Алые брызги на черном кафеле

Подобно смерти Сегодня у молчания на заднем сидении оттенок настороженного любопытства. Вывожу картинку на монитор. Выжидающе поглядывая мне в затылок, ты царапаешь что-то в толстой тетради. — Спрашивай. — Не собирался я ничего спрашивать, — утыкаешься носом в исчерканные непонятными формулами страницы. — Я по утрам благотворительностью занимаюсь. Привычка такая. В комплект входят ответы на дурацкие вопросы. Спрашивай. — Сэр, вы мне скинули программу трени, — торопливо запихиваешь тетрадь в рюкзак и выуживаешь из кармана телефон. — Так, тут сэты. Понятно… И когда смогу выполнить эти нормы… — Проматываешь вниз. — Подтягивание на перекладине — двадцать-двадцать пять раз; приседание с грифом — тридцать-тридцать пять раз; прыжок в длину девять и восемьдесят четыре сотых фута; положение «угол» в висе на перекладине — шестьдесят секунд, то покажете приемы. Я правильно понял? Монитор не способен передать прозрачный свет твоих глаз. Это хорошо. — Неправильно. Когда хотя бы приблизишься к нормативам, попробую научить тебя танцевать. И придется долго мучиться. — А почему это? — Взмах ресниц на мониторе способен вышибить из глубокого дзена просветленного даоса. — И зачем танцевать? Сэр. Только не начинай краснеть, паршивец. Пожалуйста… — Координация у тебя хуже, чем у пьяного кузнечика. За завтраком промахнулся мимо оладий и уже второй раз за неделю устроил сиропный потоп на столе, кинулся вытирать, свалил стакан с соком на пол… — Вы, чего, все видели? Я подсматривал, как вы с Сашей улыбаетесь, достаете тарелки, болтаете об идиотском сериале про двух очумелых братцев и бомжеватого ангела в мятом плаще. Как, перегнувшись через стол, она открывает очередное видео, наверняка присланное кем-то из родни. Твой смех похож на звон дверного колокольчика чайной папаши Ляна. Мимолетный, он касается слуха и отзывается предчувствием радости. Ты знаешь это, Эрен? — Видел. И решил не портить веселуху. Останавливаюсь перед входом в школу. И сразу же замечаю Микасу. Она стоит продрогшим часовым под редкими снежинками. Шарф полощется на ветру ярко-красной лентой. Губы сжаты. Между бровей знакомая до драной одури жесткая складка. Ждет. Не бойся, кузина, твой бойфренд доставлен в целости и сохранности. Поворачиваюсь к монитору. Ты подхватываешь рюкзак и, волоча его за лямку, выскакиваешь навстречу подружке. Мне удается мельком увидеть тень ресниц, мелькнувшую по щеке цвета персика. Пока ты исполняешь пункт из Смитова списка «войти в первую десятку учащихся», инспектирую верных рыцарей развороченного асфальта, укладки труб и пардона за временные неудобства. Беспокоит тыл. Конкретно — дверь, дубликат ключей от которой валяется в кармане куртки веснушчатой дылды или в несессере ее прелестницы. Школа для мажоров. Директор бессилен. Охрана беззуба. Попробуй запретить дочке воротилы с Уолт-стрит дымить на перемене. Уволят так, что потом сможешь только отбойником вместе с мексами херачить. До конца жизни вокруг сплошные усатые панчо, дышащие вчерашней энчиладой и утренним бризом пивного перегара. И эта радость вместо сисястых старшеклассниц, поправляющих чулки в туалете крупным планом. Кому оно надо? Ветер с Ист-Ривер хлещет в лицо, стоит только вылезти из недр «броневика». Магия места. Работяги бодро разравнивают дымящуюся черно-серую кучу. Попыхивая дешевой сигарой, сивый дядька рулит катком. Мазал тов! Сегодня закончат, значит, завтра проезд будет открыт. Оглядываю улицу. Два очкарика (парнишка, скособоченный под свисающим с левого плеча рюкзаком, и похожая на него девчонка) торопятся спрятаться от кусачего ветра в alma mater. В такую погоду даже я бегом бы несся грызть гранит науки. Лишь бы не торчать посредине этой аэродинамической трубы. Серые, темно-серые, грязно-серые