«О светлая луна! Я шла и шла к тебе, А ты все далеко» Фукуда Тиё-ни (Кага-но Тиё) (1701—1775)
-1-
В Обществе Душ с почтением относились к давним традициям, пусть и не всегда они соблюдались так, как было завещано. Однако обитатели ханамати с особым трепетом относились к предсказаниям и ритуалам, к сложным трапезам на праздники и узорам костюма, ко всем тонкостям этикета, и те многие, кто был далек от их мира, находил такую «духовность» обычным ханжеством. Возможно, все было связано с тем, что гейши всегда были тесно связаны с аристократией, где неверное слово или жест мог быть расценен как невежество или даже оскорбление. Высшее сословие тщательно оберегало традиции и требовало того же от других. Но даже несмотря на это, сегодня на церемонии сан-сан-кудо в доме Ёсикава не присутствовал ни монах, ни другие гейши дома, ни сама Матушка. Расставленные по углам комнаты бомбори с рисунком бамбука на плотной бумаге разгоняли медленно опускавшуюся на квартал темноту. Вокруг низкого столика, с потрескавшейся на ножках черной краской, в столовой сидели лишь трое: Йомико, Юкидзи и Айко, получившая новое имя Юкинаги. С одной стороны, это нарушало древнюю традицию, но Тетушка побоялась звать в дом священника, чтобы не провоцировать недопонимание и сплетни, так как Теруко в последние недели чувствовала себя совсем плохо. Да и дебют гейши-музыканта в окия не значился настолько большим событием. Считалось, что девушки с предрасположенностью к танцам, гораздо интереснее и искуснее в развлечении гостей, чем девушки с музыкальными задатками. — Позаботься о своей младшей сестре, Юкидзи, — прошептала Тетушка своим хриплым уставшим голосом, наливая в блюдце из чайничка сладкое сакэ, купленное специально для церемонии. — Матушка возлагает на нее особые надежды с тех пор, как дебют Хан… Сэцуны не дал желаемых результатов. — Конечно, — кивнула черноволосая гейша, блеснув янтарными глазами, и приняв в руки чашечку сакэ, сделала три маленьких глотка. Юкидзи еле заметно скривилась, глотая напиток. Женщина не любила алкоголь, предпочитая любому, даже самому выдержанному сакэ зеленый чай, но профессия заставляла пригубить немного на каждом банкете, на который она была приглашена, чтобы не показаться неучтивой и невежливой. Наверное, именно такая нелюбовь к спиртному позволяла Юкидзи посетить как можно больше праздников за одну ночь и не напиваться, как иногда делали другие гейши. — Ты тоже, — обратилась Йомико к Айко, облаченной в красивейшее нежно-голубое кимоно с рисунком рыбок кои, светлыми волосами, уложенными в сложную прическу, и макияжем о-сирой. Девушка сидела, немного склонив голову набок, не мигая, наблюдала, как Тетушка наполняет предназначенную для нее пиалу, — будь внимательной. Слушай и делай, как тебе говорит Юкидзи. Ученица кивнула, приняв в руки чашку с сакэ и, повторив проделанное ранее Юкидзи действо, улыбнулась, почувствовав, что сакэ, мутный, бледно-белый напиток, больше сладкий, чем крепкий, отдающий призрачным вкусом сливы. До сегодняшнего дня майко ни разу в своей жизни не пробовала алкоголь, и этот ритуал был довольно приятным знакомством, но что-то подсказывало, что не все спиртные напитки окажутся такими же, как и это сладкое сакэ. Особенно если вспомнить, что люди редко интересуются предпочтениями других в алкоголе, делая заказ на свой праздник. Йомико поставила чайничек на поднос возле стола, где уже стояли две пары пустых чашек для сакэ; поправив рукава своего темно-синего кимоно, женщина забрала оставшиеся пару блюдец у «сестер». Айко прикрыла глаза, чувствуя, как тепло от выпитого распространяется по телу. В душе девушки смешались странные эмоции. Сегодня, в день своего дебюта как гейши-музыканта, ее переполняла радость и трепет. Для нее приоткрылась завеса тайны, что тщательно оберегалась от взора обычной служанки все это время. Впервые ей удалось перекинуться парой слов с Гоити, одевальщиком, который уже несколько лет работал с Юкидзи. Он оказался очень приятным человеком, любившим пошутить и прекрасно знающим свое дело. Мужчина так ловко одел Айко, что никому бы и в голову не пришло, что кимоно на девушке было на несколько сантиметров длиннее, чем