Алые брызги на черном кафеле

Улыбайся, ты — в Байя* Стрелок был хорош. С куском металла в башке он сумел проползти вверх по склону сотню ярдов, прицелиться и выпустить пулю в единственное незащищенное бронешмотками от Нины место. В кисть. Последний выстрел. Последнее слово. Последняя попытка выполнить приказ босса. Дальше — короткая агония в снегу под слепящим декабрьским солнцем. Гибель на войне кланов. Бессмысленная абсолютно. Смит прав в одном: сколько бы бойцов ни полегло с обеих сторон — дело закончится закорючками на соответствующих бумажках, печатью нотариуса и милостивым кивком Закклая. Стрелка забудут. Сразу после похорон за государственный счет. Все бойцы безлики. У них нет документов, ярлыков на одежде, они никогда не посещали дантиста. Разве что удастся откопать в базе отпечатки, которые прицеплены к досье на магазинного вора, форточника, копа, спившегося и уволенного лет десять назад… За пригоршню долларов они ввязались в драку. И сдохли. Помню, как съехал вниз на заднице. Помню, как с другой стороны скатился Индеец Джо. Смит лежал на крошечной площадке. Ухватившись здоровой рукой за куст, он затормозил падение и теперь смотрел на простреленную ладонь расфокусированным от боли взглядом. Я задал ему вопрос. Единственный важный вопрос: «Кто знал о поездке в Джерси?» Глаза тут же полыхнули голубой сталью — Король Нью-Йорка пришел в себя и мгновенно ответил: «Я, главный конюх, Саша, Эрен, ты, Ханджи». Помню, как сжал Смитово плечо и, оставив его на попечении навахо, полез обратно на Тропу. Помню, как стоя на четвереньках, блевал на сверкающую ледяную гладь — рядом верещала очкастая, а левый бок согревал догорающий «джип рубикон». Дальше завертелось. С неба послышалось гудение вертолета. Сквозь шум в ушах удалось-таки разобрать трескотню очкастой о том, что парамедики благополучно подняли Смита и увезли в Центральный госпиталь. За черным остовом машины замелькали знакомые физиономии ребят Пиксиса и местных копов. Мальчишка робко пожаловался на боль под лопаткой — его приложило тяжелым и тупым. Ханджи живо стащила пацана с седла, вытянула у меня из кармана ключи и, затолкав нахальную мелочь в «майбах», увезла к семейному лепиле — пересчитывать ребра. Только махнула из окна канареечным рукавом на прощание. Мир дрожал и расплывался сквозь медленно вращающуюся карусель контузии. Корабельные сосны двоились, сливаясь в стену коричневатых стволов, из щелей которой вылетали стрелы солнечных лучей, били в полуослепшие глаза холодным пламенем. Поминая Святую Деву, главный конюх причитал, что Фридриху здорово посекло осколками круп: «Я сам вылечу вашего коня, мистер Аккерман. У меня диплом ветеринара… Не беспокойтесь. Иисус, Мария, Иосиф-плотник, кто ж отважился покуситься на такую красоту?..» Меня подкинул до госпиталя усатый коп с кофейным пятном на форменной куртке: когда Пиксис поднял всех по тревоге, они с напарником только-только решили заморить червячка продукцией Dunkin Donuts. Из неугомонного трепа любителя пончиков удалось понять, что перед тем, как рвануть следом за бойцами Дока, Смит успел дозвониться до начальника полиции округа Манхеттен, а тот немедленно связался с коллегой в Джерси. Полицейские — тоже мафия. Не ебет. Сейчас меня гложет другой вопрос. Точнее — ответ Смита «я, главный конюх, Саша, Эрен, ты, Ханджи». Кто крыса? Кого Бешеная моль подкупила, заставив шпионить за нами?! Кто нашептал бойцам Дока о конном клубе? Муженька, Йегера, Зоэ можно вычеркнуть сразу. Остаются Браус и конюх Бобби Ковальски. Саше могли пообещать чертову кучу зелени, переезд многочисленной родни в Большое Яблоко, счастья полные карманы, луну с неба… Только выросшая на улицах Сан-Хуана девчонка не купилась бы на дешевую ботву. А еще, она не предатель. Я уверен. Я знаю. Потомок польских эмигрантов Второй мировой старина Ковальски служит в клубе девятнадцать лет и любит лошадей больше собственных внуков. Никогда бы не стал рисковать Фридрихом! Версия отпадает. Прошло несколько часов. Я сижу в коридоре у дверей операционной, где бригада отборных микрохирургов собирает длань Короля Нью-Йорка. А крыса довольно потирает лапки в норке. Ясно одно. Дуболомы Дока ехали не похищать принцессу Эрену. Они мчались убивать. Прощальный привет мисс Леонхардт. План Б. Разухабистая цыганщина во внутреннем кармане встряхивает превратившиеся в помои мозги. Звонит очкастая. — Ривай… — сдавленное дыхание в трубке. — Мелочь в порядке? — айфон приятно холодит ухо. — Ребра целы. Симптомов контузии не нашли. Кровь полила носом — остановили. Он напротив сидит. До сих пор щеки пунцовые. Давление мерили — 130 на 80. Почти норма… Наверное, от мороза раскраснелся. Слышишь? Говорит — норм ему, — в голосе смесь усталости с облегчением. — Хочу забрать Эрена к себе. Он согласен. — Забирай. Это будет правильно, — выдыхаю. Вечер в компании меховых монстров — не худший вариант после такого удачного дня. — Расскажи, как вы оказались на Тропе да еще и в «майбахе». — Пф-ф… Мы с твоим муженьком даже с главной аллеи свернуть не успели. Ноут потребовался, понимаешь? Пришлось заканчивать покаташки и возвращаться взад. Засели в «Яблочном пироге». Тут-то и прибежал «Индеец Джо». К нему зашли какие-то санчо-с-ранчо, начали расспрашивать о тебе, о Смите, о любимых маршрутах. Якобы в «Зевсе и Ганимеде» нашли сверток, похожий на бомбу, плакались, мол, ваши телефоны отвечают «абонент не абонент», а сообщить надо срочно. Даже Арлерта помянули, сказали — он сам послал их в клуб на поиски. Выглядели чуваки, как обычные работяги-мексы, вот Джо лоханулся и выложил инфу на блюдечке. А когда увидел в окно белые джипы, рванул укуренным лосем нас искать. Не загляни он в Пирог — пиз… — досадливое шипение. — Что со Смитти? — Со Смитти — слава шмоткам Нины Ли. Легко отделался. Только шишка на башке и синяки по всей туше. Руку еще чинят. Не до него сейчас, — из превратившихся в жидкую кашу мозгов отчаянно пытается вынырнуть несвязная мысль. — Очкастая, ты кому-нибудь эсмэсила, говорила, каркала, щебетала, чирикала о прогулке в Джерси? Думай хорошенько. — Ни слова. Мою переписку