Алые брызги на черном кафеле

Вот сдохнем — тогда и отдохнем (народная мудрость) Просыпаюсь и провожу диагностику системы. Капельницы нет. Жара нет. Больничный запах ослаб, но еще ощутим. На тумбочке зеленеет в сумраке бутылка Перье, рядом лежат айфон и пульт, управляющий шторами. Нажимаю кнопку и впускаю в комнату зыбкий свет позднего ноябрьского утра. Борясь с головокружением, пробую сесть. Получается. Голод скручивает желудок, поэтому звоню Саше. Через несколько минут она прибегает с дымящейся чашкой бульона, тостами и стаканом апельсинового сока. — Estoy muy contenta de Signore… Ой! Я так рада, что вам лучше, сэр. Осторожно ставит поднос на тумбочку около меня и, кажется, собирается кормить с ложки. — Ривай… — со вздохом. — Сколько раз тебе повторять — не сэркай. Не надо помогать мне есть. Это слишком интимный процесс. Лучше принеси джинсы. Левайсы, которые классические, и рубашку. Любую! — затыкаю готовый посыпаться град вопросов. Выпучив в энтузиазме глаза, девчонка исчезает в недрах гардеробной, а я пытаюсь не облиться бульоном с головы до пят. Дожил, однако. Толком ложку не могу удержать. Изголодавшийся организм радостно впитывает питательный бульончик. Он слегка сладковатый и пахнет сельдереем с едва уловимой ноткой розмарина. Тосты с поджаристой корочкой и мягкие в середине. Идеально. Жадно высасываю из чашки остатки, проглатываю сок. Мне позарез надо добраться до кабинета. Там хранится главное. Умница Саша раскладывает на кровати одежду и белье. Вытаскивает из кармана передника таблетницу и, положив ее рядом с бутылкой воды, хватает поднос. — В шесть часов придет медсестра. А завтра вас навестит доктор, — глубокие карие глаза озабоченно блестят, между бровей тонкая морщинка. — Вам бы лучше отдохнуть, сэр. — Вот сдохнем, тогда и отдохнем. Постель сменить не забудь. Обиженно опустив голову, Саша спешит убраться прочь. Прости, девочка, но ты должна поскорее уйти отсюда. В задней стене гардеробной есть неприметная деревянная дверь. Деревянная — снаружи. Под эбеновой обивкой дюймовый слой титановой брони. Замок открывается единственным способом: нужно поднести к сканеру глаз. Мой глаз. Даже Смит не зайдет без меня в эту комнату. Ну, или без моей радужки. Именно сюда поступают записи с камер VIP-номеров изо всех клубов Техасца. Программулина сама архивирует их по датам и именам клиентов. Высокосидящих и высокостоящих клиентов. Они никогда не заходят через парадный вход. Для них построены отдельные лифты. Только в наших заведениях они могут выпустить на волю своих демонов. Добродетельный пресвитерианин хлещет плеткой упругую задницу бразильского красавчика с кляпом во рту. Супруга сенатора, мать двоих очаровательных дочерей, учредительница благотворительного фонда помощи голодающим детям Либерии переодевается в костюм госпожи. Они пьют, проводят сессии, нюхают кокс через стодолларовую купюру, как в нуарных фильмах… Порой тупо ебутся. Порой жалуются на жизнь. Порой ломают парням и девушкам пальцы или скулы. Резвятся! И отъезжают, довольные, в новомодных гибридных авто, демонстрируя окружающим бережное отношение к экологии. В лицо их знают только Смит, Петра, Боззи, Шульц и я. О камерах, тщательно замаскированных в декоре потолочных зеркал, знают только Смит, Петра и я. Возможно, догадывается ушлая деревенщина-Майки. Он, падло, только выглядит как бык, жующий часами кукурузу на ферме в Библейском поясе, а на деле хитрее койота. Два-три раза в год супружник называет имя. Я создаю токен с авторизацией доступа к особо пикантным файлам. Куда ключ отправляется дальше? В ФБР — к гадалке не ходи. К человеку по имени Дариус Закклай. Именно