нужно. Парикмахер Итиро, еще один мужчина, которому было разрешено заходить в дом, сперва не поверил, что у будущей майко натуральный светлый цвет волос. «Хотя, кто кроме меня мог бы тебя перекрасить так, чтобы этот цвет выглядел настолько натурально? Только сама природа», — так он, кажется, ответил. Айко показалось странным, что молодой человек говорил на «местном» диалекте, но после рассказа Юкидзи, что мать Итиро, Дзюне, тоже гейша, сей факт перестал казаться таким уж странным. Да, у гейш рождались дети, и это не было из ряда вон выходящим событием. Хотя, в этой общине больше ценились девочки, но и младенцам мужского пола тоже находилось место в ханамати. До определенного возраста они жили в окия с матерью, а дальше уже могли стать одевальщиками, парикмахерами или даже тайкомоти. Для девочек была уготована иная судьба. Судьба, которую проживала Ханери, дочь Йомико. Не было сомнения, что женщины дома Ёсикава растили ее как гейшу, но не просто гейшу, а наследницу, которая в будущем возглавила бы дом и бизнес. Однако сейчас это решение, принятое много лет назад, подверглось сомнениям. Возложенные надежды на дебют наследницы не оправдался, а мудрость ее поступков не вызывала доверия. Виной тому была не сама Ханери, а скорее, как выразился предсказатель, неудачный год для семьи и то, что последняя на гэймэй взяла не то имя, которое ей посоветовали, и которое могло принести удачу в дом. Матушка тогда была в бешенстве, но поделать уже ничего не могла, так как Юкинэ уже зарегистрировала в кэмбан-сё никого иного как Сэцуну. Конечно Теруко, со всем ее опытом и связями, непременно бы могла решить возникшую проблему (как когда-то с сикоми Минори) просто щелкнув пальцами, но эхо этого щелчка разнеслось бы слухами и насмешками по всему кварталу. Не слыхано, чтобы гейша меняла имя! Или виной такому было совсем другое. В конце того года Матушка сильно захворала. От властной, красивой женщины осталась только былая тень, но острый ум не покидал тело, и Теруко со всей возможной цепкостью в ее нынешнем состоянии следила за происходящим в доме. Она с трудом могла ходить и по большей части жила теперь на втором этаже окия, в комнате, где когда-то ночевали сикоми, отдав большую часть обязанностей своей сестре Йомико, но все также следила за книгой учета окия и какие костюмы надевают девушки на банкеты. Деньги стали важной частью жизни дома, ведь теперь их сильно не хватало. Из всех служанок в доме осталась лишь повариха, согласившаяся работать в половину своей прежней зарплаты, и только потому, что никто из живущих женщин в окия не умел готовить. Изредка, не чаще трех раз в неделю, приходила Укана, чтобы убраться в доме. Но главным расходом бюджета по-прежнему оставались гейши. В этот неудачный год Юкинэ потеряла большую часть своей клиентуры, а так как Сэцуна была майко под ее крылом, поклонников ее творчества было немного. У Юкидзи дела обстояли лучше, но ненамного. В отличие от своей наставницы, эта лисица предпочла не быть настолько принципиальной и с радостью откликалась на приглашения синигами. Но обычный офицер не мог появляться в ханамати каждый день, гейша — слишком дорогое удовольствие, хоть и безумно красивое. Даже капитаны Готей-13 заглядывали в квартал Цветов и ив не чаще раза в месяц. Да и этикет не позволял Юкидзи быть настолько падкой на заказы, иначе бы другие могли заподозрить, что у окия Ёсикава дела обстоят совсем уж плачевно. Поэтому на каждое третье приглашение гейша отвечала вежливым отказом, несмотря от кого оно поступало. В относительной стабильности их держал лишь данна Юкинэ, пусть и несколько охладевший к гейше, но все еще одаривающий ее своим вниманием и драгоценностями. Именно благодаря продаже украшений окия сводила концы с концами. Но скоро и дорогим подаркам придет конец. В душе все обитатели дома знали, что такое очень скоро произойдет, ведь ее покровителем был тот же человек, который раньше превозносил красоту других гейко, затаив дыхание, для которого красота женщины была столь же завораживающей и непостижимой, как цветение сакуры, но стоило цветам начать облетать, как он забывал о них, избавлялся как от старого кимоно. Такая холодность