Алые брызги на черном кафеле

Мне теперь и то, и это. Только это, да не то © Проснувшись, ощущаю себя почти бодрым и, теоретически, счастливым. Первым делом ставлю будильник на 6:00 до полудня. Завтра повезешь нахальную мелочь в школу, Мэри Поппинс… Да уж, повезло на старости лет. Так и не удалось нормально поговорить с мальчишкой. Вдруг попытается удрать? Или начнет истерить? Надраивая зубы, любуюсь отражением в мертвенном свете окружающих зеркало ламп: ну и рожа у тебя, Ривай! Влажная после душа челка висит на лбу черными сосульками, вокруг глаз мышино-серые круги. Престарелый эмо-бой. Гот на пенсии. Красота. Змеи-воспоминания впали в анабиоз на дне замшелого колодца памяти. Пусть гниют! Вместо них на запотевшем стекле проступает полутенью спящий худощавый мальчишка в сползших с задницы мешковатых пижамных штанах. Кожа в рассеянных лучах луны отливает перламутром; вокруг почти зримым ореолом плывет, колышется запах ангела. Куда меня понесло? Что за сопливая лирика в духе дешманской гей-прозы?.. Эрен — тощий нелепый подросток. К тому же у него есть подружка — Микаса Аккерман. Надо бы пробить мою однофамилицу. Вдруг, и вправду, родственники. Чем черт не шутит, когда боженька спит? Жопой чую — он дрыхнет последнюю тысячу лет. Используя положение болящего, нагло призываю Сашу с завтраком к себе. Явившись ровно через пять минут, она деловито звякает вилками-ложками у окна. Мурлыча под нос сиропный сингл Джей Ло Olividame y pega la vuelta, снимает крышку с тарелки, и я невольно принюхиваюсь к аромату. Девчонка балует французским завтраком. Обжигаясь, заталкиваю в рот омлет, фаршированный шампиньонами, подхватываю вилкой желтоватый тягучий, расплавленный сыр. Боже, храни Америку! Тут попадаются Саши, которые знают, что живому человеку нужно… — Не забудьте принять лекарства, сэр. Таблетница требовательно гремит над ухом. Смиренно киваю, глотаю последний гриб и машу рукой в сторону двери — иди уже. — Спасибо, — спохватившись, вслед затухающему звуку шагов. Почему я обижаю милейшее существо? Да потому что гопота трущобная… Отправив в рот горсть разноцветных пилюль, открываю письмо с адресом старшей школы и начинаю вникать. Становится понятно почему Смит торопился с опекунством. Мальчишка должен был успеть сдать в ноябре сложнейший тест SHSAT, в котором всего за два с половиной часа надо ответить на хуеву кучу вопросов. Логика, уровень знания английского, алгебра… Но даже после успешной сдачи Йегера зачислили бы только на следующий учебный год. Значит, сделали исключение. Открываю страницу директора пафосного учебного заведения. Ну надо же, знакомые всё лица! Мистер Шадис — уважаемый клиент «Академии изящных искусств». По сравнению с остальными — вполне приличный дядя. Практикует доминирование-подчинение, аккуратен, педантичен. Посещает наш БДСМ-клуб двадцать пятого числа каждого месяца. Грамотный дом: во всяком случае, девочки на него не жалуются, и записи видеокамер подтверждают адекватность уважаемого члена общества. Маршруты разрабатываю быстро. При всем богатстве выбора, альтернатив почти нет. Школа находится на Чеймберс стрит. Короткая узкая улочка начинается у Беттэри-парк сити и в конце сливается с Центральной. Единственный отход — Бруклинский мост. Можно выехать огородами на набережную Даун-тауна. Все. Если зажмут — пиздец. Приговор окончательный. Никаких апелляций. На моей «кобре» везти мальчишку нельзя. Придется брать броневик. Маневренность у него — ноль целых, хрен десятых. Тормозной путь — как у перегруженного товарняка. Зато можно закрыться и курить бамбук в ожидании копов. Весело. Мажорное треньканье влетает в уши. Прилетела эпистола от муженька с очередным адресом. А вот это место мне хорошо знакомо. В Чайна-тауне, недалеко от лавочки папаши Ляна есть неприметное ателье. Там трудолюбивые китаянки мастерят на заказ традиционные свадебные наряды, приторговывают амулетами на случай запора, просроченного кредита, помутневшей ауры и падения астероида. А еще они шьют одежду с подкладкой. Защитной. С углеродными нанотрубками. Она вдвое легче кевларово-карбоновой ткани и способна остановить колющий удар ножа и пистолетную пулю калибром 9 мм. Если стрелок находится на расстоянии двухсот метров, ога. И я знаю одно холодное оружие, от которого нанотрубки не спасут. Опасная бритва. Она не колет. Она — кромсает. Выхожу на улицу. Задевая крыши домов, пепельные облака вяло тащат по небу свою унылую бесформенность. Меня окликает консьерж. Его васильковая куртка выглядит неуместно ярко на продрогшей улице, затянутой стылой пеленой ноября. Так же как моя Королевская Кобра. Ярко-алая. На капоте — крылатая желтая змея. Она устремлена только вперед. Всегда. Забираю у пшека ключи, и тот радостно сбегает в тепло холла. Мотор взрыкивает, лужи взрываются под колесами мутными брызгами, руки привычно сжимают черную оплетку руля, салон пахнет средством для чистки натуральной кожи с примесью оружейного масла. Я дома. Нина Ли собрана и любезна. В ней нет подобострастной суетливости, присущей жителям Чайна-тауна. Пока девушки громоздят на полированную стойку коробки, она негромким голосом объясняет почему не готова школьная форма — в мастерской возникли трудности с вышивкой шеврона. Миссис Ли заверяет, что вопрос подбора шелка нужных оттенков решится уже сегодня вечером, и завтра она сама пришлет два зимних и два летних костюма. Затем отточенным жестом приглашает меня подойти ближе и, открыв одну из картонок, демонстрирует узорчатую шапку с трогательным красным помпоном. Смешная рождественская шапочка с оленями. Под белой подкладкой спрятано полотно, сплетенное из нанотрубок. Функции — защитить вихрастую башку от пули. Откуда ком в горле и саднящая боль слева под ребрами? Почему мне страшно, Эрен? Я видел смотрящие в потолок мертвые зеленые глаза доверившей мне жизнь Иззи и не смогу… Не смогу, блять, заглянуть в мертвые аквамариновые! Значит — ты будешь в порядке. Точка. Сложив коробки в багажник, отправляюсь по основному маршруту до школы. Часы на консоли показывают полдень. В это время Чеймберс-стрит свободна. Мимо меня проезжает в сторону Центральной восьмая «ауди». Возле магазинчика томно паркуется вишневый ретро-«мерседес 250SE W111». Редкие прохожие зябко ежатся под колючим ветром, налетающим с залива. Решив проверить возможный выезд на Даун-таун, сворачиваю в проулок и… Будьте-нате, хрен в томате! Дорожные, мать их, работы!!! Два мекса в оранжевых жилетах и касках чешут яйца, сидя на железной трубе. Рядом громыхает отбойником третий. И что теперь делать в случае пиздеца?! Сигать с Бруклинского моста в Ист-Ривер?!?!?! Да уж, тут главное успеть в прыжке жабры отрастить… А может, воспарить, как Супермен, или крутые чуваки из анимэхи, с которых фанатеет очкастая? Кажется, у них есть стимпанковская херня на газу с веревочками. В голове всплывает мысль: «Жизнь — это моток веревки. Бог хочет, чтобы вы повесились». Хорошо. Если