«Я жалею людей. Я презираю людей. Я отчаялся думать О печалях этого мира И в свою печаль погрузился» Император Го-Тоба (1180-1239)
***
Юкидзи проснулась под омерзительное пение птиц; яркие утренние лучи пробивались сквозь неплотно и небрежно закрытое окно. Отголоски вчерашней вечеринки осели горечью на языке, отдавали ноющей болью в затылке. Женщина остервенело потерла заспанные припухшие глаза. Она редко когда напивалась на вечеринках, предпочитая умеренность, но в этот раз явно дала слабину. Многие игры гейш с клиентами на о-дзасики включают алкоголь; прошлым вечером Юкидзи недооценила юного поэта, приглашенного на праздник своего друга, и искуснице пришлось поплатиться за это ужаснейшим похмельем. Плутоватый юноша обыгрывал ее раз за разом, вынуждая выпивать штрафную пиалу с сакэ. Гейша со стоном села на сбившейся постели, держась за голову, которая грозила расколоться гнилой тыквой. Она ведь не новичок в подобных забавах, как же так вышло, что какой-то мальчишка сумел обыграть ее? Юкидзи удавалось выходить победителем в схватках с куда более опасными мужчинами, надеявшихся повеселиться и напоить искусницу допьяна, а этот поэт — смешливый, обаятельный юнец, скользкий, как угорь — обставил гейшу. Юкидзи доводилось знать некоторых поэтов, знаменитых и не очень, но всех их объединяла черта: сочинять хайку буквально обо всем, что их окружало. Молодой поэт первую половину вечера развлекал гостей, слагая стихи о дивном вечере, цветении слив и сакэ, горьком, как лекарство, но исцеляющем израненную душу. Женщина прижала дрожащие ладони к щекам, протяжно выдыхая; с него станется сочинить что-нибудь язвительное о том, как обыграл опытную гейшу из дома Ёсикава. Не хватало только, чтобы о Юкидзи по ханамати гуляли едкие хайку! Гейко гулко выдохнула, удивляясь, как только она сумела самостоятельно дойти до дома и добраться до спальни, никого не разбудив? Посидев еще какое-то время, взглядом сверля пол, Юкидзи, поборов желание снова упасть в сонную негу, аккуратно поднялась на ноги. В такое недоброе утро ей так не хватало Каири, которая всегда готовила вкуснейший тамагояки — самое лучшее блюдо при похмелье! Но навряд ли сегодня гейше удастся вкусить что-то кроме отваренного риса и воды. Юкидзи с ненавистью затолкала свой футон в стенной шкаф. Хорошо, что на сегодня для нее не было заказов. Женщина досадливо скривилась, почесывая бок; можно было бы попросить тетушку пригласить сегодня Каири, но Йомико опять начнет упрекать Юкидзи в расточительности, предъявлять, что ее уже далеко не так часто приглашают на вечеринки, как раньше, и вообще она уже не так много приносит денег в окия, чтобы капризничать и манерничать. Гейшам приходилось готовить по очереди, кроме Юкинэ, чей статус в доме Ёсикава пока позволял ей не принимать участия в хозяйственных делах, но если рис оказывался переваренным, то Тетушка не молчала: перебирая палочками белые зернышки риса, она брезгливо морщилась и высказывала им, что у них не так уж много денег, чтобы попусту переводить продукты. Чаще всего за готовку доставалось Сэцуне: в надежде, что ее освободят от столь унизительной обязанности, бывшая атотори, кажется, намеренно позволяла рису пригорать. Юкидзи глухо фыркнула: глупая девчонка! Все изменилось, в том числе и ее положение, теперь Ханери наравне с остальными работницами окия, и ей приходилось вместе со всеми жевать пахнущий гарью рис или же оставаться голодной. У Сэцуны все еще теплилась надежда на то, что родная мать снова объявит ее уже своей наследницей, но Тетушка, хоть и не отличалась дальновидностью своей сестры, но была далеко не глупа. Йомико предпочла видеть свою дочь в качестве обычной гейши, которая, как ни странно, приманила внушительную сумму на свое мидзуагэ (хоть Тетушке и пришлось