дома кажутся стенами полуразрушенной крепости. Чеймберс-стрит стоически переживает осаду осени. А я боюсь увидеть миниатюрную женскую фигурку в просторном джеральдиновом пальто и стеклянный блекло-голубой взгляд. Где крылышками трясешь, Моль бешеная? Какой приятный сюрприз готовишь? Улица отвечает мокрым снегом и раскисшим флаером, прилипшим к мыску байкерского ботинка. Вернувшись к машине, открываю заднюю дверь и провожу рукой по матово-черной коже сидения. Понимаю — здесь не осталось твоего тепла. Только электроподогрев сохраняет температуру. Зато есть след. След запаха ангела. Покатаюсь-ка по округе. Вдруг повезет увидеть мисс Леонхардт за работой?.. * * * Спокойно дремать на английском под сонный бубнёж мисс Маклоски у Эрена снова не получалось. На «побег из Шоушенка» он положил. И сейчас прикорнуть, подперев рукой голову, не давали мысли, бестолково копошащиеся в куче перепутанных извилин. «Чо, я, правда, такой рукожоп?» — первая. И вторая: «Какие нафиг танцы?». Да, пролил он утром сироп. Так это из-за видоса, который сунула посмотреть Саша. В течение семиминутного ролика кто-то из ее в геометрической прогрессии размножающихся родственников пытался разлучить вопящего карапуза неопределенного пола с садовым шлангом, из которого тот сплел вокруг себя кокон. Старший участник процесса загибал конструкции с упоминанием все тех же родственников — Колумб и Эрнан Кортес шли бонусом. Младший тупо вопил. Снимавший развлекуху на телефон хихикал, как укуренный. Напрягая познания испанского, Эрен старался расшифровать крайне эмоциональную речь типичного представителя семейства Браус в естественной среде обитания. Ну и разлил. Немножко. И вовсе не было никакого потопа — только маленькая лужица. А стакан он случайно зацепил локтем. Орк придирается. Тащемта. Разобравшись с первой проблемой, Эрен приступил ко второй. Здесь задачка оказалась посложнее. Почему именно танцевать? Его познания в боевых искусствах ограничивались совместными с Мики посмотрелками старых фильмов Брюса Ли, Марка Дакаскоса и Джеки Чана. С последнего она фанатела. Обычно сдержанная, даже суровая, Микаса носилась по комнате очумелым енотом, когда рассказывала о том, что актер-каскадер сам выполняет трюки в фильмах и бился уже фуеву кучу раз. На замечания Эрена, что это происходило еще в мезозое, она сердилась. Но недолго, и снова принималась описывать в красках черепно-мозговую на съемках «Доспехов Бога». И с какого бока сюда танцы прицепить?.. Орк собирается научить его рихтовать фейсы в ритме рейва? Или в темпе вальса? Так и не найдя ответ, Эрен решил подождать развития событий. Вдруг его толкнуло в висок мягкое и упругое. Запоздало отклонившись, он понял, что прозевал атаку доек мисс Маклоски. — Мистер Йегер, вы с нами? — Ась? — Эрен мгновенно состроил анимэшные глазюки (этот скилл он прокачал еще во второй фостерной). — Я задумался о правописании слов «трансцендентальная медитация». — Хорошо. Отклонившись назад, училка вдохнула и выдохнула буферами фееричных размеров прямиком в физиономию. Уворачиваясь, он едва не свалился со стула, но зато повезло избежать нового нападения. От третьей атаки его спас звонок и Микаса, дернувшая за воротник пиджака. Если бы взгляд мисс Маклоски обладал волшебной силой, то Эрен мгновенно оказался бы голым. А так он, подхватив учебники, вскочил на ноги и, влекомый Мики, поспешил заплетающимися шагами к двери. Микаса бегом затащила его в тупичок рядом со спортзалом, развернула лицом к себе и, схватив за плечи, смачно припечатала к стенке: — Рассказывай. — Нечего мне рассказывать, — не делиться же страдашками, что его обозвали пьяным кузнечиком… Дебилизм полный. — Не ври. Ты всегда замечал, когда сисястая подкрадывается. А сегодня тебя как от наркоты попускает. Где