с тобой видела только мебель в гостиной Мэри. Вряд ли ацтекские статуэтки на полочках ухитрились настучать Доку. — Оk. Нажимаю отбой. Ничего не прояснилось. Кроме поляка Ковальски, других подозреваемых нет. Бред. Сероватые стены. Мертвый больничный свет. Радужные круги перед глазами пропали, и слух уже различает разговор двух сестричек, ждущих лифт… Надо вернуться в Джерси. Допросить конюха-пшека силенок хватит. Пшек… Вот оно. Радостно булькая, мысль выныривает из контуженых мозгов, обретая форму. Припадая на ноющую лодыжку, несусь по коридору мимо удивленных сестричек и недоумевающих лепил. Логическая цепочка выстраивается сама собой. Кто носит голубую куртку? Кто с восьми утра до восьми вечера дежурно улыбается всем входящим и выходящим? Кто открывает двери, подает ключи от машины, слышит разговоры, знает, куда и когда отправляются владельцы апартаментов? А главное — на кого мы не обращаем особого внимания?.. Консьерж-пшек! В свое время я пробивал его. По базе — чисто. Три года назад женился в родном Кракове на гражданке США Эльзе Кляйн, переехал к супруге, получил грин-карт, устроился на работу. На которой не озолотишься. До кучи, жена-жиробасина старше на восемь лет. Легкая добыча для Бешеной моли. Дальше все просто как ведро. Смит в костюме для верховой езды идет по холлу, пропускает Ханджи вперед под дождь со снегом, мальчишка топчется возле машины, последним выхожу я. Не нужно быть гением, чтобы догадаться: его величество Король Нью-Йорка изволил отправиться с придворными кататься на лошадках в Джерси. Консьержу оставалось лишь набрать номер, который продиктовала ему Энни Леонхардт. И отработать полученное бабло. Энни наверняка не поскупилась. Двери разъезжаются. Вылетаю на улицу. Колючий ветер хлещет в лицо, окончательно очищая мозг. — Такси! Кажется, проклятая желтая тачка тащится по мокрым улицам вечность. Если идиот торчит на посту, его ждет приятная неожиданность. Не доехав полквартала, расплачиваюсь и бегу сквозь морось, расталкивая прохожих. Лодыжка ноет сильнее. За дверями родимого дома меня встречает встревоженный сменщик пшека. Отставной коп, он быстро вникает в короткий рассказ и, покачав головой, говорит: — Парень пропал. Будто в черную дыру провалился. Уборщик доложил управляющему, тот вызвал меня. Сотовый не отвечает. Звонили жене — она ничего не знает. Обессиленно падаю в кресло рядом с мраморной колонной. Ничего удивительного. Я бы тоже свалил нахуй и подальше. Остается лишь скинуть Пиксису досье с пометкой «ахтунг!». Может, его детективы отловят крысеныша. С трудом поднявшись, хромаю к лифту. Зря не позволил лепилам из госпиталя себя осмотреть. Саша встречает покрасневшими от слез глазами и распухшим носом. Она уже знает, разумеется. — Мистер Эрвин… как он? — Пальцы комкают бумажный платочек, передник сбился набок. — Позвонила мисс Ханджи, сказала: Эрен переночует у нее, а про операцию ничего не знает. — Не ссы. Жить будет. Руку соберут. На крайняк, приложат подорожник и молитву прочитают. — Вы к себе пойдете? Чай принести? Я ничего не готовила. Вы же собирались обедать в «Яблочном пироге», — дрожащие руки роняют скомканную бумажку. — Все будет хорошо, сэр? — Куда ж я денусь с подводной лодки. Сделаю всем хорошо. Начну прям щас, — чувствую, как губы разъезжаются в очаровательную улыбку зомбака. — Эрл грей и сэндвичи с олениной сделай. — Я быстро! Подобрав платочек, спешит на кухню и тут же прибегает обратно с пакетом замороженного горошка. — Приложите к лодыжке, сэр. Пожалуйста. Вы хромаете. — Давай. Когда я подвернул ногу?.. Не помню. Хватаюсь за перила. Лестница под ногами не шатается, взгляд фокусируется на верхней площадке, слух различает доносящийся с кухни стук ножа о разделочную доску. Неплохо. Пиксис звонит сам. — Ривай, есть две новости. Одна плохая, а другая еще лучше. Смит рассчитывал на показания Леонхардт и Брауна против Найла Дока. Так вот, дружище, пока ничего не выходит. По голосу чувствую — главный полицейский Манхеттена нажрался до синих помидоров. Это не к добру. Обычно он не выпадает за рамки приличия. До семи часов вечера. — Доктора-от-бога из Центрального угробили обоих? — сердце ёкает. — Почти. Анализы у Райнера Брауна забрали. Только результатов не дождались. Решили не церемониться с бандюганом, кинули на стол и вкатили наркоз. Лаборант, когда обнаружил, что в крови практически нет самой крови, позвонил в операционную, но — поздно, — тяжкий вздох бегемота, умирающего в муках. — Понимаешь, парень накачался спидами, метом, герычем… Могу заключение отослать. — Ну и? — В коме он. Говорю же, не успел лаборант. Наркоту наркотой полирнуть — это тебе не ром с колой мешать. Переливание этому торчку вроде сделали. Не помогло. — Энни Леонхардт. С ней что? — Пулю твою достали, колено подлатали. От наркоза отошла благополучно. — Слышу нервное звяканье стекла. Наливает новую порцию бухла? — Молчит она. Ни слова не говорит. Еду приносят — ест; таблетки дают — глотает… ЛОР осмотрел — не нашел нарушений по своей части. Сегодня утром ее мозгоправ мучил. Потом мои ребята приперли к стенке медицинское светило. Раскололся, мол, ни шиша не понимает. Томограмму, эхограмму надо, анализы опять же, прочую мутотень. А Энни молодец. Не сдаст босса, хоть режь ее, хоть ешь ее. Настоящий боец. И почему мы с ней оказались по разные стороны баррикад?.. — На Леонхардт работал консьерж. Он слил инфу про поездку в Джерси. Скидываю досье. Сам нарыл, — в трубке раздается довольное хмыканье. — Надеюсь, твои мегапрофи призовут свои суперспособности и смогут отыскать паршивого пшека. — Отлично! Ик… Давай, — старый алконавт явно приободрился. Неужто начал трезветь? — Да прибудет с тобой Сила. Швыряю айфон на кровать. Правильно говорил дядя Кенни: «Пока не наступит завтра, ты не поймешь, как хорошо было сегодня». И было-то нездорово, а теперь мы в бездонной жопе. Поздравляю. С удивлением обнаруживаю в руке пакет с горошком. Он начал таять, и вода пропитала рукав рубашки. Взгляд цепляется за стоящие на столике у окна чайник, чашку и тарелку с сэндвичем. Рядом зеленеет листочек кресс-салата. Эрен… * * * В