Жизнь, как она есть

Я проснулась от ужасной боли в спине, и какого же было моё удивление обнаружить себя на полу в ванной. Что-то, а точнее кто-то, пошевелился рядом, через опухшие веки и ресницы, покрывшиеся комочками от вчерашнего макияжа, я разглядела Гарри и, наконец, сориентировалась, где я и кто я. Гарри было плохо большую часть ночи, и он не отходил от туалета, а я была рядом и контролировала, чтобы кучерявая голова не столкнулась в нокаутирующем ударе с кафелем. Мы оба были так истощены, что заснули на полу, Гарри бы не хватило сил добраться до постели самому, а мне — дотащить его. Именно поэтому я нашла нас под большими полотенцами, заменявшими одеяло. Парень несколько минут смотрел в потолок, прежде чем поднёс руки к вискам и испустил болезненный вздох подбитого буйвола. Видимо, он ещё не понимал, где находится и что я тоже тут, потому как стоило мне только прислониться к груди парня, так он тут же вздрогнул. — Блять, Джиджи, ты напугала меня, — парень выдохнул в мою сторону, и на меня сразу же обрушился ужасный запах его похмелья, готова поклясться, я снова опьянела. — Ты как? — я неловко встала, вытянув руки вверх, чтобы хоть как-то снять боль в спине и взяла стакан с водой, из которого вчера отпаивала парня. — Вот, возьми. Глаза Гарри вмиг округлились, будто он неделями ходил по пустыне с одной лишь фляжкой, воды в которой оставалось лишь на один глоток, и наконец добрался до оазиса. Он жадно выхватил стакан из моих рук и осушил его за считанные секунды. — Джи? — парень вопросительно уставился на меня, спрятав руку в своей шевелюре, — Что, если я скажу, что ничего не помню? — Насколько ничего? — я не могла не улыбнуться при виде его сконфуженного выражения лица. Гарри закусил губу, пытаясь собрать в своей голове пазл под названием «Вчерашний вечер» по кусочкам. — Кажется, после того момента, как я заказал виски и сказал тебе, что собираюсь напиться, моя память отрубилась. Мы переместились на кухню, чтобы позавтракать и хоть немного снять симптомы похмелья у Гарри. Мне в этом плане повезло куда больше, ведь весь вечер я выступала в роли второго пилота, а значит, выпила значительно меньше парня, но всё-таки спина гудела и у меня тоже, ведь на полу мы спали вместе. Пока глазунья томилась на сковороде, а её партнер по завтраку — стакан апельсинового сока — дожидался её приготовления, я думала о том, стоит ли рассказывать Гарри об инциденте с Шарлоттой, ведь, как оказалось, эту часть вечера он благополучно забыл. Мне бы не хотелось, чтобы это выглядело как жалоба, а именно так оно бы и выглядело с моей стороны. Поэтому я решила промолчать, когда рассказывала Гарри о вчерашнем вечере, ограничившись лишь своими впечатлениями о его друзьях. — Должно быть, я выгляжу ужасно? — спросил меня парень, когда тарелка с глазуньей перед ним опустела. — Чертовски ужасно, — я же усмехнулась, ковыряясь вилкой в жёлтой жиже, которую ненавидела всем сердцем. А ведь можно было просто оставить свою часть завтрака на сковороде чуть дольше и прожарить желток, но я слишком увлеклась своими мыслями, что даже не заметила, как сама испортила свой завтрак. Я не врала, что Гарри выглядел ужасно. Его лицо только начинало приобретать человеческие розоватые оттенки, медленно сменяя мертвецкие тона. Волосы на голове были сплетены в какое-то гнездо, в котором отказались бы жить даже птицы, над губами виднелась неаккуратная щетина, разбросанная по небольшому участку достаточно неряшливо. Губы распухли и потрескались, напоминания раскаленную поверхность Марса, а два зеленых изумруда, которые обычно восхищали, стоило на них лишь взглянуть, сейчас были почти не видны под натиском распухших век. В общем, если бы сейчас искали актера на роль Квазимодо, Гарри бы утвердили вне прослушиваний. Но всё-таки его вид не