Damaged

Эрик смотрит на пулевую дырку в груди Кристины, как на что-то несуразное, нескладное. Кровь из нее пачкает ему руки. Теплая и такая вязкая, что слипаются пальцы. Он всегда знал, что смерть уродлива, нема, гаркает черным вороном, оплетает хладными цепями. Он сам подарил этой старухе с косой Кристину. Самолично поставил на ней крест. И сейчас она дышит сипло, едва-едва тянет воздух, и ресницы дрожат, смоченные соленой влагой. Из девушки по капле уходит жизнь, просачивается в трещины, которые ведут в иной мир. А он пялится молчаливо, накрывает ладонью кровоточащую рану, в глаза заглядывает. В них боль и страх. Обреченность. Безнадежные эмоции. Ему, как палачу, они хорошо знакомы. Эрик виноват в ее приближающейся смерти. Только он один, хотя на спусковой крючок нажал Макс. И даже потом объяснял зачем, сыпал галимыми фактами. Типа девка ему башку вскружила, засела там, стала лишним, чужеродным органом, мешающим здраво мыслить. Эрик слушал молча. Макс свалил. Отправился снова вершить дела, подчинять Чикаго, убивать чужими руками несмиренных. А он, типа слабый, зацикленный на бабе, мудак. Херов мудак. Кристина мучается, ее лихорадит и рвет на части. Пуля не задела сердце, но разорвала грудину, пропахала легкие. Там копится кровь, и девушка задыхается, харкает ею — по губам и подбородку течет красное. Эрик не знает, что делать, что думать и что говорить. Да, он трахал ее, потому что хотел так, как не хотел ни одну женщину. Он притащил ее к предателям, украл у друзей. Он пользовал, брал, имел. Не отрицает. Но Кристина позволила, разрешила и хотела сама. В этом ее беда. В этом причина того, что она сейчас издыхает, как подбитая в воздухе лебедь, вытягивая изящную шею, которую он покрывал жадными поцелуями, и падает вниз, разлетается вдребезги. Ему ее жаль. И еще, наверное, жаль себя, потому что остается один. Эрик по своей природе эгоистичен. У него забрали его. Без спроса. И от того внутри зажигается пламя ярости. Вязкое чувство ползет по венам, тянет жилы. Он окидывает девушку запоминающим взглядом в последний раз и достает пистолет. Смуглая кожа Бесстрашной, кажется, бледнеет, покрывается капельками пота. Ее бьет крупная дрожь. Мужчина знает, что боль от огнестрельной раны невыносима, что вызывает болевой шок и неясность мыслей. Вряд ли Кристина еще что-то понимает, кроме одного — она умирает мучительно и медленно. Конечно, Макс постарался, специально всадил пулю так, чтобы девчонка выла, корячилась и просила одного. Быстрой кончины. Ему-то, как палачу, это снова понятно. — Прошу… Эрик… Просит. И он хочет выполнить ее эту просьбу. Обхватить крепче пистолет и направить в точку на переносице. Ведь он умеет убивать. Любит даже, нравится. Нет ни запретов, ни ограничений, ни рамок почему убивать нельзя. Ему можно. Он убил много. И виновных, и невиновных. И мужчин, и женщин, и стариков, и детей. Считать только впадлу. Сотни что ли? Пусть будут сотни. Но ее он добивать не хочет. Продлевает момент, когда может слушать ее рваное дыхание, ощущать под ладонью сбивчивый ритм сердца. Только оно и держит ее на плаву, ну и он еще. Кристина была к нему небезразлична. Сама тянулась, сама подпускала близко. Она знала лучше него, что к сказке с розовыми домиками и зелеными лужайками это не приведет. Среди черноты живет чернота. И она добровольно ступила за полосу, где правят мрак и жестокость. Вот результат. Кровавый. Насыщенный. Плохой финал. Горло сжимает тугое кольцо. Давай уже. Сделай. Мужские пальцы стискивают рукоять, и дуло находит цель. Эрик опускает глаза и