проблему можно решить деньгами, это не проблема — это расходы. Забиваю название компании, перекопавшей нужный мне отрезок дороги. Что тут у нас? Ясно-понятно. Короткая смс Смиту, пусть разбирается. Мне лучше не светиться. Сама школа построена в конце девятнадцатого века, а это значит: один выход на крышу, один — парадный вход, один — «черный». Наружной пожарной лестницы нет. Получается, бойцы Дока не уволокут мальчишку прямиком из аудитории, что не может не радовать. Нехотя выбираюсь из машины и топаю к задней двери мимо погрузившихся целиком в астрал мексов (ничего, панчо, завтра вы будете вкалывать как черти в аду!). Дверей оказывается две. Вторая была сделана намного позже: похоже, она предназначена для доставки хавчика. Вернусь обратно и рассмотрю детально план здания на ноуте. Над каждым входом пристроены вполне годные камеры видеонаблюдения: угол обзора по вертикали — 24, по горизонтали — 32, дистанция распознавания — восемь метров. Надеюсь, местная охрана бдит у мониторов, а не дрочит на старшеклассниц. Первая дверь приоткрывается, и в проеме появляется высокая веснушчатая деваха. Жесткое мужеподобное лицо. Фигура — доска доской, ни зада, ни переда. Поправив болтающуюся на плечах байкерскую косуху, подает руку симпатичной пышноволосой блондиночке, идущей следом. Та осторожно пробует носком брендовой лодочки мокрый асфальт. Веснушчатая ободряющее улыбается (убеждает в прочности дорожного покрытия?), и нежное создание решается покинуть крыльцо. Девчонки раздобыли копию ключа? Или у них особые привилегии? Так или иначе, это сильно осложнит работу. И как прикажете определить сколько еще дыр в системе безопасности учебного заведения для мажоров всея Америки? Веснушчатая раскуривает две тонкие сигариллы и передает одну подруге. Бестолковое девчачье хихиканье тревожит снулый покой серого двора… И тут обе замечают меня. Блондиночка нервно жмется к мужиковатой подружайке, которая, цокнув языком, метко швыряет окурок мне под ноги. Развернувшись к лесбияночкам спиной (нах вы мне не упали!), шагаю обратно к машине. Злой ветер с залива набрасывается бешеным псом и швыряет под ноги полуистлевшую палую листву — останки ало-золотого октября. Даже усатые санчо-с-ранчо теряют свою загадочную невозмутимость. Один суетливо поправляет болтающуюся на шее бандану, другой поднимает замызганный ворот куртки. Ноябрь беспощаден. Чтобы за один прием затащить приданое принцессы наверх требуется помощь пшека, уборщика и Саши. В коробках куртки, ветровки, джинсы, свитера, худи — полный гардероб. Жаль, Смит не додумался заказать бронированные труселя… Девчонка распаковывает шмотки, пока я оглядываю комнату. Лепнина на потолке, лампы, увенчанные абажурами Тиффани, тумбочка возле кровати инкрустирована серебром и самоцветами. Наверное, мальчишке неловко и тоскливо жить среди вкрадчиво-вычурного ар-деко. Или уже привык? Почему меня тревожит эта ерунда? Какие миражи ты видишь в мерцающей ртути зеркал, когда засыпаешь, Эрен? Что со мной происходит?.. Смущенное покашливание возвращает в реальность. — Доктор будет через час, — испуганно затихающим голосом. — Вы должны принять лекарства, сэр. — Пилюли — на стол. Лепилу* — на хуй. Без того тошно. Саша не пытается возражать. Расстроено мотнув головой, она исчезает. А я зачем-то подхожу к кровати и, отбросив покрывало, зарываюсь лицом в подушку. От нее исходит тонкий запах. Твой запах. Запах ангела.

??? Что происходит???