отталкивал. Во всем этом обличье горбатого звонаря Гарри оставался Гарри: от него по-прежнему исходили флюиды, будоражащие всё моё тело, его глаза, хоть их почти и не было видно, по-прежнему приковывали к себе всё внимание, а потрескавшиеся вареники, некогда звавшиеся губами, всё также хотелось усыпать поцелуями. Было во всём его облике что-то домашнее, что-то интимное, доступное лишь немногим. Я продолжала с упоением смотреть на Гарри, потому что он был моим, и замечать тот же самый взгляд в свою сторону, невзирая на мой болезненно прорывающийся наружу прыщ над губой, черную мазню от туши под глазами и точно такое же гнездо на голове. Когда ты испытываешь океан чувств к человеку, он прекрасен для тебя всегда в любом своём обличии, а не только на светских раутах. После завтрака мы наперегонки побежали в душ, так как оба хотели поскорее смыть с себя остатки удрученности. На повороте из кухни я лидировала, благодаря состоянию Гарри у меня было существенное преимущество, но уже в коридоре парень нагнал меня и схватил за руку, на этот жест я вцепилась в стену, чтобы не дать ему списать меня со счетов, но немного не рассчитала, и вместо стены моя рука оказалась на одном из больших холстов абстракционистской мазни, который незамедлительно с ужасающе шумно рухнул на пол. Рама, на которую был натянут холст, треснула на две части и деформировала полотно. В ужасе я приложила руки к лицу и теперь напоминала фигуру с картины «Крик» Эдварда Мунка. Кажется, мне конец. Медленно я перевела взгляд на Гарри, который стоял чуть дальше меня, и покорно начала дожидаться пиздеца. Его рот свернулся в букву «О», пока глаза быстро пробегались по некогда целой картине. — Что ж, теперь я правда понимаю, что тебе не нравится абстракционизм. — Прости, пожалуйста, я правда не хотела. Мы можем сдать её на реставрацию, я всё оплачу, — я начала тараторить как маленький ребёнок, который разбил горшок с цветком, только в моём случае ситуация была куда глобальней. — Брось, это просто картина. Хорошо, что она не приземлилась на твои ноги. Иди в душ, я пока уберу её куда-нибудь, — хоть Гарри и говорил, что все в порядке, по его лицу читалось совсем другое. Молодец, девочка, ты только что прокачала скилл собственной рукожопости. Если раньше я могла похвастаться лишь причинением вреда себе, как, например, тогда, когда поскользнулась в ванной и в итоге заработала сотрясение, то теперь меня по праву можно называть вандалом-рукожопом. Халк крушить, Халк ломать, чтоб его. — Позволь хотя бы помочь, ты не утащишь это в одиночку, — для внесения ясности, холст был больше меня в высоту на две головы как минимум. Гарри сдавленно кивнул, сказав, что придется тащить холст на чердак, а после снять непострадавшие два элемента триптиха и также запихать их на третий этаж. Все это время я виновато поджимала губы и пыталась не смотреть на Гарри. Все, чего я хотела, так это снова не испортить всё, запутавшись в ногах при подъёме по лестнице, например. Я была сосредоточена так же, как и крутые суперагенты в боевиках, которые перерезали провода взрывчатки и пытались не подорвать одним неправильным действием добрую половину города. Когда с переселением полотен было покончено, и я стояла на чердаке на трясущихся он нервов и тяжелой работы ногах, пытаясь привести дыхание в норму и понять, что мне делать дальше: валить из страны или же покупать путевку на Марс в один конец, ко мне подошел Гарри и, расположив свои ладони на моих скулах, заставил посмотреть на него. Я тут же представила сцену из фильмов, где героя ловко хватают за шею мускулистой рукой и отрывают от земли, и зажмурилась, ожидая такого же. Но на моё удивление руки парня так и не переместились к моей шее, и когда я всё-таки осмелилась открыть глаза, то увидела перед собой отнюдь не враждебное