«Роса на цветах шафрана! Прольется на землю она И станет простой водою…» Фукуда Тиё-ни (Кага-но Тиё) (1701—1775)
-1-
Минори, рыдая и всхлипывая, влетела на небольшую кухню, расположенную на первом этаже окия. Запнувшись о нижнюю направляющую фусума, девушка растянулась на холодном полу, скуля уже от боли. — Ну, и чего ты развалилась здесь?! — услышала она раздраженный голос Каири. Сикоми подняла голову и посмотрела заплаканными глазами на стоящую у раковины повариху, невозмутимо промывающую рис в деревянной кадке. — Ты либо катись отсюда и вой где-нибудь в другом месте, либо встань и помоги, — сливая воду из плошки, скомандовала женщина. Минори неуклюже поднялась, всхлипывая и утирая слезы рукавом, осмотрелась по сторонам, чтобы понять, где требуется ее помощь. Она не сразу заметила сидящую за столиком Айко: сикоми, опустив голову, нарезала дайкон. Светлые волосы ученицы были неаккуратно заколоты на затылке палочкой для еды, а рукава серого кимоно подвязаны лентой, которую обычно Айко вплетала в косу. Служанки и сикоми практически никогда не помогали на кухне: Каири прекрасно справлялась и сама, но с недавних пор женщина начала ощущать, что возраст дает о себе знать болью в суставах и плохо гнущейся спиной. До дебюта Юкидзи в качестве майко именно она помогала Каири с готовкой, а теперь ее место заняла неразговорчивая Айко. Минори продолжала пристально вглядываться в фигуру девушки за столом. Красивая, не то что сама Минори: плоское лицо, широкий рот, чересчур раскосые глаза, ни груди, ни талии — вся ровная, словно доска. И хотя они обе были родом из Руконгая, внешность блондинки совершенно не выдавала в ней «крестьянку», напротив, могло показаться, что девушка, так или иначе, принадлежит к аристократии — сдержанные манеры, тонкие черты, осанка — все это было таким отличным от пышущей крестьянским очарованием Минори, что казалось, будто в окия Айко попала совершенно случайно. Но Минори знала, что родилась она в семье Каваками в двадцатом районе восточного Руконгая, а ее отец был столяром — простым, небогатым человеком; отдав дочь на обучение в дом гейш, он получил за красивую белокурую девочку неплохую сумму. Минори знала это, потому что сама жила неподалёку, в семье рыбака, и в какой-то момент жизни ее тоже «отдали» в окия. — Ну, довольно стоять столбом! — тычок в плечо выдернул Минори из размышлений. Девушка зашипела, потирая ушибленное место ладонью. — Я же сказала: либо проваливай, либо помогай! И нечего на меня своими глазищами пялиться! Нечего! Я тебя жалеть не буду! Иди, вон, помой посуду. За работой, глядишь, все печали на нет сойдут, потому что некогда сопли разводить — обед скоро, — Каири кивнула на стоявшую возле бадьи с водой грязную посуду, оставшуюся еще с завтрака. Минори послушно посеменила к бадье и, сев на пол, принялась оттирать тряпкой засохший рис с глиняных мисок. Скоро нужно будет подавать обед Юкидзи и Юкинэ, у которых сегодня на вечер запланированы три банкета, и им нужно плотно поесть перед уходом. Кухню заполонила тишина, перебиваемая только плеском воды и стуком ножа о разделочную доску. — Ну? — бросила в сторону задумавшейся Минори повариха; Каири, наконец, закончила мыть рисовые зерна и высыпала их в миску с холодной водой. — Рассказывай. — Что? — непонимающе спросила девушка, подняв угольно-черный взгляд на повариху. Несмотря на кажущуюся грубость Каири, ее показную суровость и крепкие словечки, проскакивающие даже в разговоре с Матушкой или с Юкинэ, глаза у нее были добрые, ласковые, как у старой нянюшки из детской колыбельной. — Из-за чего слезы и сопли. А то еще немного — и будешь волосы на голове рвать, — Каири поправила покосившийся платок на голове, скрывавший ее чуть тронутые сединой волосы. — Только успокоилась, и вот