* * * Эрен скучал на заднем сидении бронированного «майбаха». Он бы с удовольствием гонял взад-назад на веле, а не зевал в окно на унылую пробку. Да и добирался бы скорее… Но куда там! Эрвин приказал Майку транспортировать его до школы и обратно, будто английскую королеву в Букингемский дворец. И теперь приходилось таращиться то на занудно ползущие машины, то на затылок цвета грязной соломы. Опекун представил ему водителя как Майка Закариаса, своего помощника. Интересно, в чем эта деревенская харя может быть помощником? Ударом кулака свалить быка?.. Эрен вытащил из рюкзака тетрадку и уткнулся в долбаную расширенную алгебру. А чего зря время терять?.. — Выходи. — Чо? — зарывшись по уши в извлечение логарифма из мнимой части числа Пи, он не заметил, как машина подъехала к дому. Смущенно улыбнувшись на приветственный кивок консьержа, он поспешил нырнуть в лифт. Хотелось скорее закрыться в комнате. Там он чувствовал себя почти в безопасности. Хвала и слава печенюшкам, в королевских покоях опекунов его встретила только Саша. — Привет, — рука знакомым жестом откинула со лба челку. — Как прошел день? Тебя не обижают в новой школе? Эрен собрался надуться (он все-таки не сопля полудохлая!), но ореховые глаза девушки лучились искренностью, а певучий акцент Сан-Хуана укутывал летним теплом, защищая от хмурой тоски. — Все нормально. Сверкнув улыбкой во все тридцать два, Саша подмигнула: — Ужин в восемь. Если хочешь, могу сделать сэндвичи. Тебе с ветчиной, индейкой или олениной? — С олениной. Он не был голоден, но Сашины сэндвичи с хрустящим салатом и щедро политым брусничным соусом мясом ему очень нравились. Не, действительно — вкусняшка! — Я тебе принесу, — она потрепала его по макушке. Ободренный болтовней, и сглатывая слюну, Эрен поскакал через ступеньку вверх по лестнице… Наверху стоял триебучий мордорский орк. Он смотрел тяжело, страшно. Будто сканер или рентген. Словно пытался залезть в мозг и вытащить из подсознания все. Даже то, чего Эрен сам о себе не знал. Бежать назад? Дебилизм полный. А вперед ноги отказывались идти. Собрав себя в кучу, он выпрямился и двинулся навстречу кошмару. Вопреки ожиданию, кошмар отступил, давая пройти, и, когда подумалось, что пушной зверек писец пошел другой дорожкой, в спину донеслось: — С завтрашнего дня возить тебя буду я. Он мысленно взвыл. Майк с его колючим взглядом из-под копны волос цвета прелой соломы внезапно показался няшкой-обаяшкой. Дважды повернув рукоятку замка, Эрен швырнул рюкзак с такой силой, что тот пронесся по комнате пушечным ядром и сшиб с комода лампу. Жалобно звякая, разноцветные стеклышки абажура запрыгали по паркету. Лампа перекатывалась возле кровати, демонстрируя бедолаге глубокую вмятину на бронзовом боку. — Что там у тебя творится? Обманчиво спокойный голос прошил дверь острым мечом, заставил сердце сжаться, колени — задрожать, а из легких воздух вылетел нафиг, как после удара под дых, который Эрен огреб от придурка Кирштайна в последней драке. Взгляд заметался по комнате. Некуда бежать! Пискнув «ничего!», он зайцем метнулся в ванную, заперся и стёк по черному кафелю на такой же траурный пол. Эрен закрыл глаза. Стало похуй. Как бы дальше не пошло дело — он стерпит. Если сегодня удастся выжить — он свалит. Хватит фостерных семей, где приходится жить в одном доме с утырками вроде Кирштайна; довольно опекунов, кичащихся своей благотворительностью перед добрыми соседями; идут в пешее эротическое тетки из ювенальных служб, таскающие по психологам. Микаса обязательно поможет! И он отправится в Санта-Фе… Там небо пронзительно-ясное, как мамины глаза. Там нет бесконечно-стылых туч и грязной слякоти вчерашнего снега на тротуаре. Только монгольфьеры всех цветов радуги, плавно отрываясь от земли, устремляются ввысь в