ты был, майор Том? * — Ну, ok, — нужно ее успокоить, иначе не отвяжется. — Просто жизнь налаживается. Сам в шоке. Ривай вроде норм оказался. Не достает больше. — Я сказала Лоре, что после уроков поеду к тебе. Он не вынесет меня на пинках? Что думаешь? — Честно — ваще не знаю. Эрен растерялся. Последний раз друзья приходили к нему домой пять лет назад. Когда дом был. Бабушка и миссис Эндрюс, которые в разное время заменяли ему постоянно отсутствующих родителей, относились с добродушной улыбкой к набегам оголодавшей толпы на холодильник и битвам подушками в угловой комнате второго этажа. А теперь он живет в царстве музейной тишины, изредка нарушаемой визгом циркулярной пилы и ревом жаждущего спариться бизона. Однажды вечером Эрвин пригласил Эрена в свой кабинет «послушать джаз». Тогда-то он узнал, что циркулярка называется «диксилэнд», а «бизона-в-гоне» зовут Луи Армстронг… Блин! Надо было поймать момент и спросить, какие правила внутреннего распорядка действуют в семейке богатых гомосеков! Вдруг для того, чтобы Мики смогла подняться в долбанный пентхаус, нужно запросить предварительно письменное разрешение? — Давай так, я эсмсну Эрвину, — Эрен завертел головой в поисках возможности телепортнуться в одну очень-очень далекую галактику. Пиздец, стыдно. Осторожно отцепив сильные пальцы от рукавов, он ринулся из тупичка к кабинету химии, тыкая на ходу в клаву. — Пошли, а то опоздаем. Шарахнувший по ушам звонок теперь спас его от мучительной неловкости за собственный ранний склероз. Плюхнувшись за парту, Эрен мысленно надавал себе люлей. Мог бы вчера вечером поговорить с Эрвином или даже с этим Риваем. Так нет же! До ночи перечитывал программу тренировок, стараясь понять чо-куда. На химии пришлось нырнуть в дебри строения пиросульфита натрия и гипофосфата амония: как-никак им с Мики допиливать совместный проект. А потому спать некогда. Крутой попадос. День подходил к концу. За окнами квадратного холла на Чеймберс-стрит опускался полумрак. Огни фар проезжающих автомобилей создавали странный эффект нереальности мира, прошивая занавес смурного вечера неоновыми нитями. Эрен заозирался вокруг в поисках Микасы. Эрвин прислал ответ пятнадцать минут назад: «Разумеется, ты можешь пригласить свою подругу». В конце подмигивал смайлик. Он посмотрел на правую лестницу: по ней из кабинета биологии должна была спуститься Мики. Да где ж она, блинский блин?! — Простите, вы Эрен Йегер? — прозвучал совсем рядом высокий голос. — А?.. Перед ним стояла невысокая девушка лет двадцати шести. Волосы светлые, практически белые, собраны в высокий пучок и заколоты шпилькой с темно-серой жемчужиной. Выпуклый бледный лоб, тонкие брови вразлет, взгляд расфокусированный и какой-то стеклянный — все это вместе заставило напрячься. Дамочка вызвала у него безотчетный страх. — Ну, я это. Переполошившийся инстинкт самосохранения требовал свалить в пресловутую галактику, а можно — еще дальше. В ушах знакомо загудело. Уф-ф-ф… значит, сейчас польет из носа, и он сможет удрать. — Я работала с вашими родителями Карлой и Грегом на Гаити. Я тоже врач. Врач-комбустиолог. Мне известно, как они погибли. Стук. Стук. Каблуки по каменной плитке. Пауза. Обтянутая кремовой замшей рука деликатно легла на запястье. — Они знали, как сложно обеспечить безопасность миссии в Порт-о-Пренсе. Продажные местные копы, банды мародеров, туземцы, доведенные до отчаяния потерями близких и лишенные последних средств существования… После землетрясения там разверзся настоящий ад, поверьте. — Обхватывая запястье, рука медленно сжалась. — На случай непредвиденных обстоятельств Карла оставила мне флешку, которую я должна была передать лично. Но когда вернулась в Нью-Йорк, тебя уже отправили в фостерную семью. Поскольку я не родственница, а