означала лишь одно — Такахиро Кучики нашел для себя новую отраду. Их с Юкинэ связывал контракт, но гейшу тянули к надменному аристократу еще и сильные чувства. Айко мечтательно вздохнула, вспомнив о данне Юкинэ: черные, блестящие словно шелк, волосы до самого пояса, серые глаза и приятный добрый голос. Тогда, шесть лет назад, ей даже не пришло в голову, кто это мог быть, кроме понимания, что это аристократ, хотя все факты лежали на поверхности. Как еще он мог понять, что кото нужно было отнести именно в ту комнату, если только не видел его до этого тысячи раз на банкетах Юкинэ и Юкидзи. А то украшение с подсолнухом… Сердце девушки до сих пор обливалось кровью от мысли, что ей пришлось отдать его Матушке, но это была самая разумная мысль на тот момент. Если бы Айко оставила его себе — кто знает, что бы могло произойти. Тогда Теруко очень долго расспрашивала ее, почему этот богатый господин подарил заколку простой служанке, невзрачной девчонке в простом хлопчатобумажном кимоно, хотя его окружали прекраснейшие женщины ханамати. Просто так? Не позволяла ли она ему вольностей? Не давала ли она себя трогать или еще что? Поняв, что заколка досталась девочке действительно как подарок, Матушка убрала драгоценность в свою шкатулку. С того момента Айко больше не видела того золотого подсолнуха с россыпью черных камней в сердцевине. И от этого было ужасно горько на душе, ведь она чувствовала, что в какой-то степени обманула Кучики, который ждет на прием майко с заколкой-подсолнухом в волосах. С другой стороны — вряд ли он выразил это намерение всерьез. Ученица неловко поднялась с татами под скептическим взглядом карих глаз Тетушки и Юкидзи. Костюм был красивым, но ужасно тяжелым, девушку качало из стороны в сторону, словно хмельную, а она ведь еще даже не надела свои окобо. Большинство мужчин никогда и не задумывались, насколько сложно молодым девушкам научиться правильно ходить во всем своем великолепном облачении так, словно она парит над землей. Красота требует жертв. — Вставай медленнее и не забывай немного выставлять вперед ногу, а то порвешь подол, — прошептала на ухо девушке новоиспеченная старшая сестра. Она поклонилась Тетушке и отправилась на выход из окия, где их уже ждал рикша, чтобы отвезти в чайную Акаруихана. Айко, тоже глубоко поклонившись Йомико, ринулась вслед за ней, придерживая полы кимоно. — Сестра, — взволнованно начала Айко, стараясь поспеть за Юкидзи, — что… что мне делать сегодня? — Ничего, — пропела гейша, улыбнувшись. — Сегодня ты ничего не обязана делать. Я просто представлю тебя моим гостям и, возможно, кто-нибудь из них позволит тебе обслужить себя за столом или развлечь беседой. — Спасибо, Юкидзи-ане-сан. — Пока что не стоит благодарности, Юкинаги.-2-
В карюкай не существовало единого мнения, сколько банкетов за один вечер должна посетить гейша, но все соглашались только в одном — присутствовать на о-дзасики женщина должна не меньше пяти минут и выпить одну пиалу сакэ, дабы почтить хозяина праздника. Однако в день дебюта новой майко этикет праздника немного менялся, и на несколько минут все внимание смещалось на юную ученицу. В этот день старшая сестра, уже опытная гейша, со своим кругом постоянных клиентов, представляла девушку хозяйкам чайных домов. Было очень важно понравиться владельцам матиай, ведь зачастую именно они рекомендовали гостям, какая гейша послужит лучшим украшением их вечеринки. Это было взаимно выгодное партнерство: оками приводила для искусницы новых клиентов, а та, в свою очередь, повышала популярность очая и наоборот. По большей части одна и та же гейши была завсегдатай двух-трех чайных домиков, не меняя их до конца своей карьеры, передавая свои полномочия и клиентов своей младшей ученице, но бывали исключения. Такая своеобразная сестринская преемственность гарантировала, что окия не обнищает, потеряв доходы после ухода своих популярных работниц. Ступая по полу из узких деревянных плашек, таких гладких, что, казалось, будто идешь по ледяной глади озера, Айко дышала размеренно и глубоко, стараясь унять свое волнение. Руки, чинно сцепленные в замок, взмокли, мигрень стальным обручем сжимала голову, а тонкому звону