стреляет. Выстрел оглушает лишь на мгновение. Запах пороха и крови влетает в носоглотку. Он выходит из помещения стремительно, шагает прочь. Он закончит дело до конца. Но есть еще один нюанс. Который тоже надо завершить. Макса он находит в личном кабинете, через стенку от кабинета Джанин. Сучка устроила совещание, собрала лучшие умы Эрудиции, ставит задачи, диктует условия. Вон как слышен ее визгливый голос. Командует. От нее Эрика тошнит. Шмальнуть в нее пару пуль так и просит рука. Они его вместе просто заебали. Макс поднимает голову, хмурит брови, вопросительный взгляд направляет. А нехуй так смотреть. Эрик стреляет сначала в грудь, потом добивает контрольным. Как заправский киллер. Да так и есть. Тело темнокожего мужчины подкашивается, слезает с кожаного кресла. Эрик же отмечает, что брызги от крови Макса на голубой стене по-своему живописны. Губы Лидера лишь дергаются в усмешке. Жаль он не увидит лицо Мэттьюс, когда она припрется на грохот пуль. Кристина лежит неподвижно, когда Эрик к ней возвращается. Пока сучка из Эрудиции не забила тревогу, надо съебываться. Он взваливает мертвую девушку на плечо и идет известной дорогой, встречая ошеломленные взгляды Бесстрашных. Да похуй ему. Плевать. Кристину язык не поворачивается называть трупом или просто телом. Он аккуратно кладет ее на заднее сиденье джипа, и закрывает распахнутые зеленые глаза двумя пальцами. Думать о том, что ему больно Эрик не собирается. Ему и не больно вовсе. Жаль только. Но это он уже признал давно. На Чикаго стелется ночь. Темнота густая, мерцающая, скрывающая его очертания. Машина отвозит их на окраину города, к чертовому колесу. Нелюдимое это место, никем не обжитое. Тут и дома-высотки мертвым сном спят, глазеют на мир широкими витринами с выбитым стеклом, щерятся обшарпанной штукатуркой. Эрик выходит из джипа, закуривает, щелкая зажигалкой. Падла вжикает, не сразу огонь высекает. Дым слегка очищает сознание, разжижает застывшую в сосудах кровь. Он только что убил Кристину, потом Макса, которого всю свою недолгую жизнь считал по-отечески близким. Эрик никогда не признается себе, что поступил так ради нее, Кристины, отомстил, снес башку за то, что она не должна была умирать так. Врасплох схватив свинцовый поцелуй. Она была ему важна и нужна, да. Она затронула в нем что-то, что пробудилось, поменяло его, а теперь закаменело внутри, зацементировалось. Бычок раздавливается ботинком. Эрик достает лопату и копает. Яма получается неглубокая и небольшая. Кристина всегда была маленькой, ей в самый раз. Он кладет ее осторожно, держа тело крепко, к себе прижимая, впитывая одеждой густую кровь, а затем сгибает ее тонкие руки-крылья на груди и глядит всего одно мгновение. Кристина изменила его, вызвала весь ворох ненужных эмоций, а теперь ушла. И ему надо уходить. Засыпать могилу, обложить камнями и уходить. В Эрудицию путь заказан. Мэттьюс уже дала приказ на его уничтожение. Остается вариант с Четыре. Он может ему помочь остановить Эрудитку, вернуть Чикаго свободу, удушив деспотию. Собственные мысли отчего-то не кажутся чумными и безумными. Кристина его об этом как-то просила, а он грубо заткнул ей рот. Он слушает и исполняет ее просьбу поздно, когда ее уже нет рядом, такой живой, взрывной, правдивой, яркой, пахнущей сладостью и мятой, манящей и необузданной. Эрик все потерял. От и до. И даже согласен с тем, что заслуживает смерти. Мужчина заводит мотор, джип двигается с места. Он поедет к Четыре. И сделает, как хотела Кристина. В ее память, которая в нем будет жить столько, сколько отмерено.