опять… глядишь, затопишь все. Вчера так ревела, что, думала, придется татами сушить на улице. — Я… Меня… — нерешительно начала Минори, сомневаясь, стоит ли говорить, что она подслушала разговор старших сестер. Но теперь-то ей точно нечего терять. Каири недовольно цокнула языком, сложив руки на груди, наблюдая за Ханери, сливавшей грязную воду в кашпо Йомико. Нахалка знала, что ее не накажут и даже не подумают о причастности, а все обвинения посыплются на Укану или Каннэ. Заметив, что за ней наблюдают, Ханери лишь фыркнула в ответ, швырнув ведро прямо в небольшой пруд в центре сада и молча удалилась на верхний этаж, намеренно громко стуча пятками по полу. Небольшое деревянное ведёрце, покачиваясь, плавало на поверхности растревоженной глади пруда. Из возмущенного ступора кухарку вывела фальшивая игра на сямисэне, доносившаяся с верхнего этажа. — Удивительно, как только она умудряется так хорошо танцевать, совершенно не слыша разницы в полутонах, — раздраженно выдала Каири, покачав головой и поправив ворот своего простого темно-зеленого наряда. Мало кто помнил, что когда-то Каири и сама была гейшей, не особо популярной или знаменитой, но, закончив свою карьеру и выйдя замуж за зажиточного торговца, она предпочла не покидать общину окончательно, а помогать в качестве одного из всегда востребованных работников. Она не могла преподавать танцы или музыку, так как не получила достаточный разряд в этих направлениях, но по заверению ее супруга Каири неплохо научилась готовить за годы, проведенные в браке. И он не лукавил: еда у женщины получалась сытной и вкусной, хотя гейши, уходя из общины, всегда испытывали проблемы с тем, что совершенно не умели обслуживать не то, что мужа, но даже себя. — Ну, так, — жестом обратилась женщина к Минори. — Эм, — сикоми тяжело вздохнула, собираясь с духом. Взгляд ее темных глаз судорожно бегал из стороны в сторону. — Я не подслушивала, но… Так получилось. Я не специально! Просто… — голос ученицы был жалобным и писклявым, как у потерявшегося котенка. — Я услышала разговор Юкинэ-сан и Игараси-сан… то есть… Юкидзи-сан, — быстро исправилась девушка, — и… они сказали, что Матушка решила меня продать служанкой в чайный дом! В уголках глаз сикоми выступила новая порция блестящих слез, но девушка быстро вытерла их ладонью. — И чего ты рыдаешь? — удивилась Каири, забирая миску с нарезанным дайконом у Айко. Блондинка с облегчением вздохнула, думая, что теперь-то она сможет уйти, но кухарка положила на стол перед девушкой две огромные рыбины и урокотори. — Помогать в чайном доме не так уж и плохо. Лучше, чем ошиваться беспризорной нищенкой по Руконгаю. — Но ведь… гейша… — Гейша, — презрительно протянула Каири, подкидывая дрова в топку, чтобы хорошенько разогреть камадо перед тем, как она поставит рис на огонь. — Послушай-ка меня: тебе, соплячке, может быть и кажется, что быть гейшей — это так здорово, и что ты будешь гулять в шелках и золоте, а богатые и знатные мужчины будут падать к твоим ногам, но нет, моя милая, такого не будет. Поначалу будет туго, ведь майко платят половину установленной суммы, а заказов почти нет, да и те, что есть — всего лишь от клиентов твоей старшей сестры, согласившихся, чтобы на банкете присутствовала неопытная девица, пусть и разодетая. Дальше весь твой доход уйдет на то, чтобы покрыть твои долги за обучение, за еду, за парикмахера, косметику, костюмы… А потом, вне зависимости будешь ли ты востребована или нет, все твои деньги будут уходить на новый гардероб, ибо: «два раза в одном кимоно не появляются перед мужчиной — он может подумать, что ты бедна, а значит не популярна, что не можешь позволить себе другой наряд», и да, всегда должен быть ручной работы и не из дешевых руконгайских тряпок! — плеснув в кастрюлю с