сжульничать и продать ее несколько раз), несмотря на не самую лестную репутацию избалованной девицы. Юкидзи, тяжело перебирая ногами, спустилась вниз по лестнице на кухню, где наверняка стояла грязная посуда со вчерашнего обеда. Женщина недовольно фыркнула, тихо шипя проклятья себе под нос. Должно быть, Йомико, в своей безумной одержимости сэкономить, не приглашала служанок на уборку. Гейша с яростью ударила по деревянному косяку раздвижных дверей. Кто бы мог подумать, что сейчас она будет скучать по деспотичной Теруко! Матушка, по крайней мере, не была такой крохоборкой! Подволакивая ноги, Юкидзи брела к кухне, зябко кутаясь в домашнее кимоно; по дому сновали сквозняки, проворные и юркие, словно стая угрей, они забирались под одежду, заползали под кожу, и гейша дрожала от холода и едва сдерживаемой ярости. Вместо того, чтобы отдыхать после трудового вечера, она должна играть роль служанки и обслуживать не только Йомико, экономившую даже на дровах для отопления дома, но и двух толком неоперившихся девчонок, и Юкинэ, которая в последнее время почти не покидала свою комнату. Их старшая сестра и кормилица дома переживала, пожалуй, самые тяжелые времена из всех, что выпадали на ее долю. За последний год женщина перенесла и несколько нервных срывов, и болезнь, и затяжную депрессию (смерть Теруко лишь усугубила ситуацию). Да, она все еще была богиней для молодых гейш, но на самом деле Юкинэ — сегодняшняя — была лишь тенью своего былого величия, наблюдая закат своей блистательной карьеры. Юкидзи было искренне жаль свою наставницу — смотреть, как рушатся иллюзии и надежды, должно быть, невыносимо. Но это было предсказуемо. Теруко предупреждала ее, что хорошей гейше нельзя влюбляться, сердце искусницы должно быть пустым, но Юкинэ предпочла не слушать совета, и с головой окунулась в влюбленность к своему данна. Она любила и была любимой, однако… ничто не вечно под луной. Ее отношения со знатным господином были не более, чем работой, служебными обязанностями, прописанными в контракте, в котором не говорилось ни слова о любви. Да и данна Юкинэ был не из тех, для кого чувства утомившей его женщины будут важнее собственных желаний. Их с Юкинэ отношения длились немало лет, но она старела, а в ханамати было множество юных красивых гейш, готовых на многое, лишь бы получить в покровители аристократа. Что ему проку от увядающей хризантемы, когда майко расцветают своей свежей прелестью, словно вишни по весне. От расставания со своим господином все это время спасала, как это не смешно, жена Кучики — Тиканэ. Она была тем самым идеалом, к которому стремились все аристократки — ямато-надэсико. Она никогда не высказывалась о пассиях своего мужа, хотя за столько времени их собралось немалое количество. Тиканэ была умна и искусна в придворных заговорах, так же, как ее брат Иори из дома Кагаякаши. Аристократка предпочла не бороться с природой мужа, тщательно выбирала свою новую соперницу и делала все, чтобы интерес к ней сохранялся у Кучики как можно дольше. Старый враг лучше нового. Тиканэ прекрасно чувствовала изменения настроения мужа: когда на горизонте появлялась новая потенциальная влюбленность, аристократка делала эту девушку недоступной для Такахиро. Юкидзи была как никто в курсе, когда господин впервые познакомился с Юкинаги, в ее бытность сикоми, Тиканэ уже почувствовала неладное. Аристократка не медлила, заключив договор между Теруко, чтобы та не подпускала девочку к о-дзасики, где мог бы быть ее муж. Юкидзи ядовито усмехнулась собственным мыслям; как будто мужчину, богатого, знатного, не привыкшего к отказам, можно остановить. Словно в ханамати нет других мест, где Кучики мог бы встретиться с Юкинаги. Театр, рынок, бани, выставки — если бы господин хотел загнать гейшу, будто