крошечной прихожей весенний аромат пармских фиалок проигрывал бой ядерной вони кошачьих меток. Забросив желтую шубейку на вешалку, Ханджи стянула кроваво-красные сапоги, приткнула их на обувную полку и обернулась застывшему на пороге Эрену: — Не стой, как школьник у борделя. Эрен дернулся вперед, отступил назад, спохватившись, захлопнул дверь. Стянув куртку, пристроил ее рядом с шубейкой, наклонился снять берцы… Неожиданно нечто явно крупное меховое потерлось о руку. Он осторожно посмотрел на подкравшегося кошака. Тот уставился золотистыми глазами на обувку, игриво тронул лапой шнурок, уселся рядышком и сказал: «Мяк». — Знакомься. Это у нас Сони. А это… — Ханджи легко подхватила на руки второго зверя. — Бин. — Здоровенные. — Им всего годик. Маленькие еще. Куны окончательно формируются к трем годам, — она чмокнула усатую морду. — Пошли на кухню. Щас всем хавчика насыплю. Мысленно опасаясь, как бы не пришлось жевать кошачий корм, Эрен поспешил за ней. На кухне оказалось чисто и очень минималистично. Никаких чашечек, декоративных баночек и других ненужностей, которыми были заставлены все доступные поверхности в домах, где доводилось жить. Даже стойка с ножами отсутствовала. Причина аскетизма прояснилась, когда Сони взлетел на акриловую столешницу, томно обогнул мойку, уселся, обернулся пушистым хвостом и веско произнес: «Мяк». Бин плавно стёк с рук подошедшей хозяйки. Устроившись рядом с братом, он издал удовлетворенный звук, похожий на чириканье воробья-мутанта. Столешница явно была излюбленным местом отдыха зверюг — какие к фигам баночки-вазочки. — Тэ-э-экс… Что тут есть на предмет поесть? — освободив руки, Ханджи полезла в холодильник. — М-м-м, котлеты из брокколи с морковью… А давай-ка я позвоню папаше Ляну? Его невестки отлично стряпают. Мункейки — просто пальчики оближешь. Эрен согласно помотал головой. Аппетита не было ни в одном глазу, но лучше согласиться на хавчик неведомого папаши, чем жевать овощные котлетосы. А еще мешали мысли. Они копошились в голове неугомонными мышами, настырно требуя их думать. Думать их не хотелось категорически. До дрожи в коленках. Оседлав табуретку рядом с местом дислокации кошаков, он машинально погладил Сони. Святые помидоры! Ухоженная шелковистость шибанула током. Ощущение гладкости, неожиданной мягкости возникло на кончиках пальцев, вытаскивая свежие воспоминания о нечаянном прикосновении к смоляным волосам. Под декабрьским солнцем они отливали синим. Мордорский орк… Нет! Ривай. Крепко прижимая его одной рукой к себе, Ривай клал пулю за пулей. От сильного тела исходили отчаяние, решимость, страх, а мерный стук сердца заглушал звуки реальности. Даже выстрелы кольта. — Солнце, ты здесь? — засветив очками в лицо, Ханджи щелкнула его по носу. — Я заказала вонтоны с креветками и мункейки. Скоро доставят. Покорми кисиков. Слева от тебя, во втором шкафчике стоит коробка. — Ага. Стараясь не просыпать корм на пол, Эрен наполнил доверху обе миски. Лениво потянувшись, очаровательные пушистики снова изобразили тремоло воробьиного чириканья, сопровождаемое рокотом дизеля, и соблаговолили покинуть столешницу. Ужин подан. Ханджи резво гоняла лопаточкой по сковородке три котлетки из брокколи, когда загудел домофон. Расплатившись с улыбчивым Вынь-Хуем, она сунула Эрену два пакета, приказав достать из холодильника кетчуп и топать в гостиную. Ели, расположившись на зеленом уютном диванчике. Под бубнеж диктора CNN про покушение на семью бизнесмена и мецената Эрвина Смита, он уныло вытаскивал палочками из бульона одну пельмешку за другой. — Мэм, мисс… Может, позвонить в госпиталь? Вдруг руку уже пофиксили? В смысле узнать, успешна ли операция, — окончательно запутавшись, Эрен выронил пельметосину на журнальный столик, где ею мгновенно заинтересовался Сони. — Лучше завтра, — Ханджи ткнула вилкой в нечто похожее на раздавленную зеленую гусеницу. — Там возни на несколько часов. Наверное, придется заменить кости титановыми стержнями… Нужно сшить сосуды, нервы, мышцы. Я в микрохирургии — дуб деревом, — стукнув по бутылке, она вытряхнула на останки гусеницы каплю кетчупа. — Эрвин реально везунчик. Боец Дока пальнул издалека. К счастью, расстояние уменьшило убойную силу. Иначе нашему Смитти кисть размочалило бы в лохмотья… Куда я пульт запихтерила? — Что теперь будет? — Если мне не изменяет склероз, то завтра воскресенье, — вытащив пульт из-под пакета, она выключила «плазму». — В школу идти не придется. Эрен невольно прыснул. Отпустило. Даже мыши-мысли затихли. Тем временем Сони наскучило катать по столику несчастный вонтон, и неугомонный кошак обратил высочайшее внимание на упаковку кексов. Материализовавшийся на подлокотнике диванчика Бин собрался потребовать свою долю развлекухи и уже сгруппировался для прыжка, но хозяйка пихнула локтем обнаглевшее животное: — Бин, Сони, брысь подальше оба два. Не до вас пока, уебанцы, — она не заметила, как выругалась. — Сунь тарелку в посудомойку. Оk? Пойду чайку с ромашкой забодяжу. Нервы ни к черту… Мункейки зашли на А с плюсом. Прихлебывая чай из пивной кружки, Ханджи смачно описывала меню и обстановку заведения папаши Ляна: — …Мы обязательно сходим туда! И Ривая прихватим. Он обожает связанный чай. Услышав имя мордорского орка, Эрен смущенно заерзал. Кровь предательски приливала к щекам. Вякнув «надо в туалет», он метнулся к желтоватой двери в надежде укрыться от доброжелательных, но слишком внимательных глаз адвоката. Повезло. Попал в ванную, а не в какую-нибудь гардеробную. Квадратное зеркало неумолимо продемонстрировало пунцовую физию с красными ушами. Пришлось умываться холодной водой. Не помогло ни разу. Блин блинский… — Я во второй спальне постелила. — Стук прервал водные процедуры. — Там у меня небольшая лаборатория… не обращай внимания. Споки-ноки, солнце. Из ванной он выбирался крадучись: боялся столкнуться с Ханджи. Мельком взглянув на укрытое пластиковыми чехлами явно химическое оборудование, упал на узкую кушетку и зарылся лицом в подушку. Настырные мысли снова требовали их думать… …Когда ему исполнилось двенадцать, психологиня, изобразив