в ушах ехидно вторили серебряные лепестки ее кандзаси. Сегодня ее впервые представят как гейшу… конец обучения, конец детства: отныне она будет держать ответ перед Матушкой за свой успех или же провал. Теперь Айко так же несет ответственность за судьбу окия, как Юкинэ и Юкидзи. Впереди мелко семенила служанка в серо-зеленом кимоно, маленькая и худенькая, словно мышь. Она вела гейш по светлому коридору мимо плотно затворенных фусума. За ними слышался смех, зычный мужской голос, требующий налить еще сакэ, и грустная мелодия, которую наигрывали на сямисэне. Подходя все ближе к банкетному залу, дышать становилось невыносимо тяжело. От волнения ли? Или может быть тело девушки, не привыкшие к таким нагрузкам, всячески старалось сообщить о своем дискомфорте. — Подол, — не поворачиваясь, промурлыкала Юкидзи, словно увидев глазом, спрятанном под волосами на затылке, что ее ученица совершенно забыла придерживать полы дорогого костюма. — Д-да, — с ужасом отозвалась майко. Девушка, отдавшись своему волнению с головой, совершенно забыла о самой главной вещи — о своем внешнем виде. Служанка остановилась напротив фусума с изображением цветущих деревьев сакуры. Эти рисунки на бумаге раздвижных дверей служили в чайных не только украшением, но и определенным тайным шифром для знающих. Этот секретный язык знала каждая гейша, но не каждый гость. Подходя к банкетному залу искусница, уже по одному мотиву нарисованному на фусума, могла понять, что стоит ждать от праздника, где гости будут щедры, а где стоит внимательно следить за каждым сказанным словом. Юкидзи грациозно опустилась на колени подле фусума; Айко постаралась в точности повторять движения наставницы, но самой девушке казалось, что она ухнула на пол грузно, как мешок с рисом. Айко сложила руки на коленях; маленькие белые кисти в тяжелых складках шелка напоминали лепестки камелии, увязшие в смоле. — Можем ли мы войти, господа? — спросила Юкидзи, использовав в своей речи кэйго. Ответом на вопрос послужило воодушевленное улюлюканье и мужской смех. Служанка с невероятной прытью одним движением открыла дверь, и взору Айко открылась скромная комната на шесть татами. Майко слегка опешила от обстановки: в комнате не было алькова, не присутствовали сезонные украшения, а роскошные бумажные лампы были заменены на простенькие светильники с огарками. Не так ей запомнилась банкетная для о-дзасики. Служанка проскользнула в комнату юрким ужом вперед гейш и принялась скоро собирать грязные пиалы с низких лакированных столиков, ловко лавируя среди хмельных гостей. В воздухе висел горький запах алкоголя, и Айко заметила темное пятно на татами: очевидно, кто-то пролил сакэ. Девушка едва не прикусила губу, вовремя вспомнив, что может испортить макияж. Юкидзи кивнула служанке в благодарность за проделанную работу и, словно плывущий по течению реки цветок, упавший с ветки вишни, подошла к одному из гостей, одетому в черное шихакушо. Гейша с мягкой улыбкой поздоровалась с гостями, слегка поклонившись, и опустилась рядом со столиком синигами, ловко подхватывая токкури, налив сакэ в опустевшую пиалу. Айко на негнущихся ногах прошла вслед за старшей сестрой и опустилась на татами рядом с ней. Голова гудела растревоженным осиным ульем от шума: трое мужчин, обнявшись, во весь голос распевали неприличную песню о любви дочери купца к ослу. Один из гостей спал, уронив голову на руки, двое других горячо спорили, попеременно хватаясь за катаны и тут же мирились, скрепляя соглашение обильными порциями выпивки, которой на празднике было много — куда больше, чем еды. Один из певцов неловко взмахнул рукой, сметая на пол тарелки с сашими, что вызвало новую вспышку хохота. — А, черт! — гортанно прорычав, синигами принялся убирать кусочки рыбы, налипшие на хакама. — Эй, ты, — заплетающимся языком обратился к опешившей Айко, со всей силой вцепившийся в подол ее кимоно, — убери это. — Дурак! — перебил его мужчина, закинув себе в рот целый гункан-маки с красной икрой, и, не удосужившись прожевать, продолжил говорить: — Она, что, выглядит как служанка, кретин?! — Ничего страшного, Рикимару-сан, — Юкидзи подошла к защитнику и наполнила пиалу выпивкой. — Моя