объятья солнца. * * * Вы знаете почему в этой понтовой хибаре нет автоматических замков? Щас узнаете! Потому что автоматику легко вывести из строя. Достаточно рядом учинить КЗ. Или обоссать устройство для считывания. Их либо заблокирует напрочь, либо система поедет шифером, и двери тупо распахнутся. Потому замки — механические. И мне не нужно тащиться за запасным ключом. Подручными средствами открою. Кредиткой, например. Это я и делаю. Мальчишки в комнате нет. Есть разлетевшийся на кусочки абажур от Тиффани. Непорядок. Собираю в кучку крупные осколки коллекционной херни и прислушиваюсь. Вроде, тишина. Единственное место, где можно закрыться — ванная. — Эй, сопляк, — назвать вслух по имени не могу — блок стоит! — Предлагаю расставить точки над i. Я вожу тебя в туда и из туда. Больше ничего. Вести светские беседы о природе, погоде и динамике фьючерса на индекс S&P500 мы не обязаны. Будешь слушаться — пальцем не трону. Даю слово. Стою, прилипнув ухом к черноте камерунского эбена. Ни звука. Ебать, неужели я такой страшный?! А ты как думал, Ривай? Можешь полюбоваться в зеркало. Оно прямо напротив. И оттуда смотрит исподлобья угрюмый урод. Орк мелкий — мордорский. Злобный карлик. — Не хочешь отвечать — не надо. Пылесос в кладовке рядом с кухней — приберись. Саша не андроид на батарейках, — замираю, прислушиваясь к молчанию за дверью. — Оk. Я ушел. — Я буду. Буду слушаться. Осипший от волнения мальчишеский голос заставляет замереть, перед глазами всплывает прозрачная слезинка, скатывающаяся по юношескому пушку. Прости меня, Эрен — по-другому не умею. — Счастлив, что ты меня понял. Вот и наладил отношения с пацаном. Мазал тов! Айфон бодро играет в кармане «Боже, храни Америку». Звонит Петра. Сообщает, что вчера заменила камеру в китайском люксе, свежее бразильское мясо старается в поте лица и так далее. Затем умолкает… — Выкладывай. — Сегодня в 1:40 после полуночи заявилась Энни. Энни Леонхардт — та самая. Из подручных Дока. Якобы она приехала по делам и решила заглянуть. Опрокинула три «Серебряных мексиканца»**, заказала приват-танец, обматерила мерзкий дождь и сломанный каблук. Ушла в три ровно. Ривай, это что-то значит? — В голосе Петры слышится надежда на отрицательный ответ. И я ее понимаю. Вот и первая ласточка от заклятого друга Смита. Точнее — белобрысая фурия с глазами-стекляшками. Интересно, почему Док приказал ей прийти именно в «Орхидею» к Петре? Он собирается вести переговоры? — Позвони Боззи и Шульцу — пусть бдят. Усиль охрану периметра. Придет новый гость — пробить по базе. Приедет незнакомая бригада мусорщиков — пробить по базе. Пробежит неизвестная дворняга — пробить по базе. Данные — мне на резервный сервак. Все поняла? — Да. Сделаю. Отбой. Началось. А мне тут ее высочество возить в институт благородных девиц! * * * Дверь в коридор хлопнула нарочито громко. Мордорский орк выполнил обещание. Но почему-то подниматься с кафеля не появилось ни малейшего желания. Когда глаза закрыты, не видно ни жирного антрацитового блеска, ни холодного света, льющегося сквозь белые, расчерченные бронзовыми ромбами абажуры. Эрену было почти хорошо. Однако осколки придется убрать. Ему вдруг стало жалко эту лампу. Ночью она раскрашивала стены разноцветными бликами и можно было представить Лот-Лориэн… Так и не решившись выйти за пылесосом, он ткнул Микасу на купленном вчера Эрвином айфоне. Она отозвалась мгновенно. — Эрен? — Мики, я здесь сдохну. — Тебя снова избил Ривай? — голос дрогнул сдерживаемым гневом. — Нет-нет, — блин, она врезала за него Кирштайну и теперь, судя по тяжелому дыханию, собралась примчаться и вмазать мелкому орку. — Сегодня не тронул. Но сколько можно бояться этого мудака? Он совсем кукушкой поехавший. Стремный, как атомная война. С завтрашнего дня меня возить