понимающий взгляд, поинтересовалась: нравятся ли ему девочки? Эрен знал правильный ответ. Этой обаятельной леди он сказал, помявшись, что Джессика четкая. И с тех пор, стоило только очередной опекунше или психологу поднять щекотливую тему пробуждения сексуального влечения, он торопливо бормотал, что Кэрол прикольная. Иногда рандомная Джессика или Кэрол была его одноклассницей или жила в доме напротив. Порой представляла собой совершенно мифическое существо. Но воображение сменяющих друг друга «родительниц» всегда с удовольствием находило поблизости подходящую Джессику или Кэрол. Гордо подняв три подбородка, они громогласно извещали теток из книжного клуба, кружка керамики, общественного комитета по организации празднования Дня матери — плейбой растет! смерть девкам вырастет!!! Сам же подрастающий плейбой довольствовался по утрам правой рукой. Он понимал — Микаса красивая. Она запросто могла бы спихнуть с трона королеву школы Кристу Рейс. Но Эрен видел в Мики товарища по несчастью, надежного понимающего друга, а не герлфренд. Нет. Вот совсем нет… Надежное объятие. Сила и гибкость. Терпкая сладость запаха юкки, напитавшейся безудержным солнцем Санта-Фе. Она заполняла легкие, проникала в кровоток и, шарахнув по мозгам, отозвалась шевелением в паху. И жесткий стояк, упирающийся в… в… Эрен забыл о погоне, выстрелах, взрыве. Когда оглушенный Ривай сполз с седла, нашарил в кармане телефон, ткнул камеру и начал увлеченно снимать горящий джип. Лишь бы скрыть свое возбуждение. Лишь бы никто ничего не заметил, не заподозрил, не догадался… Эрен услышал собственный всхлип и впился зубами в уголок подушки. «Мяк?» — вопросительно прозвучало над ухом. Бархатная лапа осторожно тронула запястье. В рассеянном полумраке глаза Сони казались жидким золотом, в котором открывались черные бездны. «Мяк?» Кошака явно тревожило душевное состояние «нового человека». Эрен запустил пальцы в роскошную шерсть. Удовлетворенно чирикнув, зверь растянулся рядышком. Стало тепло, спокойно и пушисто. — Споки-ноки, уебанец. Сон окутал сознание лиловым покрывалом. Сквозь призрачное мерцание почудился свинцово-серый взгляд. Ривай. Его глаза бьют навылет. Как пули. Засыпая, он инстинктивно сжал спрятанный под свитшотом кулон. Он надел его еще в лавке «Индейца Джо». * * * Инфернальный вокал Энн Ленокс настигает слух, вырывая из цепких лап кошмара. Мне снились школа, рука в кремовой замше и беззащитная прозрачность аквамариновых глаз. Я снова рвался вперед сквозь гребанную бесконечность холла. К тебе. Сон обрывается резко, словно незаконченная фраза, смысл которой так и останется неясным. Стоя под журчащими струями воды, прислушиваюсь к себе. Слабо ноет лодыжка. Правое ухо заложено. Левое в порядке. Небольшое головокружение не в счет. Официально признать мертвым не получится. Коронер бумажку не подпишет. Потом на кухне что-то жую. Наверное, Саша старалась, но вкуса не чувствую. Совсем. Звонить в госпиталь не хочется от слова нихуя. Натягиваю авиаторку, проверяю карманы. Пальцы нащупывают смятую коробочку. Сомнамбулой достаю подаренного тобой вчера койота. Надеваю кулон. Приятно холодя кожу, грубая цепочка скользит под рубашку. Почему-то в груди разливается тепло. Бред. Место пшека заняла тощая тетка лет сорока пяти с вытянутой физиономией квакерши в пятом поколении. Форма консьержки на ней смотрится до ржаки нелепо. Словно фермерскую лошадь нарядили в голубенькие шторы. Не нашли нужный размер? Она коротко представляется: «Сандра Мартинес, бывшая домохозяйка, вдова сержанта полиции». Что ж, меня устраивает. «Мустанг Кинг Кобра» снова ждет у дверей. Поехали. У палаты Смита замираю деревенским лопухом. Энергичная рыжая репортерша держит микрофон, а Король Нью-Йорка, импозантно бледный и гладко причесанный, вещает на камеру о тяжкой доле сексуальных меньшинств и прочей хрени. Демонстрируя во всей красе дорогостоящую работу стоматолога, девица прощается удовлетворенным кивком. Оператор прячет камеру в кофр. Едва успеваю шарахнуться за угол, как журналисты вываливаются в коридор. — А ты времени не теряешь, — приветствую супружника. — Если жизнь преподносит тебе лимоны, сделай из них лимонад. Не смотри на меня так, Ривай. В нашем случае шумихи избежать невозможно. Слишком громко бабахнуло на Тропе. Да и твоя пальба в школе наделала шуму. Попечительский совет раскудахтался. Озабоченные безопасностью чад родители подняли шухер до небес. Обвинили во всем тебя, меня и потребовали исключения Эрена Йегера. Шадис пытался возражать, но куда ему… — ироничная улыбка на губах. — Знаешь, кто поддержал? Лора. Приемная мать Микасы. Она позвонила сама и предложила кое-что. Ты смотрел вчера новости CNN? Сегодняшнее интервью мы тоже организовали вместе. Теперь наша семья — жертва завистников и гомофобов. — Поправляет здоровой рукой поддерживающий бандаж. Льдисто-голубой. Под цвет глаз подбирали. Не иначе. — Кисть собрали. Выступать в Карнеги-холл с фортепьянными концертами вряд ли смогу, но в остальном хирург обещал полное выздоровление. — Безгранично счастлив, что мы в шоколаде. С Пиксисом пообщайся. У него новости есть. Интересные, — развернув стул, усаживаюсь верхом. Хочется увидеть, как перекосит гладкую морду супружника после разговора с его карманным полицейским. — Пиксис прислал письмо, — здоровая рука шарит под одеялом. Получается плохо, мешает длинная трубка капельницы. — Посмотри сам, — Смиту удается достать айфон. — Медицинское заключение по Райнеру Брауну крайне неутешительное. Леонхардт молчит. Железная особа. Признаю, Ривай, я ошибся. Крупно ошибся. Поэтому вы с Эреном отправляетесь в Бразилию. — Куда? В Рио? В Сан-Паулу? Там меня не просто каждая собака знает — знает каждая блоха на шкуре этой самой собаки. — Неужели он рехнулся настолько, что собирается отправить нас на свою виллу возле парка Тижука? — Нет, вы поедете в дом моей покойной матушки, в штат Байя. Она обожала Жоржи Амаду. Особенно цикл романов «Капитаны песка». Экзальтированная была особа. Купила участок в двадцати пяти милях к югу от Ильеуса. Построила там огромное ранчо с