рисом чистой воды и плотно накрыв его крышкой, Каири продолжила: — Так-то даже из ханамати не выйти. Ты, Минори, на меня похожа в молодости, хоть я и не совсем развалюха, но я потратила кучу времени на то, чтобы быть той самой «гейшей» и, поверь мне, это не для таких, как мы с тобой. А осяку — та же самая гейша, только никто не требует с нее ничего. — Но мне же все равно нужно будет выплачивать долг! Не матушке, так оками! — важно заметила Минори. Кажется, никто здесь так и не понял, что так сильно обидело девушку. Нет, это не тот факт, что она послужила разменной монетой, и не то, что теперь все вокруг обсуждают ее внешность и способности, а то, что ее, человека, перепродают из рук в руки как вещь. — Ну, да. Только служанки не отчитываются о своих доходах, а о процентах, оставленных лично ей, так вообще говорить не обязана, — подмигнула ей Каири. Минори удивленно захлопала ресницами и смахнула прилипшую к щеке рыбью чешую, прилетевшую с другого конца кухни. Айко, с ног до головы в рыбьей чешуе, гадливо скривившись, продолжала самозабвенно орудовать ножом. — Процентах? — Ну, знаешь, иногда служанок просят чего-то недоговаривать хозяйке, и тогда у них появляются деньги из «воздуха»… — повариха двусмысленно взмахнула деревянной ложкой из стороны в сторону, словно обмахивалась веером. — О! О… — Ага, — кивнула женщина. — И еще кое-что: в чайной у тебя появится куда больше возможностей отомстить Ханери, чем здесь. Здесь ее королевство, — заметила Каири, закатив глаза и манерно показав на верхние этажи окия, откуда до сих пор доносились звуки игры на сямисэне. — А там будет твое. Минори явно приободрили слова кухарки. Девушка встрепенулась, заулыбалась, а ее глаза снова радостно заблестели. — Главное — понравиться хозяйке, но в этом у тебя проблем не будет! Ты очень милая, когда улыбаешься, да ручки у тебя прямые и из нужного места! — улыбка Минори сделалась шире, а уголки ее ушей предательски покраснели. — Так что давай, иди, поищи Укану, она должна была еще час назад вернуться! Небось сцепилась с кем-нибудь языками! И принеси чистой воды. Эта клятая рыбья чешуя повсюду! — Сейчас! — радостно прощебетала девушка, вскочив с колен, и едва не опрокинула тазик с мыльной грязной водой; стопка только что вымытой посуды опасно накренилась, грозя свалиться, но устояла. Сикоми выбежала из кухни вприпрыжку; сделав изящный пируэт, она выхватила брошенное Ханери ведро из пруда и, помахивая им, устремилась на улицу. Каири утерла лоб: от печки веяло жаром, на кухне стало душно, даже распахнутая дверь не спасала. Взяв нож, вытерев лезвие о свой фартук, кухарка подсела за стол к Айко, помогая быстрее разделать рыбу к обеду. Скоро в дом должны были прийти одевальщики и парикмахер, чтобы помочь Юкидзи и Юкинэ с их сложными нарядами. К тому времени должны были вернуться и Теруко с Йомико — именно они знали, какие кимоно следовало выбрать для сегодняшних мероприятий, чтобы не возникло лишних неловкостей. Минори следовало бы побыстрей найти Укану, ведь именно ее сегодня отправили удостовериться у хозяек чайных об актуальности заказов. «Дважды в одном наряде мужчине не показываются» — и чтобы не совершить подобной оплошности Матушка и Тетушка тщательно отмечали, какое кимоно и украшения постоянные клиенты уже видели. Конечно, мало кто из гостей вообще запоминал, какое кимоно было на гейше и даже не придавали значение узорам на ткани, подобранным к определенному сезону. Что уж говорить о таком распространенном явлении, как донашивание майко или другими гейшами костюмов друг друга. В начале карьеры, да и в дальнейшем, мало кто мог похвастаться собственной большой коллекцией нарядов. Например, даже сейчас Юкинэ не брезговала облачаться в кимоно, в котором когда-то ходила сама матушка