младшая сестра сейчас позовет служанку. — Конечно, Юкидзи-ане-сан, — пролепетала девушка, радуясь возможности хоть ненадолго покинуть вечеринку. Все шло совсем не так, как она себе представляла. Разве банкеты могут быть такими… шумными, грязными и пьяными? Неужели они все проходят именно так? Тогда понятно, почему Юкинэ-сан с ее тонкой нежной душой и тягой к меланхолии запирается в своей комнате после работы. Да и зачем развлекать этих людей? Им и так уже весело… Открыв дверь из банкетной, Айко даже не пришлось никого искать. Девушка, что до этого проводила их к гостям, мирно сидела возле фусума. Быстро поклонившись, служанка прытко принялась за уборку. Ее движения были точны и быстры, а лицо не выражало никаких эмоций, в отличие от самой Айко. — А?! — синигами, уснувший в самом разгаре вечеринки, неожиданно проснулся, когда служанка попыталась забрать из его руки пиалу для сакэ. Его непонимающий взгляд, словно рыбацкий крюк, зацепился за молодую майко, стоявшую возле фусума. — Ты еще кто?! — Разве вы не узнали ее, Таиси-сан? — обиженно надув губки пропела Юкидзи. — Это моя младшая сестра — Юкинаги. Пожалуйста, будьте к ней добры. — Ю-укина-аги… — подозрительно протянул синигами, пытливо вглядываясь в искусно накрашенное лицо гейши. — Она, что, всегда здесь была? — Друг, — Рикимару со смешком хлопнул Таиси по плечу, — ты, похоже, перебрал… Мужчины рассмеялись, Юкидзи, закрыв рот рукавом своего кимоно, сделала вид, что тоже оценила комичность сложившейся ситуации. Айко, смущенно посмотрев на растерянного Таиси, лишь снисходительно улыбнулась, похлопав ресницами и тихо извинилась. — Рикимару-сан, это был прекрасный вечер, но я боюсь, что мы вынуждены вас покинуть, — гейша слегка наклонила голову, опустив взгляд. Мужчина не ответил, просто кивнул. — Мы уже уходим? — пробормотала Айко, не в силах, однако, скрыть облегчения: все эти мужчины, шумные, пьяные, ее пугали. Профессия гейши, и так непростая, теперь представлялась ей и вовсе чем-то невозможным. Юкидзи же тепло улыбнулась, видя печать растерянности на лице майко. — Нам нет нужды здесь задерживаться, — тихо произнесла гейша, провожая взглядом служанку, спешащую мимо них с подносом, груженным грязной посудой. — Синигами — клиенты пусть и небогатые, но верные. Большей частью мы им нужны как приятная компания или просто красивая женщина рядом, наливающая сакэ. — Но мы же пробыли там меньше двадцати минут, — не то возмутилась, не то ужаснулась, не то порадовалась Айко, смотря в спину сестре. Гейко остановилась и посмотрела через плечо на ученицу. В ее темные глазах сверкнула хитрая искорка и тут же погасла. — Хочешь вернуться? А твое выражение лица говорит об обратном, — хохотнула Юкидзи, пристыдив светловолосую ученицу. — Не будь как открытая книга. На следующем банкете такого не потерпят. — А… а куда мы идем? — спросила майко, чувствуя одновременно и любопытство, и тревогу. — Там мы тоже пробудем недолго? — Помнишь, что сказала Йомико? Слушай и делай, как тебе говорит старшая сестра, а не спрашивай, что делает старшая сестра, — гейша строптиво тряхнула головой и двинулась вперед по коридору. — Банкеты бывают разные, но не дели их на «недолго» и «долго». Приходя на любой — веди себя так, словно он единственный, который ты сегодня посетишь. Чтобы, уходя, у гостей не оставалось ощущения, что ты на них сэкономила ради кого-то другого. — И еще, — Юкидзи снова повернулась к Айко, посмотрев ей в лицо, скрытое под толстым слоем грима, — пожалуйста, не пялься на гостей. Ты не настолько уж и незаметная в этом костюме, поверь. Айко была очень удивлена, узнав, что вторая о-дзасики проходит в этом же чайном доме, только этажом выше. Разве это не создаст неловкостей? Вдруг кто-то из гостей заметит гейш в коридоре… но Юкинэ в безмятежном молчании поднималась вверх по лестнице, и майко постаралась отбросить все волнения. Ее первая официальная вечеринка была, мягко говоря, нестандартной и ни разу не изысканной. Девушка очень надеялась, что следующая окажется хотя бы наполовину такой, как она надеялась. Ну, или что на ней не будет столько пьяных гостей. Ожидания девушки оправдались с лихвой. Уже при входе в комнату Айко