фонтаном. Однажды, кажется, мне было четырнадцать, мы встречали там Рождество. Никогда не любил это место, — резиновые губы презрительно кривятся. — Чахлые пальмы, песок, жара, дожди с марта по июль, потом снова жара, ветер и смертельная скука. Поедешь вглубь штата — там бесконечные плантации кофе, какао, маракуйи, козьи фермы… Само побережье провоняло рыбаками и тухлой рыбой. Настоящая дыра. Или как ты говоришь: жопа мира. Я не смог продать ранчо. Кому нужен огромный дом посреди песка и кривых кустиков местной акации? Тамошней гопоте он не по карману, те, у кого есть средства, не любят сельскохозяйственные регионы. Сам понимаешь… — Барбатиман, — зло обрываю пафосный монолог. — Извини? — Искреннее недоумение муженька почти умиляет. — Так называется местная акация. Я бывал в Салвадоре. Столица штата. Знаешь? — Мистер Смит? Нужно вас осмотреть. Оборачиваюсь. Похожая на изумленного енота врачиха с благоговением таращится на Его Величество. — Не сейчас, — рявкает грозный Техасец. — Угу, угу. Простите, не хотела прерывать разговор. Зайду позже. Закрыв жалюзи, она исчезает за дверью. — Выбирай напарника, а Ханджи начнет готовить легенду и документы. Эрена временно переведу на домашнее обучение. Учитывая истеричных куриц-попечительниц, это нам на руку. — Возьму очкастую. — Нет. Юрист необходим здесь для подготовки сделки с Мэри и не только, — жесткость голоса не оставляет выбора. — Саша Браус. Домработницу тебе Петра подберет. Найдет кого-нибудь из своих. — Неожиданный выбор. Согласен — нужна девушка. Трое мужчин могут привлечь к себе излишнее внимание. Но почему именно Саша? — Потому. Я могу превратить в омлет яйца любого громилы, а вот разбить на сковородку пару куриных — нет. Кто-то должен уметь готовить. И стрелять. Саша умеет. Бонусом идет португальский. Спасибо соседям семейства Браус, перебравшимся в Сан-Хуан из Манауса. Знаю, пробивал. — Согласен, — в голосе пробивается скрежетом усталость. Пальцы здоровой руки медленно набирают сообщение на дисплее. Пауза затягивается. Наконец айфон тренькает ответом. — Превосходно. Ханджи уже работает. Она обещала подготовить паспорта и легенду за двое суток. — Хорошо, что не к ужину, — невольно отвожу глаза. — У меня контузия. Летать особо не рекомендуется. Могу заблевать самолет от заката до сортира. Или тупо прибыть в пункт назначения дохлым трупом. — Ривай, не хочешь обследоваться здесь, отправляйся к нашему врачу. Серьезно, — в голосе Техасца слышится тревога. Редкость редкая. Беспокоится за благополучную транспортировку в знойную Бразилию светлого будущего в лице Эрена? — Ну, раз я уже тут, пойду отдамся местным. После многочасового ползания по кабинетам, томограмм, кучи бессмысленных анализов получаю от енотовидной докторини кучу рецептов и строгое предписание постельного режима. Хотя бы на двое суток. Именно столько у меня и есть. Проглотив на сухую порцию таблетосов прямо в машине, набираю очкастую. Отвечает не сразу. — Привет, злобный карлик. А я-то размечталась, что ты помер. — Не дождешься. Эрен пусть тусуется у тебя. Охрана из меня сейчас как из бегемота балерина. Нужно отлежаться. Иначе не долечу. Пришлю Сашу с его шмотьем. — Шикардос! — дщерь Эллады восторженно вопит в трубку. — Она мне нужна. Нажимаю отбой. Придется сидеть дома, жрать таблетосы и пялиться в потолок. Я должен, черт побери, обязан довезти тебя до Байи, Эрен. Смит прав. Там безопасно. И сколько бы у Дока не было запасных планов, ему придется бессмысленно рассылать на поиски оставшихся бойцов. Жопа мира. Пальмы, созревшие плоды маракуйи, горячий ветер, швыряющий в лицо пригоршни желтоватого песка. Байя живет в ритме ангола и шелеста океанских волн. Другой мир… * * * — Ждите! — тряхнув вороньим гнездом, мисс Зоэ унеслась в спальню. Экспозиция следующая. Я развалился на продавленном диванчике цвета подвыпившей гусеницы, на другом конце жмется к подлокотнику пунцовая мелочь, между нами еле-еле втиснулись два меховых проглота. Красотень. — Держите, — очкастая сует нам с Эреном распечатки и паспорта. — Легенда и документы. Ты теперь не Леви Аккерман, а Леви Кудельман. Отец — Эбрахам Кудельман, владелец сети антикварных магазинов в Чикаго, Майями и Лос-Анжелесе; мать — Роуз Кудельман — скончалась в прошлом году двадцатого мая. Здесь все написано, — тычет в нос тремя помятыми листочками. — У вас с отцом общий бизнес. Ты отвечаешь за безопасность. Отец занимается покупками-продажами-аукционами. Главное. Жена — Алехандра Мария-Мерседес Гонсалес-Кудельман. Отец — пуэрториканец Родриго Гонсалес, мать — Эстер Луиса Жулия, уроженка Ильеуса, штат Байя… — Стопэ. Зачем жена? — Затем. Сделать ее сестрой? Не годится. Сам подумай — между вами нет даже отдаленного сходства. Да и есть в вашей компании один брат, как бы. Эрен Гонсалес. Сводный брат Алехандры. По легенде разведенный Родриго (отец Саши) вступил в брак с матерью Эрена. В ахуе таращусь на помятые листочки. Слов нет. Выражения тоже закончились. Без меня меня женили… — Почитай-почитай, буквы знакомые поищи, — поворачиваясь к Эрену, очкастая ехидно подмигивает. — А ты — трудный подросток… — Чево? У мелочи вихры затряслись от возмущения. Понимаю. — Ладно, не стоит забегать вперед. Слушайте по порядку. Ривай, тебя касается, — сверкает очками. — Две недели назад у Алехандры случился третий выкидыш, она впала в депрессию, психологи не помогли, и вы (с благословения папы Кудельмана) прихватили Эрена… Эрен, выучи хорошенько: Родриго Гонсалес спился после смерти твоей матери (своей второй жены), а ты связался с плохими парнями, нанес тяжкие телесные повреждения приятелю и совершил дерзкое нападение на ларек с тако с целью ограбления. Причинил материальный ущерб… — Очкастая, кто сочинил эту смесь Санта-Барбары и бразильского сериала? — задыхаюсь от возмущения. — Я. Все логично. Обычные семейные проблемы. Ты опечален психологическим состоянием любимой супруги. Эрен — сирота при живом отчиме. Алехандра удовлетворяет материнский инстинкт, заботясь о сводном брате. Вы (с благословения папы Кудельмана) снимаете дом неподалеку от родного города Эстер… — А сама Эстер, «теща» моя, где? — Умерла