Теруко. В ее коллекции были по-настоящему дорогие и редкие платья известных мастеров, считавшимися таким же произведением искусства, как картины или скульптуры. Теруко получила их в наследство от предыдущей Матушки окия Ёсикава, а та — от другой хозяйки и так далее. Также бывшие гейши дома оставляли некоторые свои кимоно в окия, не желая ни носить, ни продать или того хуже — выбрасывать. — Каири-сан… — Ну? — кухарка подняла взгляд от тушки уже обезглавленной рыбы на сидевшую напротив светловолосую сикоми. Девушка старательно убирала с себя налипшую рыбью чешую, но пара чешуек все равно поблескивали словно серебряные заколки в золоте волос. — То, что вы сказали про то, что быть гейшей… — Ну, так это к Минори относилось. Мы с ней в самом деле на удивление похожи, а мне быть гейшей не очень-то было по душе, — женщина грустно посмотрела куда-то в сторону. — Но тебе подобное не грозит. Сними рис с огня. Девушка встала, стряхивая с подола серого кимоно оставшиеся чешуйки, и была чуть не сбита с ног влетевшей на кухню Юкидзи. Сикоми быстро поклонилась и извинилась за свою неловкость, закрыв за вошедшей дверь. — Каири-сан, — начала майко, придерживая пальцем тонкую полосочку шелка с нечто похожим на цветы, свисающую с одного из кандзаси, — ты готовишь обед на Юкинэ? — Да. — Проклятье, — фыркнула девушка, скрестив руки на груди, смяв длинные рукава своей домашней юкаты. Металлические полоски другой ее заколки весело зазвенели, покачиваясь из стороны в сторону. — С чего она решила в последний момент пойти на о-дзасики?! — шепотом, но очень эмоционально произнесла Юкидзи, наблюдая, как ученица снимает с небольшой печи кастрюлю, из-под крышки которой вовсю валил пар. — Понятия не имею, Фумико-тян, — повариха замолчала, одним легким движением ножа разрезав рыбу, а потом, чихнув в сторону и вытерев лицо свободной рукой, продолжила: — Но, по мне — это глупая затея, особенно, пока она не решит свои проблемы со здоровьем. Она ведь снова не ела, верно? Юкидзи отрицательно покачала головой. — Но ты отдала ей лекарство от того врача, о котором я тебе говорила? — Да. Он еще тот зануда. Еле от него отвязалась! — Юкинэ-сан больна? — встревоженно спросила Айко. — Нужно обо всем рассказать Матушке. — Не вздумай! — в один голос воскликнули Каири и Юкидзи. — Это не совсем болезнь, — протянула черноволосая майко, задумчиво водя пальцем по щеке. — Небольшая неприятность. Мы можем ее решить и без ока-сан. Каири негромко рассмеялась, прикрыв рот рукой, как это обычно делали гейши, чтобы казаться милее или скрыть неровные зубы. Юкидзи тоже расхохоталась, некрасиво и громко. Совершенно не понимая причину такого странного приступа веселья, Айко тряхнула головой, с которой свалилось несколько рыбьих чешуек, и предпочла ничего больше не говорить. Майко нервно втянула воздух носом, резко и быстро выдохнув, чтобы прекратить улыбаться. — На самом деле, — серьезный тон ее голоса заставил кухарку выпрямиться, — я вообще не знала, что она собирается идти на банкет в Шираха, ведь на прошлой неделе она отменила все встречи. И знаешь, кто мне сообщил, что Юкинэ сегодня будет на банкете вместе со мной и Ваэми-сан? — Каири отрицательно помотала головой, но ее глаза выдавали неподдельный интерес к тому, кто же это был. — Хаги-сан! Хаги-сан, представляешь, Каири-сан?! А ведь она моя сестра, разве нет? А о том, что сегодня мы будем работать на одном банкете вместе, я узнаю от продавца струн! — Ты сама знаешь, чей это банкет. — А если она там без сознания свалится?! — Юкидзи фыркнула, закатив глаза. Айко редко когда видела, чтобы Юкидзи была чем-то раздражена, но и она тоже человек и имеет право злиться, пусть и не на глазах у всех. — Укана вернулась, нет? — Я отправила за ней Минори, — Каири положила кусочки рыбы на белую тарелку с простым синим узором, напоминающим волны. — Черт! — скрипнув зубами, произнесла Юкидзи. — Айко, ты сможешь отнести мой кото в Шираха?-2-