смогла ощутить разницу. В зале на восемь татами стояла роскошная ширма с осенними мотивами и гуляющими под зонтом девушками, на столиках у гостей стояли белоснежные сюки. Сохраняя традицию, стол виновника торжества стоял перед альковом, в котором висел свиток с хайку. Это застолье было не в меру тихое, в отличии от праздника синигами. Гости не кричали и не выясняли отношения, а лишь о чем-то размеренно беседовали, изредка выпивая из сакадзуки. — А-а-а, Юкидзи! — всплеснул руками мужчина с коротко стриженными каштановыми волосами, сразу заприметив вошедшую гейшу. Его темно-синее кимоно почти в точности повторяло оттенок его глаз. — Наконец-то вы пришли! Я как раз рассказывал Кадзуя-сану о ваших великолепных навыках танца! Юкидзи обворожительно улыбнулась, словно встретила давнего близкого друга. С гостями прошлой вечеринки она была любезна, но не более, а сейчас казалось, будто она действительно рада видеть этих людей. Айко знала, что каждый клиент гейши должен думать, что именно он для нее — особенный, но с синигами Юкидзи явно держала дистанцию, и, признаться, Айко на ее месте поступила бы так же. Напряжение, стянувшее все нервы юной майко в тугой узел, слегка ослабло, и девушка, скромно опустив ресницы, остановилась за спиной старшей сестры. Воздух наполнился ароматом благовоний: на медной подставке тлела палочка, источая запах благородного лотоса, на стене висели гравюры, изображающие жизнь придворных короля, и Айко не могла не заметить, что гости этой о-дзасики одеты куда дороже простых синигами. — Иори-сама вы мне льстите, — смущенно хохотнула Юкидзи, сев рядом с мужчиной. — Я знаю танцы, куда лучше, чем тот, про журавлей. Одному из последних меня обучила монахиня. Он рассказывает о прекрасной деве, бредущей в поисках своего возлюбленного, как за луной. Но дева обречена никогда не встретиться с ним, потому что ее путь лежит через дорогу света, а луна скрыта во тьме, — женщина остановила свой рассказ, словно что-то очень интересное пришло ей на ум. — Думаю и вам, и Кадзуя-сану, было бы интереснее увидеть танец, чем слушать о нем, верно? — Созерцание танца красивой женщины — что может быть лучше, — улыбнулся немолодой, дородный мужчина, практически лысый, лишь на висках и затылке сохранились пряди седых до белизны волос. У него было круглое добродушное лицо; Айко он показался похожим на буддийского монаха. Взгляд его черных глаз обратился на майко. — А чем больше женщин, тем больше удовольствия. Кто это с тобой, Юкидзи? — Ах, вы разве не знали? Это моя младшая сестра — Юкинаги. Пожалуйста, будьте к ней добры, — обыденно начала гейша; эту фразу Айко будет слышать еще долго, будучи майко. — Юкинаги, Сакато, дзиката. Она в совершенстве владеет игрой на музыкальных инструментах. В особенности хорошо получается играть на кото и сямисэне. — В отличии от тебя, Юкидзи, — гоготнул Кадзуя, убрав за ухо прядь черных волос, выбившаяся из высокого пучка на затылке, заколотого кандзаси с изображением стрекозы. Эти же белые стрекозы были и на ткани его черного кимоно. — Похоже, весь мой талант к игре присвоила себе моя младшая сестра, — наигранно расстроено сообщила Юкидзи, наливая в пиалу Иори сакэ. — Такое с братьями и сестрами случается довольно часто. Один талантлив в одном, другой — в другом, а третий вовсе бездарен. Кадзуя натянуто улыбнулся, словно съел лимон, переведя взгляд с гейши на майко. У него были такие же темно-синие глаза, напоминающие глубину моря, как и у Кагаякаши. — Так что, Юкидзи, станцуешь нам? — заполнил образовавшуюся паузу монах-старик. — А твоя сестра сыграет нам на сямисэне. — Нам в радость угодить вам, — сердечно заверила мужчину Юкидзи, и губы Айко дрогнули, готовые улыбнуться. Она будет играть на сямисэне, как делала уже тысячу раз, пока старшая сестра будет услаждать взгляды гостей танцем. Если она выступит хорошо, благородные господа останутся довольны, и, возможно, пригласят ее на следующую вечеринку. Уж лучше стереть пальцы в кровь, аккомпанируя Юкидзи, чем пытаться вести светскую беседу с десятью хмельными синигами. Покорно поклонившись старшей сестре, майко отправилась на поиски служанки, чтобы попросить принести ей инструмент.