Жизнь, как она есть

Тот первый вечер в нашей квартире в солнечном Лос-Анджелесе я вспоминал ещё долго. Он стал предвестником тысячи других таких же теплых, наполненных смехом, счастьем и любовью часов. Я как сейчас помню вкус той самой первой лазаньи, приготовленной на нашей кухне, насыщенный вишнево-фиолетовый цвет вина в хрустальном бокале на длинной тонкой ножке, слегка пьяную и счастливую Джи, держащую на руках малышку Лили и кружащую её в танце под песню Демиса Руссоса «My Only Fascination», разлетающиеся края её жемчужно-розовой юбки, заговорщический смешок Меган, которая не упустила из вида того, что я повторял строчки песни, не отрывая взгляда от Джиджи и называя её своим очарованием. Ещё чётче я помнил тот момент, когда гости наконец ушли, не то, чтобы мне не понравилась Мег, я был счастлив узнать её, а особенно её очаровательную малышку, но я не мог дождаться момента, когда мы бы остались наедине с моей колдуньей. В ту ночь Джиджи казалась мне действительно фантастической, сказочной и нереальной, и я понимал, виной тому был тот факт, что я просто не мог поверить, что эта чарующая женщина действительно была моей. Когда мы убрали всё на кухне и перенеслись в спальню, я не успел стянуть с себя даже футболки, как Джиджи залезла ко мне на коленки, расставив ноги по обе стороны от моих бедер, а руки поместив в кудри на моей голове. Я по привычке расположил свои ладони на её ягодицах, притягивая девушку так близко к себе, чтобы между нами не осталось и частицы воздуха. Эта поза стала уже привычной и любимой для нас, позже я шутил, что Джи — кошка, которая прыгает на коленки, когда нуждается в ласке. Она смотрела на меня сверху вниз, сложив губы в блаженной улыбке, а я не мог оторвать взгляда от её глаз. Тогда, отображающие лунный свет, просеивающейся сквозь панорамные окна, с поблескивающими в её сиянии веками, они пестрили новой палитрой красок, невиданных мне прежде. Если бы меня попросили описать эти глаза в тот момент, то мне не хватило бы слов: там была и обожжённая охра, и древняя окаменелая смола, и пряная палочка корицы, замоченная в горячем вине, там была вся вселенная, сжавшаяся в одну точку и отобразившаяся в её радужках. — Почему ты так смотришь на меня? — Джиджи усмехнулась, продвигаясь своими бёдрами ещё ближе ко мне и не прерывая нашего зрительного контакта. — Потому что ты — произведение искусства, — сказал я в ту ночь и оставил целомудренный поцелуй на её подбородке. — А знаешь, почему я так на тебя смотрю? — блаженная улыбка, царившая до этого на её губах, превратилась в хитрую, лисиную. Услышав долгожданное «Почему?», Джи произнесла с особым энтузиазмом и страстностью: — Потому что я хочу знать поимённо всех букашек, живущих в твоей голове, хочу знать все твои мысли, хочу ощущать и переживать каждую твою эмоцию, хочу определять только по одной складке на лбу, что тревожит тебя в данную секунду, я хочу дышать в унисон с тобой. Это было самое красивое признание, которое мне удалось украсть с её губ. Я до сих пор не знаю, что послужило виной той исповеди, произнесённой вслух, а не выраженной, как было до этого, прикосновениями: вино, песни Демиса Руссоса, тот долбанный стеллаж из IKEA, ночь, полнолуние или всё вместе, но тот вечер был самым волшебным в моей и в её жизнях. Тот вечер послужил для нас вратами в новый мир, к которому мы с трудностями, но приспособились. — Почему ты так смотришь на меня? — делая очередной глоток вина и смотря на меня через плечо, спросила Джиджи, выдёргивая тем самым меня из омута воспоминаний. — Потому что ты — произведение искусства, — Джи смущенно улыбнулась, видимо, тоже вспомнив тот вечер и вернулась к беседе с итальянцем, угощавшего нас вином. Хотя я и часто вспоминал тот вечер, сегодня он пронесся в моей голове с небывалой яркостью, так, словно мы только вчера начали жить вместе, словно только вчера Джиджи кружилась в танце с Лили, словно только вчера по-настоящему открылась мне. Но нет, с того дня прошло уже четыре месяца, а вернули меня в прошлое всё те же карие глаза, которые сейчас, в самом сердце Тосканы, в Долине Кьянти светились точно так же, как и тогда. Эти четыре месяца прошли в жутком напряжении, стрессе и истоме друг по другу. Меня часто не бывало дома, ведь выход нового альбома и тур, запланированный на начало мая, забрасывали меня в разные уголки мира. Я всегда любил выступать, любил видеть