четвертого сентября текущего года. — В общем, все умерли. — Не все. Прочитай и запомни: кто умер, а кто пока жив. Ривай, — Ханджи устало присаживается на край столика. — Вам придется контактировать с местными. А смесь Санта-Барбары с бразильским сериалом объяснит любую неловкость и напряженность между вами. Нелегко изображать семью гею, его подопечному и их домработнице. Но достаточно вскользь упомянуть о смертях близких, выкидышах, спившемся отчиме, и люди сами придумают правдоподобные объяснения. И если предположить, что Док отправит бойцов в Бразилию, то легенда сослужит хорошую службу. Никто не свяжет невротическое семейство Кудельманов с Риваем, Эреном Йегером и Сашей Браус. — Согласен, — я действительно согласен и двумя руками «за». Из вороньего гнезда вылетела стая гениальных находок. — Погодите, мальчики. Вас ждет сюрприз! — у мисс Зоэ обратно попёр энтузиазм. — Выходи. Дверь спальни открывается, и в гостиную является нечто. Алые туфли на заоблачных шпильках, тонкие чулки, такое же вырвиглазное платье плотно обтягивает аппетитные формы, бюст едва не вываливается из глубокого декольте. Четко очерченные чувственные губы, стрелки «кошачий глаз», брови вразлет. Обгрызенная челка ровно пострижена и зачесана набок, блестящие волосы собраны раковиной на затылке. Передо мной пошатывается на кабблах продукт, полученный путем равномерного распределения изрядной кучи Смитова бабла по бутику Валентино и салону красоты «Дэймонд стар» на Пятой авеню. Увидев нынешнюю Сашу, Лусия Мендес утопилась бы в собственном бассейне от зависти. — И нафига нужна богиня Голливуда? — Она необходима. Благодаря ей, ты будешь известен в Ильусе как «тот угрюмый хмырь, муж красотки донны Алехандры», а Эрен станет просто симпатичным братом. Ясно? Саша — еще один отвлекающий фактор. Неуверенной походкой, девчонка добирается до стоящего у окна кресла и с облегчением опускается на сидение. — Я обязательно научусь ходить на каблуках, сэр… Извините! Леви. — Оk, поехали дальше, — очкастая готова продолжать. — Завтра Леви Аккерман и Эрен Йегер вылетят в Атланту. Саша Браус полетит следующим рейсом… …В двенадцать тридцать ночи из Атланты в Новый Орлеан вылетели уже супруги Кудельман и Эрен Гонсалес. Леви Аккерман, Эрен Йегер, Саша Браус растворились в неизвестности. Девятнадцать часов на передышку в отеле Ла Куинта возле аэропорта Луи Армстронг. Саша мажет стертые пятки вонючим гелем. Неожиданно серьезный Эрен сидит с ноутом в кресле у окна. Переписывается со своей подружкой? Какого? Я же запретил. Заглядываю через плечо. Во весь экран растянулись длиннющие формулы. — Мне прислали программу по надомному обучению. Еще в Нью-Йорке, — раздраженно уточняет и почему-то краснеет. Злится на меня, на Смита, на бегство в незнакомую страну? Идиотский вопрос. Ясен пень, мальчишке хреново. Глажу по волосам. По-дружески. Ога. Рука, падла, сама зарывается в каштановые вихры. Втягиваю ноздрями единственный в мире запах и спасаюсь на балконе. Багровый закат топит в крови горизонт. Влажное дыхание ветра города джаза уносит в сторону болот задержавшийся на кончиках пальцев запах ангела. Ночь обрушивается внезапно. Душный день сменяется отдышливым мраком, расцвеченным кричащим неоном реклам и желтыми огоньками фонарей. Надо выспаться. Завтра утром — горсть пилюль и вперед на рейс до Бразилиа. Из Бразилиа до Салвадора летим в почти коматозе. Хуже всех приходится Саше. Она сменила высоченные кабблы на растоптанные балетки, каждый палец облеплен пластырем, но ходит девчонка словно по битому стеклу. К тому же ее начало укачивать. Пришлось поделиться таблетосами. Держись, донна Алехандра, в Салвадоре куплю первый подходящий автомобиль, и до имения покойной матушки мистера Смита поедем своим ходом. Нахальный пацан помалкивает. Уставившись в ноут, кусает посеревшие губы, а я хочу вернуть их вишневую сочность. Хочу их целовать. Мечтаю, прикоснувшись к побледневшему лицу, стереть усталость. Вылизать тебя всего — от ломких пальцев до мелкой задницы. Грезы старого рыдвана… Сан-Салвадор-да-Байя-ди-Тодус-ус-Сантус встречает полуденным маревом, раскаленным асфальтом и свежестью океанского ветра. Чернокожий таксист везет нас в риелторскую контору по прямой, как стрела, улице. Белые башни многоэтажек стремятся в бесконечность тропической синевы. Саша ожила. Перед посадкой она нанесла боевой раскрас, уложила волосы, и сейчас, устроившись на заднем сидении, томно обозревает окрестности. Умница. Хорошая актриса. Ты дремлешь рядом. Темные тени ресниц на заострившихся скулах. Сухие обкусанные губы. Не выдержав покорной беспомощности, отворачиваюсь. Зубы сжимаются сами собой. Когда-нибудь все наладится. Скоро все наладится… Нет. Не так. Ты обязательно вернешься в Нью-Йорк к Микасе, урокам, нормальной жизни шестнадцатилетнего пацана. Сдохну, но сделаю. Ветер с Атлантики доносит в открытое окно запахи йода, соли и рыбы. Приближаемся к порту. Водила останавливается возле дома, разукрашенного витыми чугунными балкончиками. С первого по третий этаж. Понтовая контора может позволить себе офис в старом городе. Лет пять назад супружник усердно пытался просветить гопоту на предмет «южного колониального стиля», вещая о сочетании элементов иссабеллино и мавританской архитектуры, наложившихся на зарождающиеся обычаи португальской Бразилии… Бесполезняк. До сих пор вижу только поставленные друг на друга камни, какого-то хрена покрытые помойного цвета кружавчиками. На крыльце спокойненько дрыхнет одноухая дворняга. Приходится обходить. В холле нас поджидает смешливая мулатка (улыбайся, ты — в Байя!) и ведет по мраморной лестнице на второй этаж. — Миссис Кудельман. Мистер Кудельман, — ее английский на удивление хорош. — Эрен, присаживайтесь. Мисс Попандопулос… Пока она роется в куче разбросанных по столу папок, благодарю Иемайю** за выработанный веселыми годами навык держать похерфейс. Очкастая обозвала меня Кудельманом, однако, себя тоже не пожалела. — …распорядилась подготовить ранчо к вашему приезду. Мы поставили стеклопакеты, проверили работу водопровода, электрику, установили