лань на охоте, то Тиканэ не смогла бы его остановить. Но разумнее было держать девочку подальше от Такахиро: мало ли, что может прийти в голову доведенной до отчаяния жене. Юкинаги не заслужила пасть жертвой похоти господина Кучики и ревности его жены. Ход мыслей гейши нарушил тяжелый кашель, тяжелый, надрывный, дерущий горло, так похожий на тот, от которого страдала Теруко в последние годы жизни от постоянного курения кисеру. Юкидзи не курила. Женщина подозревала, что виной ее постоянной болезни в брошенном на самотек бронхите, но на лечение не было ни денег, ни времени. К тому же, пока что она не чувствовала сильный дискомфорт, мешающей профессии настолько, чтобы взять перерыв для восстановления здоровья. Да, танцевать стало чуточку сложнее, но она все еще стоит на ногах, а, значит, может приносить деньги в окия. Деньги — единственная неоспоримая власть, что есть в этом мире. Конечно, если бы ей стало совсем плохо, Тетушка постаралась бы найти деньги на целителя — окия не могла потерять работницу, особенно на закате отношений господина Кучики и Юкинэ, однако незапланированные траты больно ударили по состоянию дома Ёсикава. Юкидзи не сомневалась, что после окончания контракта Тетушка постарается как можно скорее найти Юкинэ нового покровителя. Опытная гейша, бывшая столь долгое время спутницей самого Кучики, могла привлечь немало претендентов на ее внимание. В случае с Юкинэ работала не столько красота женщины и ее умения, сколько репутация; Юкидзи нахмурилась, прикусив губу: если после расставания со своим данна Юкинэ не оправится от меланхолии, это ударит не только по ее имени, но и по дому Ёсикава. Юкидзи достаточно хорошо знала Юкинэ, чтобы понять, что для нее разрыв отношений с Кучики не пройдет легко и безболезненно. Возможно, к лекарю все же придется обратиться за чем-нибудь укрепляющим и успокоительным. Женщина со скрипом открыла фусума, скрывающий за собой внутренний сад, чтобы проветрить кухню от запаха сгоревшего риса. Будущее этого дома такое же мутное, как глаза протухшей рыбы, забытой на столе. Юкидзи с грустью опустилась на стул возле двери. Совсем скоро ее младшая сестра станет полноценной гейшей, пройдя этот унизительный обряд. Успокаивало лишь то, что все было заранее оговорено Терукой, которая заблаговременно договорилась о цене мидзуагэ с господином Кимоно. Юкидзи была довольна выбором почившей матушки: господин Кимоно был старым другом дома Ёсикава и слыл человеком порядочным и респектабельным, чего нельзя было сказать о некоторых клиентах Юкинаги. Рот женщины сжался в тонкую злую линию: нужно быть слепым, чтобы не заметить явный интерес Кадзуя к ее младшей сестре, и глухим, чтобы не услышать тех гнусных сплетен о нем, гуляющих по ханамати. Новые знакомства Кадзуя позволяли ему входить в самые популярные чайные дома, но были и заведения, которые не желали видеть его своим гостем, особенно — после той истории с мертвой проституткой. Хозяйки очая никогда не молчали, если гость им не мил, но в случае Маритаими все оказалось сложнее. Да, видеть они его не желали, но отказать боялись. Страх вызывал не сам Кадзуя, и даже не его компания, состоящая в основной массе из синигами, а скорее другой человек, с которым юноша был связан, теперь уже, кровными узами. Оками боялись снискать гнев молодого главы клана Шихоин, Хранителей ниспосланных орудий, который не так давно вступил в брак с сестрой Кадзуя. Поговаривали, что Стрекозе пришлось дорого заплатить, однако это не принесло ему ничего хорошего (кроме иллюзорного покровительства одной из великих благородных семей). Слухи о высокой цене всего фарса подтверждались и тем, что любимый многими гейшами Сакато-сан скоропостижно скончался, а вот клан Маритаими окончательно отвернулись от своего заблудшего