ему Техасец продал душу, чтобы стать королем Нью-Йорка. Дверь открывается бесшумно и деликатно. Кое-как устроившись на жестком офисном стуле, начинаю проверку. Нет, я не дрочу на извращенные сцены унижения тел и душ. Я проверяю работу камер. И если необходимо, звоню Петре. Она заменяет вышедшую из строя. Вот так просто. Все должно работать. От этого зависят наши долбанные жизни. А теперь к ним добавилась еще одна. Едва начавшаяся. Чистая. Жизнь мальчишки по имени Эрен Йегер. Время проносится со скоростью пули, летящей в висок. Руки снова дрожат, неумолимо клонит в сон. Если хочу вечером сползти в гостиную и вытрясти из супружника ответы, придется прилечь. Как там написано в известной книжке? Войны, роды и налоги никогда не бывают вовремя. Мегги забыла добавить в список грипп и забившего на прививку лоха. Ша. Пора обратно в койку. Спать… Сон окутывает текучим черным шелком Фридриховой гривы. Непонятно почему она пахнет смесью жасмина и амаранта с нотками нахальной свежести календулы, сладости персика и сдобы бриоша. Мощный фриз несет меня иноходью навстречу майскому полдню и вихрю лепестков цветущих яблонь. Крепко обхватив торс, чьи-то руки согревают сердце. Вот откуда этот запах! Прижимаясь еще крепче, ты наклоняешься, и у меня над ухом звучит ликующий крик: — И-е-е!!! Фридрих скачет вперед в царство бушующей весны, где есть покой, «Lullaby of birdland»**, связанный чай папаши Ляна, а в гараже терракотового домика отдыхает «Мустанг-Кинг Кобра» семьдесят восьмого... Нудное жужжание проникает в мозг заедающим сверлом неисправной дрели. Заявилась медсестра. Добро пожаловать в прекрасный мир обратно. Градусник, быстрый осмотр, забор крови из пальца. Вот нахуя?! Пытаюсь объяснить, что в норме, но тетка неумолима, как ее бледная коллега с косой. Страховка, видите ли, покрывает стоимость количества и качества процедур. Клиника должна получить свою денежку. Избавившись от зануды, иду в ванную. Черный кафель добавляет позитива. Дядя Кенни. Голова снова кружится. Болезнь продолжает терзать сознание, заставляя его бессмысленно корчиться под гипнотизирующим взором алого глаза, перечеркнутого черной молнией зрачка. Змея-воспоминание. Коварная, как техасский гремучник, она не торопится. Она медленно подползает и вкрадчиво шепчет… …Именно в «Зевсе и Ганимеде», где сортиры выложены треклятой антрацитовой плиткой, закончил свои дни Кенни Жнец. Бывший агент ФБР, уволенный за то, что сломал подозреваемому нос, три ребра и все пальцы правой руки. Он и раньше прибегал к жестким методам допроса, только на этот раз чувак оказался невиновен. Дело замять не удалось. Пострадавшему отвалили бабла, а Кенни Аккермана вышибли на улицу. Хорошо, не отправили на нары. Хотя, может, и плохо… О богатой биографии моего родственничка я узнал позже, от Смита. А в то время не только в Нью-Йорке бушевали гангстерские войны. В Криминально-следственном отделе Бюро грызлись за пост главы два бывших полевых агента, сменившие удобную мешковатую одежду на костюмы от Армани и Тома Форда. Закклай взял под свою руку умного жесткого Техасца, который обязался поставлять компромат по первому щелчку. Последней надеждой соперника Закклая и стал Кенни Жнец. Промышлявший тем, что исполнял грязную работу за бывших коллег. Покушение провалилось. Спустя четыре месяца после гибели Изабель и Фарлана, когда Смит лично контролировал установку камер в VIP-номерах, Кенни предпринял лихую попытку замочить его на унитазе собственного клуба. Техасца спасли бронежилет последнего поколения, амбал Майки и я. Получив шесть пуль, человек в длинном светло-сером плаще развернулся и рухнул на пол грудой подержанного