новые кондиционеры, сменили матрасы в спальнях для вас и супруги, подготовили комнату для брата миссис Кудельман… Где-то тут лежал полный список… Уф, — облегченно вздыхая, выуживает искомую папку. — Нашлось. И ключи возьмите, — поверх ярко-синей папки ложится увесистая связка. Наслаждайтесь отдыхом. Если донне Алехандре захочется сходить в СПА, могу порекомендовать отличный салон в Ильеусе… — Мисс Попадос… мой адвокат проинформировала вас, почему мы приехали сюда? Донне Алехандре нужен покой. И никаких людей вокруг, — обрываю жизнеутверждающую тираду. — Да-да, конечно. До выхода провожает, не издавая ни звука. Но, открыв тяжелую резную дверь, неожиданно вскрикивает: «Совсем забыла. Подождите минуточку!» — и несется обратно наверх. — Держите, — обернувшись мухой, позвякивает у меня перед глазами другой связкой ключей. — Мисс Попандопулос также перевела деньги на покупку авто. Она сказала, вы любите американскую классику. Мне удалось найти у старого друга подходящий автомобиль. Вот адрес. С ключами, папкой и помятым стикером в руках покидаю лучшую риелторскую фирму штата. Следом на шпильках шкандыбает донна Алехандра, за ней, ссутулившись, плетется Эрен Гонсалес. Дворняга на крыльце сонно приподнимает здоровое ухо и возвращается к сиесте. Жара достает даже в тени манговых деревьев. Черный, как головешка таксист, шевеля губами, долго вертит в руках стикер. Не умеет читать? «Тута близка, местре», — с облегчением выдает он на чудовищном инглише и врубает босанову. Улыбайся, ты — в Байя. Мать твою. Dodge Ramcharger восемьдесят шестого ни разу ни американская классика. Расслабленная риелторша перестаралась с кашасой. Не иначе. Размером с танк, он жрет столько же горючки даже на шоссе малой скоростью. В салоне поскрипывает, сзади погромыхивает, подвеска жесткая. Зато проводка не искрит, и масло не подтекает. Утешает, да. Перед финальным рывком мне нужно отдохнуть затраханных перелетами Сашу и пацана. Предусмотрительная «мисс Попадос» забронировала на сутки номер в «Вилла Байя». По ее словам, публика там останавливается спокойная, в номерах чисто, есть ресторан с достойным хавчиком, а сервис не слишком бразильский. Едем по кривым улочкам к площади Пелуриньо. Разноцветные домики: желтые, бирюзовые, ярко-зеленые… Старый Салвадор не похож ни на чопорно-элегантный Манхеттен, ни на замызганно-серый Бронкс. Здешняя брусчатка помнит колеса телег золотоискателей, священные танцы рабов в честь Иемайи — матери рыб, дарующей богатый улов, и лихие набеги морских цыган. На неостывающих даже ночью камнях в этом городе когда-то родилась капоэйра. Я был в Салвадоре. На подпольном бое. Из астрала вырывает айфон. «Вы приехали». Вопреки ожиданию, ключ от апартаментов получаю быстро. Багажа у семейства Кудельман немного. Всего три чемодана и одна сумка. Сунув портье две двадцатки, выпихиваю его в коридор. Окидываю беглым взглядом временное пристанище. Просторная гостиная. Имитируя благородное ретро, под потолком медленно вращает лопастями вентилятор. Плетеные кресла и светлые стены без декора примиряют с торчащими по углам пальмами в кадках и высокими ар-декошными бронзовыми торшерами при входе в главную спальню. Сойдет на двенадцать часов. — Я в ванную! Ух ты, львиные морды вместо кранов. Круть! Нахальная мелочь нахально хлопает дверью. — Идите… иди первым в душевую, Леви, — давится непривычными словами Саша. — Мне нужно составить список покупок. Девчонка таки умница. Не зря выбрал именно ее. Вода смывает усталость, и воображение начинает терзать замутненный лечилками мозг четкими картинами. Вот ты сбрасываешь футболку и шорты цвета хаки прямо на пол. Стаскиваешь трусы. Запрыгиваешь в воздушную пену. Любишь подрочить в ванне? Хочется увидеть, как тонкие пальцы обхватывают торчащий колом член, и слизнуть первые капельки, стекающие по бархатистой головке… Дерьмо! Мне три недели торчать с тобой на песчаном берегу между джунглями и океаном. Сперма в голову ударит. Ей-богу, загнусь. Или сорвусь. Соберись, тряпка! Три коротких удара кулаком по белому мрамору помогают прийти в себя. Боль окрашивает алым прозрачные струи и стекает с разбитых костяшек в водосток. Бодрый и красивый выхожу из душа. Тут же, на мою беду, из ванной вываливаешься ты. Посвежевший, порозовевший и полуголый. Вихры задорно торчат во все стороны, смуглое тело усеяно блестящими капельками, а крошечное полотенце едва держится на узких бедрах. — Я шмотки забыл, — глаза вызывающе вспыхивают, заставляя сердце подскочить к горлу. Потом ты отворачиваешься и начинаешь сосредоточенно копаться в чемодане. Издевательски-медленно полотенце сползает вниз. Ямочки на пояснице. Зарывшись в барахло, наклоняешься еще ниже. Расселина между чертовыми круглыми полужопиями… С меня хватит. — Долго нам с Сашей любоваться стриптизом? Рывком затягиваешь полотенце. Вытаскиваешь из раззявленной пасти чемодана смятое комом барахло. Зыркаешь на меня дерзким олененком и, теряя по дороге носок, прячешься во второй спальне. Вижу на шахматной плитке следы, подсыхающие в потоке солнца. Тебя в комнате нет. Только все равно не могу забыть капли, скатывающиеся по шелку твоей кожи. — Донна Алехандра, из номера ни ногой. Эрену скажешь, я велел сидеть на жопе ровно и любоваться в окошко на бухту. Пожрать закажи сюда. Меня не ждите. Дела есть. — Сэр… Леви, тут у меня в списке льняное постельное белье, вакуумный пылесос и другие необходимые вещи, — Саша нервно теребит айфон. — Я не знаю, можно ли их достать в Ильеусе. Мой португальский слишком плох, чтобы найти, где они продаются. Не могли бы вы, ты… — Кидай эсмской пылесос с простынками. Постараюсь. Сидя в «американской классике», прокладываю кратчайший до аэропорта. Надо кое с кем повидаться. Мой объект прогуливается вдоль вереницы такси, переругиваясь со стоящими впереди коллегами. В ближайший час ему явно не светит новый клиент. — Житуха не сахар, Жожо? — подхожу с тыла. — Ме-местре? — Вздрогнув, рослый потомок нигерийских рабов оборачивается. — Я не местре. Школой не обзавелся. Раз уж повезло встретиться, мне завтра к утру нужны два ствола и обоймы в