сына. Разумеется, Кадзуя надеялся совсем на другое: мало того, что он остался без своего верного союзника, так еще и семья, за исключением сестры, оборвала с ним все связи, но даже Дзюэри не слишком-то охотно общалась с братом — едва ли ее мужу нравилось, что она водится с родичем, от которого отвернулся весь ее клан. Да еще эти мерзкие слухи… мыши пищат тихо, но у котов большие уши. Наверняка и до Шихоина, и до господина Кучики дошли сплетни о похождениях Кадзуя. Едва ли капитан второго отряда Готей-13 очень-то рад получить такого родственника. Кадзуя… Юкидзи недовольно постучала острыми ноготками по крышке стола; самое главное сейчас, чтобы план Теруко прошел без запинок: мидзуагэ Айко достанется господину Кимоно, а данна девушки станет Иори Кагаякаши, который способен обеспечить окия деньгами и заработал хорошую репутацию в ханамати. Йомико была осведомлена о планах своей сестры на счет майко, но… продать собственную дочь несколько раз?! Многие окия занимались подобным, ведь покупатели не знают друг друга, да и говорить о подобном не принято, как и иметь дальнейшие дела с этой девушкой. Если тетушка захочет повторить такое и с Юкинаги… нет, она не посмеет! Айко прославилась своим кротким нравом среди мужчин, наивностью и неподдельным интересом в глазах, неважно, о чем они рассказывают. Лицо Юкинаги не умело лгать, как бы хорошо она не пыталась скрыть, что твориться в ее душе. Обман вскроется быстро, да и сама Юкидзи пригрозила, что за подобное заберет девушку с собой в другую окия, где их будут ценить куда больше, чем здесь. Тетушка была в бешенстве от подобных слов и даже, на всякий случай, вписала в долг гейши кругленькую сумму с «штрафом», чтобы отпугнуть подобные дома-перекупщики. Однако угроза сработала — Тетушка больше не поднимала тему мидзуагэ Юкинаги к немалому облегчению Юкидзи и ярости Сэцуны. Девушке пришлось проглотить обиду, словно горькое лекарство: она больше не в том положении, чтобы капризничать и упрямиться, тем более, что окия остро нуждалась в деньгах. Гейша подозревала, что Тетушка не постесняется продать мидзуагэ Сэцуны и в третий раз, но это было слишком рискованно, хотя некоторые дома не ограничивались и тремя аукционами. Лицо Юкидзи перекосило от отвращения: подобное ставило гейш на один уровень с проститутками, продающими свое тело; возмутительная мысль обожгла сознание, но женщина поспешила отмахнуться от нее, словно от надоедливого мотылька: как бы не падка была на деньги Тетушка и как бы она не относилась к Сэцуне, она ни за что не продаст ее в бордель. Все-таки для своей дочери она желала куда более достойной участи, которая возвысит не только Ханери, но и ее саму. Юкидзи ненавязчиво проводила взглядом Йомико, идущую по своим делам к выходу из дома. Куда отправилась Тетушка? Должно быть, подыскивать новых учениц, а, может, и на встречу с новым покупателем с торгов. Лишь она одна знает, куда. В окия пропало доверие. Юкидзи, дождавшись, когда новая хозяйка дома уйдет, без задней мысли направилась в комнату Йомико, где последняя хранила важные документы и выписки о доходах и расходах окия. Мало что поменялось здесь со смертью матушки Теруко: записи велись как обычно, как привыкли в окия Ёсикава. Юкидзи без особых трудностей нашла интересующую ее бухгалтерскую книгу. Но все же следовало поторопиться: Йомико могла выйти просто в лавку или же к своей подруге — госпоже Мияги — которая жила неподалеку. Едва ли она обрадуется, увидев Юкидзи, роющуюся в своих бумагах; хорошо еще, что Ханери тоже не было в окия: Сэцуна утром ушла на урок танцев, а Айко пропадала на занятиях музыкой. Юкидзи сомневалась, что младшая сестра ее выдаст: Юкинаги девочка не глупая, пусть доверчивая и слегка наивная, ей бы удалось заболтать Айко, отвлечь, отправить