всего лишь друг, адрес никто не дал… — Сокрушенный вздох. Блекло-голубые глаза гипнотизируют, удерживают, парализуют. — Я нашла тебя случайно. — Голова непринужденно склонилась к правому плечу. — Давай, выйдем на задний двор и поговорим. Здесь слишком шумно. — Рука потянула в сторону. — Видишь ту дверь? — взмах замшевой перчатки указывает на чернеющий проем. Слова незнакомки мгновенно затопили сознание. В ушах бесконечно повторялось «Грег, Карла, письмо, флешка!» Может быть, на ней видео, оставленное родителями. Заполошные вопли инстинкта самосохранения сметены потоком щемящей тоски и рвущей сердце нежности. «Мама, папа, письмо…» Не отрываясь от блекло-голубых глаз, Эрен покорно двинулся следом за леди в просторном джеральдиновом пальто. — Йегер, беги, гаденыш мелкий! Яростный рык заглушил бестолковый школьный гомон. От удивления Эрен обернулся. У парадного входа отчаянно пробивалась к нему сквозь стайки недоумевающих девиц и озадаченных парней знакомая коренастая фигура. — Бе-ги!!! Выстрел. Наступившая тишина сменилась истеричными визгами, испуганными всхлипами, шорохом, топотом. Пышноволосая блондинка (королева школы) застыла в центре холла испуганным кроликом. Подбежав к ней, долговязая веснушчатая девчонка утащила ее куда-то в сторону лестницы. Эрен ощутил легкий, почти незаметный укол в шею. Чьи-то руки грубо подхватили под мышки и потащили. Белый потолок. Размытая блеклость глаз на бледном личике леди. Шприц в руке, обтянутой кремовой замшей. Последнее, что успело уловить гаснущее сознание — приближающийся свинцовый взгляд… * * * Еду к Бэттери парку. Медленно. Чеймберс-стрит свободна, но я не спешу. Среди редких прохожих высматриваю обманчиво-хрупкую фигурку в джеральдиновом пальто. Аллеи парка пусты. Почерневшие ветви деревьев склоняются под циклоном, налетевшим с Ист-Ривер. Они похожи на мертвецов, пытающихся дотянуться до размытой линии горизонта. Вряд ли Бешеная моль станет разгуливать под мокрым снегом и месить кабблами ледяную кашу. Да и зачем ей это? А потому разворачиваюсь на Вильям-стрит. «Майбах» тащится в потоке юрких японских малюток тяжелой бронированной черепахой. В надежде разглядеть знакомый выпуклый лоб и тонкую бровь в форме крыла чайки, вглядываюсь в каждую блондинку, сидящую за рулем собственной машины или на заднем сидении бесчисленных желтых волн такси. Энни Леонхардт блещет своим отсутствием. Начинаю жалеть, что отказался от помощи очкастой. Отправлять ее с любимым Glok-ом 18 охранять периметр школы пока не стоит, но можно нагрузить поиском отеля, в котором отдыхает от трудов неправедных Бешеная моль. Интересно, под чьим именем милая мисс заявилась в Большое Яблоко на сей раз? Полтора года назад она назвалась Грейс Келли**. Придется-таки побеспокоить главного юриста бордельной империи. Лезу в карман авиаторки за айфоном, и на тебе — звонит Боззи. — Внимаю. — Сегодня после закрытия видел на стоянке у клуба Райнера… — Труба издает кваканье, прерываемое сдавленным сипением. — Боззи, ты там опять язык прикусил? — Есть такая отличительная особенность у чувака: проявляется, когда начинает нервничать. А сейчас он явно психует. — Ривай, я не уверен. Он стоял в тени в дальнем конце. Там лампа некстати сдохла… Ее уже заменили. — Отставить про лампу. Давай про Райнера. Записи со всех камер посмотрел? — Получается, консильери Найла Дока притащила в Большое Яблоко на поводке цепного пса. — Он забрызгал краской из баллончика ближайшую камеру. На записи из-под капюшона видна только нижняя часть лица. Другие зафиксировали с 4:00 по 4:17 высокого плечистого мужчину в темной куртке и джинсах. Я же говорю, лампочка… Он простоял неподвижно почти двадцать минут и покинул стоянку пешком. — Снова слышу кваканье. Неужто мой помощничек собрался сложить