— Извините, вы не могли бы… — Айко, с тяжелым вздохом поставив кото напротив стены в гэнкане, безуспешно пыталась привлечь внимание слуг чайной, чтобы те помогли ей занести инструмент в нужную комнату. Девушка с большим трудом донесла кото в Шираха из-за своих размеров и веса; проклятая цитра норовила выскользнуть из рук и разбиться о мостовую; не зря поэты сравнивали инструмент с лежащим драконом. Нести его одной, да еще и девушке — довольно трудно. А ведь от окия до чайной всего двадцать минут ходу, но для Айко это путешествие показалось длиною в вечность! Сначала ее чуть не сбил рикша, спешивший забрать пассажира, а потом и вовсе пришлось ждать, пока какие-то монахи проведут свою церемонию на удачу новоиспеченной майко и освободят дорогу. Сикоми переминалась с ноги на ногу на пороге, придерживая кото от падения, чувствуя хруст каменной соли под ногами. — Простите, я из окия… — быстро пролепетала вслед удаляющейся по коридору женщине с большим круглым подносом в руках, заставленном грязной посудой, — …Ёси…кава… — голос Айко стих, не успев закончить предложение. На девушку огромной волной нахлынули тревога и страх: с одной стороны, ей было ужасно неудобно даже от мысли, что ей придется войти в дом без разрешения, нагло пройтись по комнатам, чтобы найти нужную, но с другой — просто так оставить музыкальный инструмент в проходной и надеяться на то, что кто-нибудь догадается отнести его в банкетную, Айко тоже не могла. А что если они отдадут инструмент не на тот банкет? Или порвут струны? Или того хуже: уронят и разобьют? Девушка снова попыталась позвать кого-нибудь себе на помощь, но тщетно. Служанкам сейчас не было дела до какой-то девицы, стоявшей в гэнкане и пытающейся отвлечь их от работы, ведь меньше чем через час придут гости. А это кото было чуть ли не антиквариатом! В окия Ёсикава на нем играло по меньшей мере восемь поколений гейш, а подарено оно было не последним человеком. Если с этой цитрой что-то случится, то Матушка самолично освежует Айко и натянет ее кожу на один из своих сямисэнов. — Тебе помочь? — девушка подпрыгнула от неожиданности, услышав голос за спиной. Сикоми неловко повернулась и услышала, как дека кото издала скрежещущий звук, скользнув вниз по стене, навстречу полу. К счастью, мужчина быстро поймал инструмент, спасая его от падения. — Спасибо, господин, — блондинка глубоко поклонилась, уставившись на полы темно-фиолетового кимоно и ноги, обутые в черные гэта с ярко-красным ремешком и белые таби. Девушка сразу поняла, что говорит не с каким-то служкой или торговцем, зашедшим попросить платы с хозяйки чайной. — Не нужно утруждать себя подобным. Не разгибая спины, Айко двумя руками вцепилась в кото, чтобы мужчина мог отдать его и разуться. — Это не так уж сложно, — мягко произнес гость чайного дома, поставив свои сандалии носками к выходу. Мужчина взял музыкальный инструмент в руки так легко и изящно, словно тот совсем ничего не весил, и пошел вперед по коридору. — Пойдем. — Но Айса-оками… — Айко сдавленно пискнула; ей не оставалось ничего, кроме как снять свои простые гэта и побежать за мужчиной, разглядывая его длинные черные волосы, доходящие до самого пояса. Пять минут назад сикоми рассматривала полы его, без сомнений, дорогого костюма, но теперь ей выдалась возможность увидеть весь рисунок, нанесенный на шелк кимоно. И хоть поверх своего наряда мужчина накинул темный хаори, ученице удалось распознать на ткани рукавов мелкий узор, напоминающий не то лепестки цветов, не то маленьких рыб. Мужчина повернул голову, явно почувствовав такой неподдельный интерес к своей персоне, и