за чаем, то с бывшей атотори такой фокус бы не прошел. С языком ядовитым, словно у змеи, Сэцуна бы не преминула воспользоваться подвернувшейся возможностью. Слава Ками, что она больше не наследница окия Ёсикава: под ее началом дела бы пошли еще хуже. Изучая записи, отчасти оставленные еще Терукой, гейша была немного озадачена тем фактом, что ничего примечательного в бухгалтерской книге не было. Все точно… На прошлой неделе Юкидзи купила себе новый веер, а Юкинэ новый гребень для волос из черепахового панциря. Были заказаны четыре новых кимоно и две пары новых гета, парик и шесть брошей для пояса. Тетушка оплатила налоги общины из денег полученных по контракту Кучики-сама с Юкинэ, ими же и закрыла долг перед Сагура-сэнсейем за лечение гейши. Деньги с торгов Сэцуны не закрыли ее долг перед окия, но за их счет Ёсикава расплатились с учителями музыки и танцев. Юкидзи задумчиво пожевала губами; она думала, тетушка постарается продать Сэцуну как можно дороже. Но ведь остается еще Айко, чье мидзуагэ уже не за горами. Репутация Юкинаги, ее мягкий, кроткий нрав делали девушку довольно дорогим товаром. Несомненно Кадзуя попытается участвовать в торгах, но откуда деньги у жалкого отщепенца, живущего на крохи милости брата, сестры и дальних родственников. Губы Юкидзи растянулись в злорадной ухмылке; ни один уважающий себя дом не отдаст Кадзуя свою гейшу, даже Тетушка — при всей ее падкости на деньги — не пожелает заключить с ним контракт. Хмыкнув и положив все бумаги обратно на свои места, женщина подошла к закрытой деревянными створками нише, в которой находился камидана. Открыв дверцы, гейша зажгла парочку палочек благовоний. Нет, она не собиралась молиться об усопших: не здесь и не сегодня. Подождав, пока благовония стлеют хотя бы до половины и наполнят своим запахом комнату, Юкидзи аккуратно затушила палочки, словно дешевые сигареты. Закрыв алтарь, гейша спокойно направилась к выходу из кабинета. — Что ты там делала? — раздался негромкий женский голос, когда Юкидзи закрывала фусума. — Ничего ужасного, уж поверь, — игриво бросила гейша, поворачиваясь лицом к спускавшейся по лестнице Юкинэ. — Вот как, — протянула Юкинэ, мнительно щурясь; на ее болезненно-бледной коже морщины проступали ярко, словно следы туши на пергаменте. — И что же такого «не-ужасного» тебе там понадобилось? Решила подработать служанкой и подмести пол? Может, заодно и у меня приберешься? — Ох, думаю, тебе стоит начать привыкать самой прибирать за собой, — улыбнувшись, не размыкая губ, пропела Юкидзи, подбирая полы своей юкаты, словно это было самое дорогое кимоно в ее жизни. — К тому же, не думаю, что у тебя достаточно средств, чтобы нанять меня, как свою служанку, — гейша снова ухмыльнулась своей наставнице, смотря прямо в голубые глаза, блеклые, словно выцветшие. Женщина медленно прошла мимо Юкинэ, вскользь приласкав по голове маленькую белую собачку, которую не так давно притащила Сэцуна. Подарок от клиента, буквально стоивший жизни Матушке, которая не желала терпеть в доме это грязное животное. Песик, глядя на Юкидзи влажными карими глазами, благодарно вильнул черно-белым хвостом и потянулся вслед за ускользающей ладонью гейши, недовольно засучив лапками. Жалобно поскуливая, он принялся выворачиваться из рук Юкинэ, которой пришлось подхватить его под брюшко, чтобы удержать; она почесала собачку за ухом, и зверек, мгновенно разомлев от ласки, довольно зажмурился. — Думаю, если нам всем придется сидеть на постном рисе, для этого господина всегда найдется что-нибудь лакомое, — улыбнулась Юкидзи, желая немного разрядить обстановку. Им ни к чему ссориться, все одно они с Юкинэ сейчас в одной лодке, которая очень легко может пойти ко дну. — Он умеет найти подход к тем, кто его кормит. «В отличие от