шмотья. Тогда-то я и разглядел лицо. Все те же растрепанные сальные патлы (разве что залысины на лбу стали больше), впалые скулы, нос торчит кривым клювом, взгляд матерого циника. — Привет, мелкий, — изо рта вытекла тонкая алая струйка. — Ты, я вижу, вытянул-таки счастливый билетик, — судорожный вздох, и на плаще расползлись три бесформенных пятна. — Я никогда не был членом секты свидетелей рождественской индейки, домика в пригороде и прочих семейных ценностей и не смог бы стать тебе добрым дядюшкой… Извиняй, — он попытался приподнять руку, словно хотел подозвать поближе, но из пробитой плечевой артерии брызнула кровь. — Зай мир гезунд,* коротышка. Свидимся в Шеоле. Последнее движение доконало его. В простреленных легких булькнуло, кровь хлынула горлом, тело судорожно дернулось. И Кенни Аккерман сдох в алой луже, растекающейся по антрацитово-черной плитке. Оправившийся, во всех смыслах этого слова, Смит, приобняв за плечи, вывел меня прочь. Прибираться пришлось деревенщине с подручными… …Я сижу на полу, прислонившись спиной к стене. Хлестнув хвостом, змея убралась обратно во тьму. Волосы, намокшие от пота, прилипли к черепушке. Наплевав на предписания зануды медсестры, стягиваю одежду и ползу на карачках в душ. Горячие струи смывают липкий ужас воспоминаний. Я вижу, как мутно-серая жижа течет по ногам, исчезая в дыре водостока. Становится легче. Намного легче. Айфон надрывается на тумбочке современным диксилэндом: Gipsy VIP Homeless royalty Travelling — swing with bling Joker, jack, queen or king…*** Только тот цыган — Кто свободой пьян! Обойдет весь белый свет — Дама, Джокер и Валет! Разухабистая цыганщина неожиданно бодрит. — Очкастая, если решила справиться о моем здоровье, сходи на хуй. Майки от счастья улетит в нирвану, — прижимая телефон плечом к уху, путаюсь в полотенце. Наша деревенщина который год галантно подкатывает к мисс Зоэ, но та зафрендзонила бедолагу глубоко и безнадежно. — Сам сходи, злобный карлик, а то у Смитти через все лицо по диагонали написано «недотрах». — Туше, однако. — Ты говорил с ним? Я догадываюсь, что наезд на Дока не с потолка случился, — в голосе слышится озабоченность. — Хотелось бы убедиться… — Собираюсь взять за душу с особым пристрастием, — замотавшись в нагретую махровую ткань, перехватываю телефон. — Я в порядке. Перезвоню. — Погоди-погоди! — истошно вопит трубка. — Ты ведь теперь будешь охранять Йегера? Не демонстрируй ему свое обаяние и человеколюбие в мегаваттной мощности, договорились? Мальчишке, действительно, здорово досталось. — Буду пылинки сдувать, жопу подтирать, на руках таскать, как Чудовище Красавицу. Не бзди. — Оk. Отключилась. Молодец — соображает. Смит встречает мое появление тонкой иронией улыбки. Супружник далеко не дурак и догадался, какого лысого меня принесло со смертного одра в гостиную. — Здесь замешан Закклай. Вот так, прямо в лобешник! А я-то приготовился заходить с фланга. — Более того, считай, мы получили приказ, — опрокинув коньяк, словно алкаш — кукурузный виски, он наливает следующую порцию. — Найл зарвался. Он решил откусить больше, чем может проглотить. Когда его наркота хлынула из клубов на улицы, это не понравилось не только мексам. Местные копы давно крышуют уличную торговлю крэком и героином, а Док вторгся на их территорию. — Ясен пень, женам доблестных стражей порядка нужны новые сиськи, а детишкам — брекеты и колледжи. — Закклай любит тишину и спокойствие. Ему не нравится, когда на праздновании Дня благодарения жалуется на трудную жизнь начальник полицейского управления LA… — Можешь не продолжать. Старый лев решил не пачкать лапы и обставить все как конфликт