ласты? — Сбрасываю записи. — Давай. — Ривай, я не уверен на все сто, однако решил доложить, — виновато вякает трубка. — Слава твоей решительности. Не дожидаясь ответа, даю отбой. Боззи отличный боевик, предан и даже не слишком туп для нашей работы. Ложкой дегтя в бочке виски является его желание подражать мне и страх показаться идиотом. Последнее приводит к обратным результатам. Как сейчас. Придурок обязан был позвонить сразу же! Замечаю «форд»-седан, отъезжающий с парковки возле кафешки, и аккуратно вписываю «майбах» на его место. Записи не оставляют сомнения — перед нами, дамы и господа, Райнер Браун собственной персоной. Я видел его во время дружественного визита в LA, куда супружник прихватил меня в качестве аксессуара. Гнусный тип. Стрижка-ежик, гора мышц, нижней челюстью можно дробить гранит, а зрачки с булавочную головку, словно у нарика под кайфом. Зловещее сочетаньице. Поставив на паузу, пристраиваю айфон на торпеду и смотрю, как нелепо-расплывающиеся силуэты торопятся по суперважным делам. Превращая будничную суету Вильям-стрит в комедию инферно, снежная каша вяло стекает по лобовому стеклу. Я абсолютно уверен: на стоянке «Обители Марса и Венеры» Райнер разыграл спектакль, поставленный мисс Леонхардт. Один вопрос — зачем ей это понадобилось? Неужто стерва настолько уверена в себе, что играет мышцой напоказ? Мол, смотри, злобный карлик, ты можешь суетиться, возить мальчишку на броневике, изучать план школы, но все равно не успеешь, проиграешь, продуешь… потому что не знаешь, когда мы нанесем удар. Сегодня? А может быть, завтра? Или через неделю?.. Снова пялюсь на стоп-кадр. Тень от капюшона закрывает лицо почти полностью. Виден лишь искривленный злой ухмылкой тонкогубый рот. Стиснув зубы, сворачиваю запись. Ничего, посмотрим — кто кого! На дисплее три тонкие цифры равнодушно сообщают: 3:47. Пора ехать. Встраивая броневик перед любезно притормозившим мерсом, предвкушаю молчаливое любопытство, золотые звездочки в аквамариновой глубине и запах ангела. К школе подъезжаю минут на двадцать раньше. «Майбах» удается приткнуть в пятидесяти ярдах от входа. Интересно, что случится, если я встречу тебя в холле? Думаю, ничего криминального в этом нет. На автопилоте достаю из бардачка Glock-18С. Такой же, как у очкастой. Холод, ветер, шматки снега на тротуаре — все это мелькает мимо. Фонари отбрасывают круги уютного света на четыре гранитные ступеньки крыльца. Дальше — дверь. А за дверью — ты… …Первое, что вижу — заколотый шпилькой с серой жемчужиной светлый пучок над джеральдиновым воротником и руку в замшевой перчатке, цепко держащую тебя за запястье. Перебирая своими оленьими ногами, ты покорно идешь, ведомый Бешеной молью к приоткрытой створке, за которой — тьма. И я ору сквозь школьный шумовой фон в тщетной попытке остановить, задержать неизбежное: — Йегер, беги, гаденыш мелкий! Боковым зрением вижу отвалившуюся нижнюю челюсть охранника, отпихиваю с дороги пухленькую рыжеволосую девчонку — она колобком катится куда-то вбок. Под ноги попадается невнятный очкарик и с воплем отлетает прочь. Слишком далеко! Рвусь вперед сквозь мельтешение фигур, подернутое пеленой морока. Нога цепляется за чей-то темный ботинок. Через долю секунды его обладатель с изумленным писком валится на пол. — Бе-ги!!! Ты таращишься на меня испуганными глазищами потерявшего маму Бэмби, когда Энни Леонхардт всаживает шприц в тощую шею. Появившийся из черноты проема задней двери Райнер подхватывает падающее тело и… Сорвав с предохранителя, палю в потолок. Восемнадцатый Glock срабатывает не хуже сорокпятого. Школота разбегается, жмется к стенам. Не успеть! Проклятая дверь на другом конце вселенной… Справа яркой полосой знакомый красный шарф. Твоя подружка несется пушечным ядром и в прыжке врезается