Сэцуны», — добавила она мысленно. Наставница проницательно взглянула на нее, словно разгадав мысли, и понимающе хмыкнула. — Тебе не следовало заходить в комнату в отсутствии Оба-сан, — Юкинэ опустила неугомонного пса на пол, и тот, раскрыв пасть и цокая маленькими коготками, побежал в сторону внутреннего сада. — У тебя могут быть проблемы. — В самом деле? Наказать меня только за то, что я попросила благополучия и удачи у Теруко для этого умирающего окия? Она должно быть в бешенстве, наблюдая, как мы упускаем выгоду и тратим время на пустые заказы. А еще она несомненно гневается за то, что сестра стала наследницей дома… Одна из недостойных. — Ха, — надменный смешок сорвался с губ Юкинэ, — Юкидзи, так чего же ты не жалуешься в Кэмбан-сё? — женщина сделала небольшую паузу после своего вопроса, но не для того, чтобы получить на него ответ. Ответ она и так знала. — Мы все подтвердили подлинность завещания. Ты смотрела им в глаза и сказала, что вписанное имя верное. Ты упустила свой шанс убежать, Юкидзи. Не время начинать дилемму заключенного. — Как и не время убиваться и изображать из себя Ткачиху, ждущую своего Пастуха, — тонко заметила Юкидзи, коснувшись кончиками пальцев улыбающихся губ. — Любовь — непозволительная роскошь, особенно для гейш. Для нашего дома, издыхающего быком с переломанными ногами, любая оплошность может оказаться роковой. Глаза Юкинэ недобро сузились. — Не тебе меня судить, — отчеканила она; голос бывшей наставницы звенел льдом. — Если бы не я, окия развалилась бы уже давно. Все, что ты и твоя младшая сестра ели и носили на протяжении всех этих лет, куплено на заработанные мной деньги. — Но ты уже давно не приносишь окия такой прибыли, верно? — склонила голову набок Юкидзи. — А время твоего контракта истекает… на твоем месте, я бы волновалась за свое будущее. — Ты не на моем месте! И никогда не будешь. — Не знаю даже, радоваться мне или огорчаться, — едко пропела гейша, шагая рядом с Юкинэ к распахнутым фусума, ведущим в сад. — Меня не волнует, что ты будешь делать. Можешь хоть целыми днями пропадать в кабинете Тетушки, мне все равно, — больным голосом отозвалась Юкинэ, не глядя на гейшу. — Хорошее решение, — хмыкнула себе под нос Юкидзи, подзывая пса, который вовсю веселился с опавшей листвой. — Я всегда знала, что на тебя можно положиться. Может, даже возьму тебя в свой окия, несмотря на то, что ты уже не молода. — Твое окия? — цинично произнесла Юкинэ, продолжая смотреть вглубь сада на засохший ствол вишни, умерший пару лет назад. — Понятно, — грубо отчеканила женщина, повернувшись лицом к собеседнице. — Иори все-таки согласился заплатить твой долг? — Нет, — гейша слегка улыбнулась и продолжила: — не твой… Она не настолько дурочка, чтобы плясать под твою дудку. — Она уже танцует, и ее ката восхитительны, — в темных глазах Юкидзи блеснул демонический огонек, и тонкая улыбка расцвела на бледных губах. — Айко не дурочка, но доверчивость притупляет ее ум и застилает взгляд. Неудивительно, что называют ее Годзэ. — Умерь свой пыл, — посоветовала бывшей ученице Юкинэ, зябко ёжась на сквозняке; она потуже запахнула ворот домашней юкаты и судорожно вздохнула, прикусив нижнюю губу. — Еще не известно, как может все обернуться. Даже Матушка с ее хваткой не смогла предусмотреть такой вот исход. Юкидзи нервно рассмеялась, прикрыв лицо широким рукавом так, будто бы она находилась на о-дзасики, а не в родном окия рядом со своей старшей сестрой. — Да уж. Матушка могла заработать на паре несмышленных девчонок, но ни один альманах не предупредил ее о смерти от рук одной из них. Нам всем стоит быть осторожнее с Сэцуной. Вдруг ей вздумается прокрасться ночью к тебе в комнату и задушить подушкой. Или заколоть палочками для еды. А, может, она решит столкнуть тебя с