотела возвращаться,- сообщил Кили, едва найдя в себе силы посмотреть на мать и сдержать собственные слезы,- Она сказала, что ее дом там. И что Мэри будет так лучше. Кили вновь продолжил путь, а Дис застыла на месте, но через несколько минут гном вновь заметил боковым зрением ее макушку, что маячила рядом. - И ты так просто уехал?- Дис хмурила лоб, лихорадочно соображая,- Оставил ее там? - А мне надо было силком ее на повозку сажать и сюда тащить?- ощетинился Кили. - Нет, разумеется,- Дис отмахнулась, по ее лицу пробежали тени,- Но вы же семья, вам надо было сесть, поговорить, обдумать все. Так ведь не делается просто… - Представь себе, мама, делается!- Кили бы зол, хоть знал, что его мать ни в чем не виновата, но сдержать свой пыл не мог,- Она приняла решение. Видно, ей больше нравится быть зазнобой эльфийского принца, нежели женой гномьего короля. - Что ты говоришь такое!- Дис в ужасе приложила ладонь ко рту, ее глаза округлились,- Глупости! Если бы Тауриэль хотела быть с ним, то у нее было бы масса возможностей для этого. Но она вышла за тебя, родила тебе ребенка. Нет, это не похоже на мою невестку. - Теперь ты ее защищаешь?!- Кили резко остановился, так что Дис едва не врезалась в него, по инерции, продолжая свой путь,- С каких пор ты на ее стороне? Я помню, как ты рассказывала мне, что эльфы – это отдельная каста, и что «поиграется, да выбросит». Так вот, ты была права, мама. Довольна? Ты оказалась права! Но теперь ты ее защищаешь! Что с вами всеми не так?! - Кили, успокойся,- Дис хотела погладить сына по плечу, но тот сбросил ее руку, пылая злобой,- Сынок…Да, я так говорила, но ведь время прошло. Я знаю Тауриэль не первый день, видела, как в ее глазах зреет нежность и любовь. Она любит тебя, дурачок. И я не верю, что она осталась там по доброй воле. Кили глубоко дышал, стараясь унять гнев. Слова матери он слышал словно из-под толщи воды, не концентрируясь на них. Дис просто старалась его утешить, она не может в самом деле верить в то, во что не верит даже сам Кили. Он и рад бы поверить, что тут есть подвох, что Тауриэль по-прежнему любит его, но надо мыслить здраво. И, как бы ни было прискорбно, но Тауриэль можно было понять. Они из разных миров, и, однажды, их сказка должна была закончиться. - Мама, этот вопрос закрыт, - Кили устало прикрыл глаза, практически полностью совладав с собой,- Тауриэль сделала свой выбор, и я не вправе препятствовать ей в этом. - Ну и сиди один, дурень,- взвилась вдруг Дис, сложив руки на груди и буравя сына сердитым взглядом,- Так за нее бороться, против всего мира практически пойти, чтобы затем все бросить! Ну брось, сиди, жалей себя. Конечно же, так легче, чем найти в себе силы для дальнейшего сражения. - О каком сражении ты говоришь?- Кили едва проглотил продолжение фразы «ты в своем уме?», ему не хотелось более обижать мать,- Я злюсь, но в то же время понимаю ее. Не знаю, на что рассчитывал. Я был ослеплен любовью так, что было плевать на все препятствия и различия между мной и Тауриэль. Мне казалось, что она их тоже не видит. Но пришло время прозреть нам обоим. Я высоко взлетел, да вот теперь лежу разбитый. Дис ничего не ответила ему, а Кили, мрачный и опустошенный, поплелся в свои покои, что некогда делил со своей супругой. Комната без нее была непривычно пустая и холодная, от ощущения одиночества в ней хотелось взвыть. Кили прикоснулся к покрывалу на постели, погладив выбитую вышивку на нем. Тауриэль нравилось это покрывало, раздобытое на ярмарке неподалеку, купленное у торговца, что привез его откуда-то из-за морей. Первое время она могла часами разглядывать его узор, аккуратно притрагиваясь пальчиком к каждой нити. Даже это простое воспоминание вызвало в Кили новый приступ душевной боли. Сколько в их жизни было хорошего за эти годы, что посчастливилось провести вместе! Он помнил каждую мелочь, каждую ее улыбку, как она потягивалась по утрам, выглядывая из-под копны рыжих и спутанных после сна волос. Он помнил вкус ее поцелуя, будто тот все еще цвел на его губах, помнил, как она крепко жмурилась во время их близости, когда он нависал над ней, а Тауриэль, блестящая от пота, лишь сильнее прижималась к нему, требуя большего. Теперь эти обрывки, отголоски памяти, резали Кили без ножа. Как жить дальше без любимой – он не представлял. Как смириться с тем, что она предпочла другого, забрав вдобавок его лучик света – их дитя? Кили лег в постель, обнимая подушку, что принадлежала его жене, закрыв глаза и как можно глубже вдохнув родной запах. Вскоре он забылся тревожным сном, снедаемый тоской и разочарованием.