Райнеру в спину. Клубок тел падает в черноту, следом вылетает Бешеная моль. Спасибо, кузина. За драгоценные секунды. Я успеваю. Ты валяешься сломанным штакетником слева у стены, а главный дуболом Дока насаживает на кулак Микасу. Задыхаясь, она падает в снежное крошево, но, собравшись, пинает его в мениск. Небрежным взмахом руки мисс Леонхардт отправляет ее в нокаут. Припадая на пострадавшую ногу, Райнер поднимает тебя с тротуара, но мне не до него. Бешеная моль намного опаснее. Подтверждение этого — короткий лай малютки двадцать второго калибра и чиркнувшая по уху пуля… Я сгибаюсь подобно траве под порывом ревущего ветра, припадаю к земле. Защита — это атака. Атака — это защита. Глаза-стекляшки теряют цель. Опираясь на локоть, подобрав под себя левую ногу, одним выстрелом вышибаю из обтянутой замшей руки крошечный пистолетик. Вторым — простреливаю коленную чашечку. Сдавленный вопль переходит в злобное шипение. Консильери Дока и, возможно, самый опасный боец Западного побережья корчится на мокром асфальте, пачкая дорогой кашемир. Третья пуля прошивает Райнеру бедро, и, сдавленно матерясь, он роняет тощую тушку на кучу строительного песка, который раздолбаи-мексы не вывезли по окончании археологических раскопок. С приличествующими ситуации встревоженными криками и грохотом армейских ботинок на заднем дворе появляются три школьных охранника. — Здравствуйте, дети, — резко оттолкнувшись локтем и согнутой ногой от мокрого асфальта, встаю. У двоих настолько округлились глазенки, что правильнее не нарисуешь даже циркулем. Третий недоуменно скребет короткий ежик на голове. Понимаю: когда лежащий навзничь человек мгновенно переходит из горизонтального положения в вертикальное — подобное удивит кого угодно. Кроме обитателей бразильских фавел, где шесть лет назад я повстречал местре Эдвалду Роша. — Рысью за верзилой. Черная куртка, светлые волосы. Особая примета — простреленное бедро. Похромал за угол, — машу рукой в сторону кучи. — Ты, — окликаю «ежика». — Окажи леди первую помощь. Только наручники сначала надень. Вам же выдают специальные пластиковые? — Ага… сэр. «Ежик» вдумчиво пакует шипящую от боли Моль, и, судя по доносящимся из проулка эвфемизмам, жаргонизмам и оксюморонам, у Райнера не получилось добраться до машины. — Погоди, — останавливаю готового унести усмиренную мисс Леонхардт охранника. — Где шприц, тварь, — пихаю револьвер за пояс и достаю из кармана для монет опасную бритву. — Я тебя порежу. Не так, как шлюху из мексиканского борделя — чирк по щеке, и хватит. Распишу с двух сторон крест-накрест. Зубы наружу торчать будут. Ни один пластический хирург не поможет. Сам Доктор Голливуд не справится. Что вколола мальчишке? — Вот. — Резко оборачиваюсь: держась за живот, позади стоит Микаса. На испачканной битумом ладони лежит одноразовый шприц. — Вы собираетесь отдать его на анализ? В больнице, куда повезете Эрена, есть лаборатория? Коротко киваю. Соображаешь, кузина. Ты точно родственница. Возвращаю бритву на привычное место. Дергаю зиппер кармана куртки: находка в целости и сохранности доберется до лаборантов. И плетусь со страхом к телу, беззащитно лежащему на грязно-сером песке. Эрен… Грудь мерно поднимается и опускается. Дышишь. Жив. Значит, мне не придется заглянуть в мертвые аквамариновые глаза. Изабель… Распахнутый изумрудный взгляд. Разорванный белый шелк. Алые брызги на черном кафеле. — Мистер Аккерман? Вы весьма опрометчиво устроили стрельбу в холле. Могли пострадать ученики. Поприветствуйте. Под тусклый свет фонарей на задний двор является, сверкая лысиной, Кит Шадис — директор сего престижного учебного бардака. Замечаю под глазами темные круги. Сегодня у нас с утра двадцать шестое, а значит, попечитель юных умов вчерашнюю ночь провел в «Академии изящных