количестве на небольшую войнушку. Достанешь? Плачу баксами. Вечность назад таксист Жожо звался доном Жожо, был букмекером подпольных боев, носил золотой Ролекс и мокасины белой замши. Тогда же я выиграл свой последний бой. Зрители вопили в экстазе, меня триумфально несли в раздевалку, противника — бегом в больничку. Но нагрянувшие некстати местные копы испортили праздник. Кто-то успел удрать. Кому-то досталось электрошокером. Дон Жожо огреб конфискацию и сел на нары. — Хотите успеть на первый паром? — многозначительный прищур говорит о сохранившейся хватке мафиозо. — Можно на второй. На третий — нельзя. — Где встретимся? — Возле автосалона, — машу рукой в сторону «доджа». — Жду с четырех до пяти утра. — Сделаю. Разъезжаемся в разные стороны. Похоже, встреча со старым знакомцем решила проблему. * * * Стук в дверь. Помотав головой, Эрен вытряхнул из сознания остатки сна и перевернулся на спину. Серебряный ключ уже привычно скользнул по коже. Вчера он забыл кулон на полочке в ванной. Идиота кусок! Саша нашла и вернула. Вылезать из кровати не хотелось. Выходить в гостиную, где поджидал Ривай — страшно. Стыдно до ледяных мурашек. С фига угораздило устроить вчера шоу с полотенцем? Лопасти вентилятора продолжали методично вращаться под потолком и отвечать на всякую ерунду не собирались. Аццтой… Мордорский орк плюнул ядом, прожег взглядом — вот и вся эффективность. Эрен натянул тонкое одеяло до горла. Факт, что он оказался «игроком за другую команду», вздымался горным пиком над хаосом перепутанных извилин. Игнорить не выходило. Оставалось признаться самому себе: ты, Йегер, голубее неба над бухтой Всех Святых, и запал на мордорского орка. Пипец. Чево теперь делать-то? Искать в инете «10 способов соблазнить хмурого чувака»??? Дебилизм полный. И все же, мама дураков не рожала. Эрен сразу понял — в семейке Смит-Аккерман не все сладко да гладко. Повидав за пять лет достаточно опекунов, он мог запросто сказать — эти двое скоро начнут делить имущество. Бухому ежику понятно: Ривая и Смита связывает прошлое, прозреть которое можно только в зеркале Галадриэли, но… это было давно? Правильно?.. Получается — шанс есть! Снова стук в дверь. Уже громче. — Подъем, Спящая красавица. Помоги с коробками. Выходить через двадцать пять минут. Опоздаем на паром — придется сделать крюк. Мне, знаешь ли, не в кайф рулить лишний час по пеклу. Похоже, придется лезть в Сетку за инструкциями. — Уже иду. Напялив первые попавшиеся шорты с майкой, он распахнул дверь. Прямо на ковре Саша заворачивала в подарочную упаковку невзрачный фанерный ящик. Другой, уже готовый, стоял рядом. Обернутый бумагой в мелкий розовый цветочек, украшенный сверху малиновым бантом, он выглядел подарком на свадьбу Барби с Кеном. — Доброе утро! Выспался? — даже черные стрелки и залаченная до идеальной гладкости челка не смогли скрыть смешливое добродушие ореховых глаз. Значит, не сердится за вчерашнее. Уф… отпустило. — Приподними, пожалуйста. Ящик оказался неожиданно тяжелым. — Патроны, — заметив вопросительный взгляд Эрена, пояснила новоиспеченная донна Алехандра и закрепила степлером кокетливый бантик. — Леви сумел раздобыть. Субкон… компактный, — длинное слово заставило запнуться, — пистолет Ругер лежит у меня в сумочке. Таурус я спрятала в простыни. Ничоси! Неприятно засосало под ложечкой. Липкий страх вкрадчиво потянулся к сердцу. — За нами погоня? — инстинктивно рука нашарила скрытый под майкой ключ. — Не бзди, принцесса. Нет погони. А боезапас — на случай атомной войны и нашествия зомбаков во главе с Фредди Крюгером. Пальцы взъерошили волосы на макушке. Тяжелая ладонь отвесила легкого тумака. От затылка к пояснице пробежала странная дрожь. Ничего похожего с ним не случалось нифига и ни разу. Запах нагретого солнцем камня, смешанный с терпкостью лимона, дополненный едва уловимой ноткой юкки, снова заставил вспомнить давнюю поездку с родителями в Санта-Фе. И плывущий в небе монгольфьер цвета солнца. Только тогда не шевелилось в трусах. Пришлось ущипнуть себя за икру. Жестко. С вывертом. Вроде орк ничего не заметил. Под отрывистые команды Ривая они с Сашей быстро собрали немногочисленные пожитки. Эрен даже успел запихать в себя оставленные для него сэндвичи, какой-то непонятный фрукт и апельсиновый сок. Выехали вовремя. Недолгий путь по Авеню да Франка не запомнился ничем, кроме короткой щетки волос на загривке, небрежности придерживающей руль руки и собственных неудачных попыток остановить коварно нарастающую тяжесть в паху. Когда же это кончится??? Утренний ветерок заспанно играл солнечными бликами на темно-синих волнах. Заглушив вопли чаек тягучим гудком, паром отошел от пристани Аква де Менинос. Эрен искоса следил за облокотившимся на бортовое ограждение Риваем. «Красивый. Шея, скулы… Подойти поближе? Вдруг обнимет?» Мысли танцевали гоу-гоу. Он резко отвернулся, но успел заметить в растянутом вороте черной футболки знакомую цепочку. Получается, мордорский орк носит его подарок?.. — Любишь океан? Хрипловатый голос заставил сдавленно выдохнуть. Пытаясь скрыть смущение, Эрен отодвинулся подальше. Блин блинский!.. Орк ведь прочитает его, как незапароленную папку. Сосредоточив взгляд на орущих над паромом чайках, затараторил скороговоркой: — Такого океана я раньше не видел. В Нью-Йорке он совсем другой. Похож на здоровенную серую лужу. Родители постоянно мотались по командировкам. Некогда им было в Майями со мной летать. Они работали в организации «Врачи без границ». Досье мое ваще не читали? Да не пиздите… Ой! — Ну если выражаться высоким стилем, то так: пиздеть изволите, сэр. Мордорский орк улыбается? Правда, что ли? Похоже на то. Криво (левый уголок губ поднят чуть выше правого), но улыбается. Между бровей нет жесткой складки. И глаза. Немного прищурены, но свинцовый отблеск радужки почему-то не пугает, как раньше, а манит заглянуть в глубину. Гипнотизирует. — Давай в машину, ваше высочество. Подплываем. Дружеский тычок в бок вышибает воздух из легких. Шершавая ладонь обжигает локоть. Трахаться хочется больше, чем жить. Они благополучно пересекли бухту Всех Святых.