двух крестных отцов из-за сфер влияния, — падаю на диван рядом со Смитом. Мои с очкастой пессимистичные прогнозы не сбылись, ситуация оказалась еще хуже. Судьба готовится снова отыметь ржавым болтом во все дыхательные и пихательные. — Местные копы в теме? Или куда? — Некоторые — в теме. Некоторые — «или куда». Даже Сам не поручится, что среди них не найдется Джон МакКлейн… Сегодня Смит не смакует коньяк. Он глотает вторую порцию и наливает третью. Задевая край бокала, жалобно звякает горлышко бутылки. Смит нервничает. Впервые на моей памяти. — Если получится, мы отхватим большой куш. Клубы Найла Дока перейдут ко мне… — Не так формулируешь. Если останемся живы. Если Закклай не подставит. Если бойцы Найла не похитят чертова мальчишку! — закипаю. — Скажи, почему именно Йегер? На него же встанет даже у мормона! Третья порция остается недопитой. Смит переводит взгляд с тусклой бронзы высоких торшеров на бар из остролистного канадского дуба, на золотистую вязь орнамента, вьющуюся по багрянцу Тебризского ковра, на острые клинья солнечных лучей египетского зеркала напротив… Белые руки оглаживают прозрачное стекло бокала, в котором переливается выдержанный напиток. Смит растерян. Впервые на моей памяти. — Не знаю, поймешь ли, — голос звучит почти мечтательно. Бухлишко постепенно добирается до мозгов? — Заглянув в его глаза, я увидел надежду. Для нас с тобой. Мы выживали, рвали глотки не только за тем, чтобы обзавестись пентхаусом, тачками, помойкой зелени, а потом сдохнуть посреди всего этого мусора. Мы можем дать мальчишке спокойную безбедную жизнь. Именно ему. Война с Доком — последняя. Спустя год я намерен продать «Обитель», «Академию», «Орхидею» и клубы в Майями. «Зевс и Ганимед» оставлю в память о нашем знакомстве, — тень ухмылки проступает на гладкой морде. — Деньги вложу в недвижимость и облигации ААА. По достижении двадцати одного года, Эрен будет получать четверть общего дохода. После женитьбы — пятьдесят процентов. А после рождения первого внука, я передам ему все. Заведениями в LA и Фриско отправятся управлять Армин, Ханджи и Закариас. Мы же с тобой выйдем на пенсию, — он оборачивается ко мне. Смягчая режущий блеск голубой стали, в уголках глаз собираются гусиные лапки. — Переедем в бунгало на Большом Инагуа, будем греться на солнышке, устраивать пикники на острове Парадайз. Навещать внуков на Рождество… По-моему, неплохо? Надо как-то реагировать, но у меня ступор. Смит никому никогда не оставляет выбора. Попав к нему, всё и вся становится собственностью Техасца. С какого хера Эрен Йегер должен оказаться исключением из правил короля Нью-Йорка? Холеные пальцы касаются плеча. Я чувствую их холод сквозь тонкий лен рубашки. Хочется, задрав башку, завыть на висящий за окном слепяще-белый прожектор. Но луна не ответит на зов, не придет на помощь. — Я понял, — не дожидаясь ответа, иду к лестнице. На сегодня достаточно. — Скинь адрес школы: хочу заранее просчитать несколько вариантов маршрутов. Послезавтра готов приступить. — Ривай, подожди, — сожаление и укоризна Смитова голоса настигают меня на нижней ступеньке. — Ты ведь тоже заметил нечто в его глазах. Именно оно заставило тебя остановиться. Я прав? — Возможно, — не могу говорить об этом со Смитом. Физически не могу! Слова застревают в горле, желудок крутит спазм. Не могу на Багамы: я там сразу крышей поеду, увидев аквамариновый прилив, омывающий белый песок. — А есть ли, блять, разница? Заметил — не заметил?! Я обязан нянчить нахальную мелочь и помалкивать, пока ты не поставишь другой задачи. Сил бежать хватает до верхней площадки. Задыхаясь, сгибаюсь пополам, двери и коридор видны