искусств», совершенствуясь в шибари. — Поправочка. Пострадали ученики. Двое. Эрен Йегер и Микаса Аккерман. По твоей вине. Почему задняя дверь не заперта? А? Есть версии?! — мне не до церемоний. Поднимаю тебя… Тело повисает на руках тряпичной куклой. — Может, позволишь пройти? — Конечно, конечно. — Отступает. В залитом светом холле возбужденный шепот смешивается с судорожными всхлипами и нарочито громкими восклицаниями. Замечаю на лестнице старых знакомых — пышноволосую блондиночку и ее веснушчатую буч. — Мистер Шадис, пошарьте в шкафчиках вон тех красоток. В одном из них обязательно найдется ключ от запасного выхода. Сжав челюсти, директор трясет козлиной бородкой. — Мисс Рейсс, мисс Имир, живо в мой кабинет. Перепуганное кудахтанье лесбияночек и ругань от души помятого охранниками Райнера затихают за спиной. Я хочу слышать только биение твоего сердца рядом с моим… Отставить сопли, Ривай. Уложив на заднее сидение спящую красавицу, набираю семейного врача. Старый пень слушает, задает вопросы по существу и велит везти пострадавшего в клинику. Заведение достопочтенного лепилы находится в Гринвич-Виллидж, и по пробкам смогу доставить туда твои косточки минут через пятьдесят. Нет. Не пойдет. Значит, побеспокою главного стража Большого Яблока Дота Пиксиса… Начальник полиции округа Нью-Йорк отвечает быстро и чересчур четко. Старый алкаш припадает к источнику огненной воды уже в полдень и к половине шестого пьян в лоскуты. Мозг, однако, еще не пропил. Быстро обрисовав ситуацию, требую полицейское сопровождение. — Так вот кто, оказывается, палил в потолок! Наши прибыли на место пять минут назад… Ладно, организую тебе эскорт, а заодно предупрежу ребят, чтобы расследовали в нужном направлении и с нужной резвостью. Но заглянуть в участок, показания дать, все равно придется. — Согласен. Пусть детективы обратятся к Ханджи Зоэ. — Да знаю я вашу ручную очкастую кобру… — в голосе появляется вселенская скорбь. — Ok, пусть она запишет и перешлет. Ты хотя бы подпись сам поставь? — И печать приложу, — отключаюсь. Поблизости уже слышен знакомый вой сирен. Сейчас вихрем прокатимся, принцесса. Все продается. Все покупается. Город утопает в потоках собственных испражнений. В редких случаях сточные воды несут жалкие пустые жизни в нужном направлении. Как сегодня вечером. Врач ждет у пандуса. Смотрю на медбрата, укладывающего тело на каталку. Чувствую себя беспомощным. Они с доком увозят тебя прочь в слепящий свет приемной. Вина разрастается внутри тысячеруким монстром и терзает ливер ржавыми железными когтями. Промедление смерти. Подобно смерти. Смерти души. А ты стареешь, Ривай. Пора на свалку? Через полчаса поправляю больничную подушку, по белизне которой разметались каштановые вихры. Чуть набрякшие веки. Тени ресниц подрагивают на заострившихся скулах. Трубка слюноотсоса свисает с вишневой губы. Демонстрируя на мониторе пики сердечного ритма, негромко попискивают приборы. Навскидку оценивая состояние больного, местный анестезиолог почесал трехдневную щетину и выложил компетентное мнение: «Пациент будет спать часа четыре. Когда подоспеют анализы — окончательно разберемся». Остается ждать. Умом понимаю: Бешеной моли не нужен мертвый заложник, и она, скорее всего, вколола тебе метогекситал или какую-нибудь другую барбитуру. Даже морфин не так страшен… А значит — у нас ХЭ. Только почему тогда хочется биться в бессильной ярости головой о стену?.. Проклиная себя, Смита, Найла Дока, Дариуса Закклая, играющего чужими жизнями, словно шахматными фигурками на черно-белой доске. Я — один из подданных короля Нью-Йорка. Можно сказать, прислужник дьявола. Но всегда служил честно. За шесть лет работы главой охраны ни в «Зевсе», ни в «Орхидее», ни в «Обители» не произошло ни одного серьезного инцидента. Только в БДСМ-клубе увлеченный садист сломал скулу «зеленому» пуэрториканцу. И пришлось разъяснять, что заведение называется «Академия изящных искусств», а не «Семья Чарльза Мэнсона».