Айко сразу же отвела взгляд в сторону, смущенно извинившись, на что он лишь улыбнулся. Мужчина остановился напротив одной из комнат и открыл раздвижную дверь, на желтой бумаге которой были изображены павлины, как и описывала Юкидзи. Он переступил порог, приглашая за собой и Айко. Девушка неуверенно вошла вслед за ним, и пока ее помощник относил кото на специальный столик, стоявший в конце комнаты, сикоми с интересом разглядывала обстановку. Она еще ни разу не видела ни одну банкетную комнату, где проводятся о-дзасики, своими собственными глазами, и ей всегда казалось, что подобные места должны быть огромны и роскошны. Но данное помещение было не таким уж и большим — всего на восемь татами, даже их столовая в окия была куда больше. Да и в остальном это место антуражем напоминало чем-то главную комнату в доме Ёсикава. Работники уже принесли в комнату несколько ширм, бонбори, тсабудайи, и расставили их в два ряда, по три в каждом, но один столик стоял отдельно ото всех, рядом с альковом. Это было место для виновника торжества, а стоял он там для того, чтобы гейшам и гостям было понятно, кому сегодня следует уделять внимание. — Ты умеешь играть на кото? — мужчина провел рукой по струнам, и те издали красивый переливчатый звук, напоминающий журчание воды. Он убрал своей тонкой рукой упавшую на лицо длинную темную челку, и из-под нее на Айко посмотрела пара темно-серых глаз. — Да, — нервно кивнула девушка. Серые глаза все также продолжали смотреть на сикоми, не отрываясь, — но пока я могу сыграть только одно произведение. — И на сямисэне, должно быть, тоже умеешь играть? — тембр голоса мужчины был спокойным и ласковым, словно он разговаривал со своей младшей сестрой. Хотя, судя по его внешности, он больше годился Айко в отцы: высокий, худощавый мужчина с аскетичным лицом с едва заметными морщинками на лбу и в уголках глаз. Но в Обществе душ внешность не говорила о возрасте встреченной души. Здесь время подчиняется совершенно другим законам, и этот мужчина средних лет мог жить в этом мире в сто раз дольше, чем сикоми. — Да, — снова кивнула девушка, ее щеки слегка порозовели. — Простите, господин, — неуверенно начала ученица, чем вызвала удивление мужчины, спокойно перебирающего струны кото, совершенно не заботясь о том факте, что на его пальцах нет специальных наперстков для игры. — Я не хочу показаться грубой… Но мне нечем вас отблагодарить за помощь. Тепло улыбнувшись, мужчина, поднялся, аккуратно расправил полы кимоно и подошел к Айко. Он достал из внутреннего кармана одеяния небольшую, размером с ладонь, лакированную коробочку, и протянул ее девушке. Айко с ужасом посмотрела сначала в лицо мужчине, который продолжал все также тепло улыбаться, а потом на предложенную коробочку. — Вот, возьми, — он открыл крышку, и сикоми увидела лежащее на бархатной подушке украшение для волос с цветком подсолнуха. Желтый металл на лепестках и россыпь черных камней в центре заблестели, отражая свет расставленных в комнате фонарей. — Я хотел ее подарить сегодня другой, но передумал. У нее уже и без того полно подобных украшений. — Господин, — дрожащим голосом пролепетала Айко, приняв коробочку с украшением в руки и склонившись в глубоком поклоне. — Это очень щедро с вашей стороны. Но я не могу его принять, — девушка вытянула руку с подарком перед собой. Мужчина лишь ласково потрепал сикоми по пылающей щеке. — Придется. Обратно я его уже не возьму, — он хохотнул, садясь за главный столик в комнате. — К тому же, — мужчина бросил загадочный взгляд в сторону Айко, от чего сикоми почувствовала себя странно, — как же я тебя узнаю в гриме, если не по заколке. А мне бы очень хотелось встретиться с тобой, но когда ты уже будешь в роли майко. Айко смущенно потупила глаза. — Спасибо, господин.