выражение лица, а добрую ухмылку. — Я же попросил тебя не переживать. Эти картины напоминали мне лишь о благотворительном фонде, для которого я и выкупил их на аукционе, другой ценности они не представляют. Я просто куплю что-нибудь другое и на этот раз точно не абстракции, — закончив, Гарри накрыл мои губы, словно в подтверждение своих слов. После этого происшествия следующий остаток дня мы провели в постели, Гарри чередовал сон с бодрствованием, а я копалась в своем ноутбуке и отвечала на рабочие письма. Когда с ними было покончено, а Гарри в очередной раз спал, пытаясь справиться с алкогольным отравлением, я решила поискать для его коридора новые полотна. Я словила себя на мысли, что в этот раз рукожопность сыграла в мою пользу, ведь совсем скоро Гарри будет отмечать свой день рождения, и до сегодняшнего дня у меня не было абсолютно никаких идей насчёт подарка. Кажется, корону с позорной надписью «Вандал-рукожоп» можно торжественно сменить на точно такую же, только с титулом злого гения. Я не думаю, что Гарри вообще можно чем-то удивить в плане подарков, ведь он мог позволить себе абсолютно все, за исключением бритвы, конечно же. Но вот приобрести картины на каком-нибудь аукционе и вкинуть бабки с их продажи в благотворительный фонд — прекрасная возможность совместить приятное с полезным. Правда, я чувствовала, что поступаю не совсем правильно, вмешиваясь в видение интерьера чужого дома, но, в крайнем случае, на этом чердаке сможет разместиться ещё парочка картин. Прошерстив кучу страниц сайта одного благотворительного фонда я наткнулась на знакомые мазки кисти и узнала в них Саманту Кили Смит — маринистку из Нью-Йорка. Её работы были на стыке абстракции и пейзажа. Её живопись — это переживания и эмоции. Волнующееся море на её полотнах шумит и переливается невероятными оттенками чувств, погружая в глубокую пучину подсознательного. Вглядываясь в эти закрученные вихри можно слышать грохот волн, чувствовать бушующие приливы эмоций и тонуть в штормовых наводнениях чувств. Через пару кликов и нудной страницы с вводом информации о банковской карточке, я наконец сделала своё приобретение и будучи теперь в приятно взволнованном состоянии закрыла крышку ноутбука, и отставив его на прикроватную тумбу. Когда мой телефон завибрировал, я решила, что пришло сообщение из банка с текстом: «Поздравляем, мы только что списали с вашей карты приличную сумму, на которую можно было купить небольшую квартиру на отшибе города», но вибрация доносилась до моих ушей слишком долго, что говорило о том, что это был звонок. Вскочив с кровати я, с присущей мне, медвежьей аккуратностью, покинула комнату и наконец ответила на звонок. Как оказалось, мне звонили как раз по поводу картин. Мужской голос на другом конце телефона торжественно поздравил меня и сообщил, что к картинам прилагается сертификат с пометкой о том, что они были приобретены в рамках благотворительной кампании, после у меня уточнили адрес и сроки доставки. — Вы приобрели картины для себя? — Нет, на самом деле это подарок. — О, спешу вас заверить, что это потрясающий подарок. Может быть, вы бы хотели приложить поздравительную открытку? — я утвердительно проугукала, ударив себя по голове за такую оплошность с открыткой, — Можете начинать диктовать, я записываю. — Дайте мне минутку, пожалуйста, — я закусила губу, пытаясь что-то придумать. Обычно мои поздравления заключались в одной единственной фразе «Чтоб член стоял и бабки были» и я решительно говорила их из года в год, но в этот раз, кажется, не проканает. — Вы тут? Прошло уже пять минут, — видимо, мой собеседник проверял, не отключилась ли я. — Да, простите, задумалась. Напишите, пожалуйста следующее: «Океан — бесконечная часть тебя, о которой ты не знал, но всегда подозревал её наличие. С твоим днём».