будет. Сама увидишь: мелкий, злющий, глазищи — во сне приснится, подушкой не отмашешься. Эрен выдохнул. Нафига он вывалил свои трабблы на Мики? Идиота кусок. У нее сейчас жизнь тоже не пироженка с кремом: приемные родители вроде хорошо к ней относятся, но привыкать к порядкам в доме банковских топ-менеджеров тяжко. — Я хочу свалить! — выпалил он. Дернул головой и, крепко приложившись затылком о стену, стиснул зубы. — Злоебучий ежик! — Куда свалить? Какой ежик? — через динамик донесся глухой звук: наверное, Микаса столкнула на пол какой-то здоровенный том. — Я вызываю такси. Уточни адрес. — Я сам башкой приложился. Не надо ехать, — потирая пострадавшее место, Эрен в стопиццотый раз пожалел о своем звонке. — Мики, не гони — на пень наскочишь… Стук в дверь прервал разговор. — Я принесла сэндвичи и новую школьную форму. Ты где? В ванной? Теперь уже из комнаты донесся глухой стук и металлический звон. Видимо, Саша споткнулась о валяющуюся на полу лампу и выронила поднос. — Ой, разбилось… — Все норм. Завтра, завтра пообщаемся… Пробормотав еще какую-то невнятную чепуху, Эрен нажал отбой и, рванув стрелой вверх, влетел в стеклянную полку. Но уже макушкой. Из опрокинувшегося стаканчика вывалилась зубная щетка, ехидно мазнула по носу и приземлилась рядом с выпавшим из рук айфоном. Он уставился в потолок, то ли ожидая увидеть начертанное духами зловещее послание, то ли опасаясь куска штукатурки на свою многострадальную тыкву. Сегодня был явно не его день. В конце концов, они с Сашей ликвидировали последствия катастрофы. Потом на кухне Эрен, слизывая с пальцев тягучий соус, лопал сэндвичи, а жизнерадостная пуэрториканка показывала ему фотографии хохочущих вокруг пиньяты родственников. Ее сестра вышла замуж в июле и готовилась родить в середине декабря. Саша надеялась отпроситься у хозяев на крестины... Наслаждаясь сочной олениной, горько-сладкой брусникой и похрустывая «айсбергом», он не заметил наблюдающего за ним из полумрака холла Ривая. Только ощутил, как незнакомое тепло осторожно касается границы личного мира. * * * Hold your head up, movin' on Keep your head up, movin' on Hold your head up, movin' on… При вперед напролом, Не ебет, что потом. Энн Леннокс гнет свою линию. Утро. Спускаюсь вниз. Сегодня мой первый рабочий день в качестве водилы-телохранителя ее королевского высочества, а я не помню во сколько дополз до кровати. Ночь перед мониторами. Лица. Разные лица. Мешанина лиц. Совсем юных, цинично-опытных, сморщенных, как завалявшееся в холодильнике яблоко. Клиенты. Стриптизеры. Бармены. Шлюхи обоих полов. Искусственно небрежные прически, над которыми колдовали несколько часов тайские парикмахерши. Костюмы от Армани и Александра Маккуина, платья от Веры Вонг и Дианы фон Фюрстенберг. Боа всех цветов радуги. Стринги и джоки цвета золотой металлик. Брендовые цацки и дешманские побрякушки… До сих пор перед глазами мелькают обрывки карнавала ебли. Хочется перегнуться через ажурную ковку чугунных перил и выблевать радужную мишуру прямо на тебризский ковер в гостиной. Сбыче мечт мешает разухабистая цыганщина в заднем кармане джинсов. Обычно в такую рань очкастая выгребает продукты жизнедеятельности своих кошаков из ароматизированного горной лавандой наполнителя… — Ривай, — обращение по имени означает, что все немного хуже, чем плохо. Жду. — Угадай, с кем я сегодня пью кофе? С Бешеной молью! Звонила десять минут назад. Я от изумления Сони хвост отдавила. Пауза. — Началось?.. Если надо придумать погоняло** (без смс и регистрации) — обращайтесь к мисс Зоэ. Бешеной молью она называет консильери Дока, Энни Леонхардт. — Кошачий корм вреден для организма человека. Вызывает умственную деградацию, — попытка подбодрить. — Ясен хрен — не прикупить шубку из канадской рыси она прилетела. Смиту