сквозь свивающиеся в цепи разноцветные круги. Гулко ухнув, сердце начинает мелко дрожать. — Эй, чего с вами? Ломающийся мальчишеский голос. Что за нафиг? — Помочь? — Отвали, — резко отталкиваю протянутую руку. — Да пошел ты! Орк мелкий мордорский! Дверь сердито хлопает, а до меня доходит простая фигня: вторая гостевая, куда супружник поселил пацана, напротив моей спальни. — Давайте-ка поднимайтесь, сэр. Сейчас я вас усажу, накормлю… Саша, как обычно, материализуется из воздуха, и уже через минуту я сижу в кресле. Передо мной на сервировочном столике красуется румяным боком куриная грудка и поблескивает тающим кусочком масла воздушное пюре. А рука, оттолкнувшая мальчишку, до сих пор ощущает тепло, и кончики пальцев пахнут так, как, наверное, пахнут ангелы… * * * Эрен захлопнул дверь с такой силой, что та отскочила от косяка и осталась чуть приоткрытой. Уф-ф-ф! Сердце скакало контуженной белкой, коленки подрагивали, а еще было пиздец обидно! Он ведь хотел помочь… Когда он первый раз увидел Эрвина, тот показался адекватным дядькой. Гладко причесан, дорого одет. Говорил ровно и уверенно. Не пытался расположить к себе слащавыми фразочками, как другие. Сразу видно — влиятельный пидор с виллой на Багамах, Карибах или каких-нибудь Сейшелах. Кто ж знал, что его муж — реально поехавшее кукушкой чудило?! Взгляд — бешеный, в юмор — не может, полотенцем еще отхлестал, сцуко… Глаза обожгли злые слезы. Коленки затряслись еще сильнее. Из левой ноздри вытекла первая теплая капля и скатилась по губе прямо в рот. Опять — полило. Стоя перед зеркалом в мрачной черной ванной, Эрен запихивал в нос ватные шарики, смоченные какой-то медицинской хренотенью из коричневого пузырька. Сегодня кровотечение остановилось быстро. Уныло закапав прописанные врачом сосудосуживающие капли, он поплелся в комнату и рухнул на кровать. На мгновение захотелось обратно — в то время, когда он жил с Микасой и придурком Кирштайном в фостерной семье. Почти каждую ночь, удостоверившись, что «хозяева» храпят в своей спальне, и задобрив внеплановой порцией хавчика брехливую чи-хуа-хуёвину, они читали по очереди вслух Властелина Колец. Лучше всех получалось у Мики. Слушая ее, он будто бродил по зеленым холмам Хоббитании, обедал в светлом домике Тома Бомбадила среди Старого леса, задыхаясь, несся к лодке от неумолимого назгула... Родителей он старался не вспоминать. Со временем боль потери никуда не делась. Она превратилась в сгусток, который навсегда застрял под ребрами. Стоило наткнуться где-то на фотографию или заметку о Санта-Фе и баллон-фиеста, сгусток начинал пульсировать, грозя пробить грудную клетку и вынудить, заставить отправиться в последний полет с ближайшей крыши. Увидев на миг пьянящую бесконечность неба и пронзительно-желтый, словно солнце, монгольфьер над головой… Слишком больно. Луна за окном плавала среди редких перистых облаков жирной снулой камбалой. Слева под лопаткой закололо. Эрен вытянулся на постели и закрыл глаза. Если лежать не шевелясь, скоро отпустит. На обследовании доктора сказали, что в этом виновато половое созревание и вручили Эрвину рецепт. Вставать, тащиться по новой в ванную, рыться в шкафчике в поисках таблетосов было лень. В неплотно прикрытую дверь проник быстрый шорох шагов, заглушаемых певучим голосом. Саша примчалась наверх. Щебеча что-то про еду, девушка помогла Риваю встать и увела в комнату. Саша ему понравилась сразу: добрая, смешливая, рассудительная — она отдаленно напомнила маму на празднике в Санта-Фе. Он закрыл глаза. Завтра придется снова нарядиться в темно-синюю форму с гербом, и Майк повезет его в школу. Хорошо, что Микасу опекуны засунули