*** Сегодня я допустил провал. Первый и сокрушительный. Лишь случай не позволил Леонхардт и Райнеру похитить тебя, Эрен. Случай и моя похоть. Аморфность черных туч за окном заливает город ледяными струями дождя. Если бы он еще смывал копившуюся веками мерзость с улиц в залив… Брошенная на стул авиаторка разражается пассажами Дюка Эллингтона. Звонок от Смита: — Пиксис мне все рассказал. Ты просчитался. Ну, хотя бы сработало чутье трущобной гопоты. Если бы он знал, что на самом деле сработало. — Понял. Осознал. Больше не повторится. Кстати, сам не собираешься побыстрее покончить с Доком? Империя нанесет ответный удар? Сжимаю трубку. Сука… — Нанесла. Поправляя сползающую с плеч шубейку, очкастая вваливается в палату, насупившись, кидает озабоченный взгляд на больничную койку и плюхает бесформенный черный баул поверх моей авиаторки. — Ханджи уже добралась? — Трубка сочится иронией. — Да… — Очкастая бесцеремонно вырывает у меня айфон. — Письмо Мэри отправила. Ответила она быстро. Бывшая миссис Найл Док в шоке и очень недовольна высокой вероятностью лишиться алиментов по причине упертости бывшего. Вылетаю в Остин через три с половиной часа, побеседовать с глазу на глаз. — Меряет палату широкими шагами по диагонали. — Сюда можешь не приезжать. Копы благополучно тусуются внизу. Пиксис сдержал обещание — в эту ночь мы под охраной доблестной полиции Нью-Йорка. Благодарение Будде — они в штатском. Все. — Она резко останавливается и, закусив нижнюю губу, яростно тычет в экран сломанным ногтем. — На. Беру из протянутой руки трубу. Мисс Зоэ нечасто выходит из себя. — Ты как?.. — Воронье гнездо на голове взлохмачено сильнее обычного, на прокушенной губе — капля крови алым отблеском. — Не считая того, что вся жизнь перед глазами наебнулась — нормально. Сочувственно мажет пальцами по предплечью. Пять лет назад морозным декабрьским вечером, когда многочисленное потомство папаши Ляна развешивало по залу рождественские венки и гирлянды, я пересказал жизнерадостно-возбужденной очкастой свою биографию. Ханджи ныряет в баул и выуживает желтый термос и два контейнера со знакомым лого. Она успела заскочить в чайную папаши Ляна. Водрузив все на тумбочку, пододвигает к ней стул: — Садись и ешь. При мысли о кормежке начинает зверски сосать под ложечкой. С нетерпением открываю коробки. В одной плавает свинина в кисло-сладком соусе, в другой — золотится румяным боком мункейк. Ханджи наливает в стаканчик бледно-зеленую жидкость, и больничные запахи перебивают ароматы амаранта и кокосового молока. Букет Императора. — Долизывай все! — обычно теплые карие глаза сверкают поверх очков вспышками оранжевого. — Остынь, воительница. Спалишь все нахрен. Кто будет латать Смитову камарилью? Она отворачивается к темноте за окном: — Пойду я… кошаки голодные. — Ключи запасные есть? Оставь… — подхватываю зубами последний кусочек мяса. — Застрянешь в Техасщине — обслужу твой зверинец. — На случай форсмажора, у Майки лежит комплект. Задержусь — он приедет… — подхватив баул, как-то разом постаревшая, она тащится к стеклянным дверям. — Сони и Бин его одобряют… Слушай, кинь смску, когда Эрен очнется. И термос верни. Так, это я сказала, об этом предупредила… туда написала… — бормотание тает вместе с шарканием шагов в приглушенном свете коридора. Мы остаемся вдвоем. Адреналин не стучит отбойным молотком в висках, китайская еда упокоилась в желудке, и на меня обрушивается неумолимый шквал. Запах ангела. Сомнамбулой сажусь на кровать. Приоткрытый вишневый рот на расстоянии выдоха. Касаясь шершавой кромки, я замираю… У тебя теплые губы.