счастливые лица фанатов, чувствовать атмосферу единения и праздника в зале, любил вдыхать воздух, заряженный самыми чистыми и искренними эмоциями. И только это, только это чувство, когда я только ступал на сцену и слышал безумные крики толпы не давали мне послать всё к чертям и проваляться с Джи в кровати до самой старости. К тому же, из-за этого дурацкого расстояния и тяжёлого графика, наши встречи становились слаще мёда, игристее бочки шампанского, безумнее бытия. Моментом настоящего праздника жизни, победой любви над этим чёртовым миром, стал тот день, когда Джиджи, моя мама и сестра оказались на моём концерте в Лондоне. Я не верил, что смогу пережить тот вечер, ведь счастье захлестывало меня, как шторм утопающего. Тот зал был заряжен особой атмосферой: я слышал тысячи сердец, бившихся с моим в унисон, но только трое из них отдавались эхом в ушах и разгоняли кровь по венам быстрее скорости света. После того концерта у меня оказалось несколько свободных дней, часть из которых мы провели с моей семьей, а позже отправились в Манчестер, чтобы я смог познакомиться с ещё одними верными друзьями Джиджи — Рози и Колином. Перед самым отъездом Джи сказала, что хочет познакомить меня с ещё одним важным человеком, и я не мог предположить, о ком идет речь, пока мы не зашли в цветочный магазин и не купили громадную охапку лаванды — шатенка хотела, чтобы я разделил с ней минуту скорби по маме. Когда мы оказались на кладбище, из-за фотографии на могильной плите на меня смотрела очаровательная женщина, россыпь мелких морщинок украшала её кремовое лицо, зелёные глаза пестрили счастьем, а губы навечно застыли в улыбке, которую дарят только любимым людям. Джи была похожа на мать, но было в ней что-то другое, от отца, которого мне бы не хотелось встретить. — Так странно, — Джиджи подняла на меня взгляд, когда я заметил, что тело девушки начало дрожать, и накрыл её плечи своими руками, — когда я была маленькая, то каждое воскресенье ходила с мамой в церковь. Ты ведь тоже часто бывал здесь у отца. Представь, что, если мы уже встречались раньше, но не предали этой встречи особо значения? — Если это так, то твоя мама тоже встречала меня. Как думаешь, я ей понравился? — Ну не знаю, — Джи усмехнулась сквозь печаль и вытерла дорожку слез рукавом кофты. — Скорее всего нет, — сейчас она уже искренне и сипло смеялась. — Она бы сказала, что ты смазливенький и что твои волосы ужасны, — в тот момент мы улыбались вместе. Течение и обстоятельства жизни достаточно быстро закалили наши отношения, сделали их выдержанными, как вино и крепкими, как виски. Просуществовав в отношениях чуть больше полугода, я чувствовал себя человеком, делившим свой мир с Джи куда большее количество времени — лет так пять точно. Нам «посчастливилось» пережить такие крупные ссоры, которые не каждая пара смогла бы выдержать, но мы смогли, мы вели свой корабль в одном направлении, переживая все обрушивающиеся на него штормы. Сейчас, в начале июля мы оказались в Италии, у меня было что-то мини-перерыва на неделю, за которую я успел побывать +1 в приглашении Джиджи на международный фестиваль рекламы «Каннские львы», проходящему (по случайному стечению обстоятельств, конечно же) во французском городе Канны и уже в завершении поездки в Венеции, Риме и Флоренции. Как только мы очутились в солнечном и колоритном Риме, Джи, шагая по городу ранним утром в препляску, сказала мне, что Италия — страна для любви. На что я назвал её дурочкой и сказал, что для любви Франция, а не Италия. Джиджи лишь одарила меня взглядом, будто я взболтнул несусветную глупость и пошагала дальше, разглядывая каждую деталь той улочки, на которой мы очутились, направляясь к фонтану Треви. И лишь спустя пару дней, сегодня, наблюдая свою женщину посреди одного из самых крупных виноградников в розовых лучах уходящего солнца, пляшущую со мной и итальянцами, которых она успела влюбить себя за какую-то долю секунды, под песню из фильма с Адриано Челентано «La Pigiatura», я понял, как права она была, сказав, что Италия для любви. В эту солнечную страну невозможно не влюбиться, когда рядом с тобой находится такая девушка. Наша сказка рухнула чуть меньше, чем через год. И я не знал, рухнула ли она для того, чтобы, подобно Фениксу, возродиться из пепла, или для того, чтобы оказаться погребённой под слоями этого самого пепла, как некогда был погребён славный город Помпеи.