учиться туда же: двум новичкам проще выжить. А еще, с ней здорово, тащемта. Увидев возле шкафчиков подаренный красный шарф, он сначала потряс головой от изумления, а потом понесся вперед, едва не сбив с ног вышагивающую модельной походкой блонду. Королева школы презрительно фыркнула, отшатнулась и зацокала кабблами к своим, таким же глянцевым подружайкам. Эрену было ультрафиолетово, ведь над шарфиком сдержанно улыбалось знакомое лицо — Мики! Их расписания совпали по нескольким дисциплинам, а на химии к тому же задали подготовить совместный проект. Едва слышный щелчок, и минутная стрелка указала сердцевидным наконечником на цифру двенадцать. Переливчато-слащавый перезвон напомнил Эрену, где тот находится. Он посмотрел на золотистый циферблат, засунутый в раму, похожую на оргию тентаклей в брачный период. В этом пентхаусе как в музее! На кукуй двери в гардеробную сделаны из здоровенных зеркальных стекол да еще и облеплены зеленым перламутром по углам? И нафига ему ваще гардеробная, когда все шмотки влезают в один чемодан? Все вокруг либо лиловое, либо сливочное. На стенах панели с вычурными узорами, в столовой стулья с гнутыми спинками обиты тканью, которая наверняка до жопы стоит. Зачем? На них сесть стремно. Мебель из темного дерева, обязательно с бронзовыми ручками. И повсюду высоченные торшеры с матовыми плафонами. Если чувство прекрасного заставляет богатых гомосеков жить в доме, похожем на декорацию к сериалу о Лаки Лучиано «Рождение мафии: Нью-Йорк», то идет оно в пешее эротическое! Единственное, что доставило — заказанный Эрвином ноут Apple MacBook PRO 15 c сенсорным монитором и крутой видеокартой, поблескивающий серебристым металликом на столе в углу. Правда, прибывшая сегодня днем электроника сразу же после включения радостно припала к источнику животворящего вай-фая и начала вдохновенно обновляться, перезагружаться, тыркаться, мыркаться, а потому с очередной попыткой зафармить некрофосом эншентов он обломался. Так или иначе, а деваться ему некуда. Возвращаться в последнюю семью? И тусоваться там с Жаном? — сЫпЫсЫ! Он стопиццот раз пытался разобраться, почему не удается сблизиться с опекунами. Только недавно дошло: в нем всегда видели милого мальчика, красивую игрушку, которую можно с гордостью демонстрировать соседям, родственникам, членам книжного клуба и прочим сборищам разжиревших куриц, упиваясь собственным благородством и жертвенностью. Ну как же! Они героически пригрели сироту. И теперь ничем не хуже какой-нибудь голливудской звезды, собравшей коллекцию детей со всего Земного шара! Фальшь. Она вызывала рвоту. Порой буквально. Его таскали к психологам, но украсить уши дипломированных специалистов фунчёзой для Эрена было, как два байта переслать. Он давно нашел в инете «правильные ответы» на тесты Люшера, Роршаха, разнообразные Я-структурные… И начал проходить их, как по учебнику. Высококвалифицированные психологини довольно улыбались и отмечали в истории посещений прогресс пациента. Пять лет назад он задумывался над каждым вопросом или картинкой, стараясь дать правдивый ответ. Психологини недовольно поджимали губы и, покачивая стрижками за сто баксов, сообщали опекунам о некорректном прохождении теста. Честно таращась анимэшными глазюками на мозготрахов, он вспоминал данное погибшими родителями обещание, что командировка на Гаити будет последней. Потом они устроятся в одну из нью-йоркских клиник и заживут все вместе нормальной семьей. Даже собаку заведут… Порой он и сам забывал — обещания не было. Но ведь гораздо проще на сеансах психотерапии мусолить ложь о золотистом ретривере, храня в тайной комнате сердца монгольфьер