На грани

      Темникова затаила дыхание в ожидании, что же Оля сделает дальше. Но та продолжала смотреть на неё, не отрываясь. Лена всматривалась в её глаза, что уже ничего толком и не выражали, кроме усталости и извечной просьбы отсыпать ещё немного, чтобы ощутить лимитированную радость. Брюнетка моргнула несколько раз подряд: воспоминание подобного характера всплыло в памяти, вот только тогда Лена играла противоположную роль.       Это она с ненавистью толкнула Серябкину и, прижав к стене, мечтала если не убить, то точно искалечить. Наверное, уже тогда Оля попала в кокаиновую сеть, а Лена – в Олину. Темникову напрягало, что количество их совместных моментов перевалило за несколько сотен. Вряд ли такую мерзость вообще нужно было помнить, но Лена не отпускала ничего, связанного с Серябкиной, перепроверяя наличие воспоминаний по реестру и тщательно отсортировывая, чтобы понять, сама ли она выбрала всё случившееся с ними или же это судьба навязала ей Олю?       Лена не знала, какому из вариантов отдать предпочтение. Но в тот день они точно не должны были пересечься… Они вообще не должны были встретиться после той ночи! И Темникова прокляла себя за то, что ей вдруг пришла в голову мысль купить тот дурацкий MP3-диск, который в итоге так до сих пор и лежит нераспечатанным в бардачке её машины.       Брюнетка вышла из магазина и, вчитываясь в плейлист ещё раз, врезалась в кого-то. Подняв глаза, Темникова растерялась, увидев перед собой улыбающееся Олино лицо. - Привет, - сказала Серябкина. - Привет, - протянула Лена, до конца не осознавая, что этот разговор происходит в действительности. Потом она даже не могла точно объяснить себе, что произошло между их столкновением и тем моментом, когда она во второй раз вопреки всем возложенным запретам сливалась в экстазе с чужой девушкой на скрипучей кровати в первом попавшемся мотеле, который они нашли по дороге.       Причём Темникова даже не определилась, что же её беспокоит больше: то, что это происходит во второй раз, или то, что Оля всё же занята кем-то другим? Наверное, её мучило всё сразу. Ведь они договорились с Сергеевым, что изредка позволять себе расслабиться с кем-то другим – это отнюдь не плохо, но только однажды, без повторов, что несут за собой привязанность и все проблемы, вытекающие из-за её появления. До сего момента у Лены не возникало никаких трудностей с их соглашением. Но что тогда творится сейчас? Почему она шепчет Оле, которая извивается и стонет под ней, до блевотины слащавую фразу «Ты – моя»? И почему Серябкина поддакивает ей, выпуская из себя приглушённое «Да»? И почему кроет так, что Лене не хочется ничего, кроме того, чтобы остаться навсегда на этой мятой и влажной от их пота простыне?       Серябкина вышла из душа, когда Темникова уже оделась и смотрела, как Оля натягивает на себя одежду, которую Лене хотелось снова снять. - Мы ещё увидимся? – пытаясь придать своему тону полное равнодушие к Олиному ответу, спросила Лена. - Да, если хочешь, - кивнула Серябкина. - А ты хочешь? – произнесла Темникова, ощутив, как сжалось её сердце. - Хочу, - призналась шатенка. - Зачем? – поинтересовалась Лена, подойдя к ней. - Не знаю, - отвела свой взгляд от неё Серябкина, но затем, свесив свои руки с её плеч, сказала: - Нам же хорошо вместе. - Хорошо, - согласилась Темникова, - но… ты не собираешься уйти от неё? - А почему я должна собираться это сделать? – разозлилась Оля, уже не прикасаясь к ней. – Ты же не торопишься уходить от него. - Это другое… - Нет! Это одно и то же. - Нет! – крикнула Лена, но не хотела ничего объяснять ей.       Темниковой не хотелось рассказывать, как и зачем она выбрала то, что, собственно, выбрала по итогу. Олю это не касалось, и та даже не имела никакого права высказывать ей претензии. Но на самом деле Лене было просто страшно услышать в свой адрес осуждение, в котором главным аргументом будет бессмысленный разговор, что можно было найти другой выход. Нет, другого выхода нет, когда тебе восемнадцать и твоя мать может скончаться, если ты не придумаешь, как найти деньги на лекарства. Поэтому она собрала всю свою гордость в кулак и пришла к Сергееву, чтобы начать медленно убивать тех, кто заплатит ей за это, да ещё и поблагодарит. Лена сходила с ума, днём пытаясь не принять всё то, чем они торговали, а ночью – не измучить себя осознанием того, что же она творит. Но любовь к маме была выше любви к себе и остальным. Поэтому, пряча свой нательный крестик во внутренний карман куртки, она продолжала заниматься делом, от которого всё внутри неё постепенно зачерствело. Новости о передозировках и смертях больше не волновали её. Деньги стояли выше совести. Купюры приводили её в восторг. И эта девочка, нагло глазеющая сейчас на неё, не должна была ничем зацепить Лену, но зацепила. Темникова понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет, но не могла себя побороть. А Оля тем временем несла такую чушь, что Лена, выйдя из себя, втолкнула её в стену и переспросила: - Что? Он продал вам ещё? - Да, - кивнула Серябкина. – Знаешь, было так обалденно, что мы впервые кончили синхронно. - Заткнись, - выдавила из себя Темникова. - Наверное, смогу, - усмехнулась Оля, - а вот вчера ночью не могла. - Да замолчи ты! – крикнула Лена. - А чего ты так бесишься? – рассмеялась Серябкина. – Что, так сильно понравилось спать со мной? – Я, - глубоко дыша, чётко произносила каждое слово Темникова, - достану тебе столько этого порошка, что ты утонешь в нём. - Так достань, - выговорила Оля. - Брось её! - Брошу, - пообещала Серябкина. - Поверь, мне было с тобой не настолько здорово, - наконец, сумела рассмеяться Лена ей в лицо, - чем тебе под наркотой. - Заткнись, - сквозь зубы проговорила Оля. - Наверное, смогу, - усмехнулась Темникова, - а вот ты не можешь остановиться. - Да замолчи ты! – крикнула шатенка. - А чего ты так бесишься? – улыбнулась Лена. – Что, так сильно понравилось убивать себя? – Мне, - глубоко дыша, чётко произносила каждое слово Серябкина, - просто нужна одна последняя доза.