доложила? — Да… Погоди, откуда ты знаешь про корм? Растерянный голос очкастой звучит в ушах слаще Николь Аткинс. Угадал-таки. — Проехали. Смит что сказал? — Велел встретиться. Пойти на контакт и… Пауза. Сдавленная ругань в адрес Бина. Вздох. — И предложить Найлу продать бизнес. Воздержись от комментариев — у тебя дома женщины и дети, — она затыкает готовый рвануть наружу всплеск эпитетов. — Я выяснила кое-что. Сможем встретиться у папаши Ляна в десять вечера? — Сможем. Удачи тебе, очкастая кобра. — Да, принцессу на ухабах не растряси, — ехидный смешок. Связь прерывается. Оставила за собой последнее слово, вредина. На кухне, под умильным взглядом Саши, нахальная мелочь поливает кленовым сиропом стопку оладий высотой с небоскреб Крайслер. — Morning, — пытаюсь вежливо поздороваться. Реакция превосходит ожидания. Девчонка вытягивается по стойке смирно. Пацан роняет бутылку. Кленовый сироп нехотя растекается по столу. Картина, блять, маслом. Давно замечаю: стоит мне где-нибудь появиться, как смех смолкает, улыбки исчезают, глаза тускнеют или наоборот — начинают следить настороженно и внимательно. Мальчишка подрывается с места и, закатав рукава белоснежной рубашки, сердито отрывает одно за другим бумажные полотенца. Саша отмирает и трясущимися губами старательно выговаривает: — Вы позавтракаете дома, сэр? — Нет, — понимаю, что мне лучше уйти. — Скучаю в машине, — в сторону мальчишки, нервно вытирающего липкую лужицу. Не сверкай на меня своими аквамаринами, Эрен. Я не собираюсь портить вам аппетит. В салоне попахивает одеколоном за пять баксов, хвойным мылом и водоотталкивающим спреем, которым Майки в изобилии орошает берцы. Ходячее подтверждение поговорки: мальчика можно вывезти из деревни, а деревню из мальчика — нет. Придется терпеть. Бронированная дверь «майбаха» хлопает спустя семь минут. Сопя, пацан пристегивается на заднем сидении. Он успел поесть? Вывожу неповоротливую тушу на дорогу и прислушиваюсь к молчанию. Умение слушать молчание гораздо важнее умения слушать разговор. Молчание может рассказать больше, чем слово. У молчания тысячи нюансов, окрашенных тончайшими оттенками: ужаса, страха, опасения, трепета, удивления, растерянности… Тысячи. Они складываются в контуры, контуры обретают объем, объем придает картине целостность и четкость. Я научился распознавать все тона молчания. Навык, необходимый для выживания. Часть моей работы. Мальчишка молчит агрессивно, выжидающе, громко. Салон «майбаха», выдержанный в спокойных коричневых тонах, заполняется ало-оранжевыми всполохами. Непорядок. А ты как думал, Ривай? Вместо того чтобы почитать книжки о подростковой психологии, всю ночь просматривал записи потрахулек и доставал замученных в край Боззи и Шульца. Ты же нифига не знаешь о детишках. Урод. Только когда мы сворачиваем на Чеймберс-стрит, накал затухает, а возле школы его окончательно сменяет предвкушение, светящееся солнечным желтым. Припарковавшись, замечаю у входа высокую девчонку. Черное каре треплет непрекращающийся ветер, шея замотана до подбородка темно-красным шарфом. Не обращая внимания на холод, она стоит часовым у дверей. Волоча за собой рюкзак, мальчишка вываливается на тротуар, и черные глаза под челкой оживают. Похоже, это и есть моя гипотетическая родственница Микаса Аккерман. Всматриваясь в черты лица, пытаюсь найти фамильное сходство. Один из ее биологических родителей, определенно, азиат. Дерьмо! Через тонированное боковое стекло броневика хрен разберешь. Опускаю. Взявшись за руки, они идут ко входу, и тут подружка Эрена оборачивается. Смотрит прямо на меня. Пристально и с угрозой. Между бровей залегла вертикальная складка. Такую же я вижу по утрам в зеркале. Ну, здравствуй, кузина. Шалом. Вот ведь дылда! Я, чего, единственный из Аккерманов мелкий?