цвета солнца. Глубокомысленно взирая на потолок, спецы цитировали Уильяма Поллака, Дэниела Сигела, а некоторые даже Ди Снайдера****; опекуны сокрушенно сморкались в бумажные платочки, представители ювенальной службы грозно посматривали на участников консилиума. В итоге его передавали новой фостерной семье, где начиналась та же тупая хрень. День сурка — форева! А сейчас жизнь складывалась… странно? Эрвин держался доброжелательно-отстраненно. Не навязывая своего мнения по каждой ерунде, он требовал одного — оценок не ниже В. Не допускающим возражений тоном он сообщил об этом Эрену во время завтрака. Затем сдал с рук на руки, как драгоценный груз, поджидавшему у дверей Майку и добавил: — Я не собираюсь контролировать каждый твой шаг, пока успехи в школе будут на должном уровне. Постарайся, и мы обязательно поладим. Сдержанно улыбнулся, выморозил взглядом и направился в гостиную. Блин, увидев на улице высоченного блондина с похерфейсом, Эрен никогда бы не подумал, что тот заправляет сетью крутых клубешников! А Ривай? Он, ваще, похож на профессионального киллера. Рожа хмурая, губы сжаты, глаза, словно свинцовые пули, готовые вылететь из револьверов со сбитыми нафиг предохранителями. Совсем чокнутый… Жемчужно-неторопливые тени скользили по комнате. Их призрачная игра убаюкивала, увлекала далеко под гигантские кроны мэллорнов, растущих в Карас Галадон… Сквозь обволакивающую сознание тонкую дрему Эрен почувствовал, как чья-то рука набросила на него одеяло, услышал невнятное ворчание «ну и бардак, мать твою!», усталый вздох и тихое жужжание электропривода, закрывающего шторы. Он уснул. Пронзительно-желтый монгольфьер унес его в полуденное небо к серебристым кружевным облакам. * * * Дверь приоткрыта. Но свет в комнате пацана не горит. Ладно, попробую зайти, пообщаться… Облака затягивают приклеенную над крышами луну размокшими клочьями грязной ваты. Сквозь бесформенную массу неосторожно пробивается звенящий луч и тихонько ложится на раскрытую ладонь. Захотелось остановить время. На секунду. На две. На пять… Незнакомое чувство робко касается сердца и полупрозрачной тенью пропадает в заполнившей комнату темноте. Опять меня глючит. Зря я поперся к нахальной мелочи. Он тут сопит в две дырки и видит во сне свою подружку, мою мучительную смерть, а может, ему грезится триумфальное претворение в жизнь планов мистера Смита. На кой хрен меня понесло разговоры разговаривать? И потом, я точно не собираюсь просить пардону у всяких сопляков. Поворачиваясь на бок, мальчишка зябко дергает худым плечом, сворачивается калачиком. Помянув шепотом матушку валяющихся на полу кроссов, укрываю тощую тушку одеялом. Гагачий пух из Канады не согреет душу, зато спасет от простуды. Редкий случай, когда бабло побеждает зло. В полумраке белая постель плывет островком надежды. Непонятно на что. В резких, подсвеченных неоном силуэтах небоскребов ее не больше, чем в зороастрийских Башнях Молчания, о которых мне рассказывал озабоченный невежеством трущобной гопоты муженек. Только в древней Персии покойники разлагались себе потихонечку на полочках и постепенно гремели костями вниз. Здесь все иначе. Мертвецы суетятся, отправляют почту, перекладывают бумажки, отвечают на телефонные звонки, сверкают приклеенными улыбочками… Разумная колония квази-плесени на разлагающемся трупе. Рука, сволочь, сама тянется к торчащим вихрам. Резко отшатываюсь. Зацепившись за гребанный кроссовок, прихожу в себя. Надо сожрать таблетосы, оставленные Сашей на тумбочке. Выспаться. И хуйня, называемая жизнью, наладится. Только твой запах привязался и никак не хочет исчезать с кончиков пальцев… Почему, Эрен?