моста, когда вы будете любоваться цветущими сливами… — Прекрати выставлять Сэцуну каким-то монстром, — попросила Юкинэ, морщась как от зубной боли. Песик тем временем, пользуясь тем, что гейши не обращают на него внимания, носился по садику камней, куда ему было строго-настрого запрещено заходить. — Словно она ёкай в человеческом обличье. Знаешь ли, за ложной кротостью и скромностью может скрываться куда больше зла и гнили, чем ты думаешь. Как бы твоя маленькая танцовщица не решила сыграть свою собственную партию. — Она-то? Не думаю и надеюсь, никто ее не надоумит. Это и в твоих интересах тоже, — жестко отрезала женщина. Юкидзи снова отяжелело откашлялась, чувствуя режущую боль в груди. — Вряд ли кто-то сможет предложить сумму контракта больше, чем Иори, а твой данна на тот момент все еще будет твоим. Женушка все четко рассчитала. Ей нужно задуматься над составлением гороскопов для придворных дам. Юкинэ дернулась, как от пощечины, прижав ладонь к щеке, нездорово-серой, со следами макияжа на виске, у самой кромки туго зачесанных волос. Гейша выглядела больной и усталой, совершенно не похожей на ту обаятельную женщину, которую гости желали видеть на своих вечеринках. Губы Юкинэ изогнулись в горькой усмешке, прикрыв глаза. — Река не пускала Ткачиху к Пастуху, а мой Хикобоси окружен бездонным рвом с водой, — прошептала она, и Юкидзи устало закатила глаза, чувствуя ломоту в переносице. Ками-сама, если она точно так же бормочет, как полоумная в присутствии своего данна, то не удивительно, что он не хочет продлевать контракт. Брюзжания и упреков ему довольно дома, от жены, от любовницы, и содержантки ждут совершенно иного. — Тебе в самом деле нравится так думать, правда? — едко осведомилась Юкидзи, дабы не участвовать в этом фарсе дальше. Иногда с Юкинэ было совершенно невозможно разговаривать просто потому, что эта гейко полностью растворилась в своем образе страдалицы, ждущей приговора в башне раскаяния. — Кстати, а что ты делаешь дома? Разве ты не должна быть на занятиях чайной церемонии, Юкинэ-анэ-сан? — Девочки скоро вернуться, — скомкано начала гейша, — ты же не хочешь, чтобы на заказы они вышли голодными? Давай, поторопись, — скомандовала Юкинэ то ли псу, то ли Юкидзи. — Ну, разумеется. Просто обожаю готовить, — промолвила Юкидзи с придыханием, глядя, как песик семенит на коротких лапках обратно к гейшам, — жаль, у нас нет какой-нибудь рыбы, а то мне страсть как хочется посдирать чешую и повынимать кости. Может, после мидзуагэ Юкинаги Тетушка раскошелится и купит тунца или окуня? На одном рисе далеко не уйдешь. Наигранно вздохнув, Юкидзи манерно подобрала полы юкаты. — Будь я хозяйкой окия, непременно бы велела подавать рыбу к столу, — обронила она, сделав особое ударение на слова «я» и «хозяйка», — ни за что бы не позволила моим гейшам голодать. — Но ты пока не хозяйка, — отрезала Юкинэ, — поэтому прикуси язык и иди на кухню. Это прямо по коридору, если ты вдруг забыла. — Видимо, ты забыла старую мудрость: не грубите старейшинам и тем, кто готовит тебе еду. Иначе будешь вкушать… — не договорив, гейша направилась на кухню, предвкушая снова узреть гору немытой посуды. Хорошо, что за это время запах гари давно выветрился, а похмелье немного ослабило хватку. Юкидзи задумчиво потерла переносицу. Ей страшно захотелось съесть каких-нибудь цукэмоно, желательно сливы. Последний раз гейко ела умэбоси ровно год назад, на свой день рождения. Один дорогой ей поклонник всегда дарил женщине маринованных слив в один из дней ноября. Она никогда не любила маринованные сливы, слишком кислые и соленные, но этот подарок был слаще любого меда. Юкидзи зашла на кухню, шаркая ногами, словно старуха. После разговора с Юкинэ ей совершенно не хотелось заниматься готовкой, все, что ей было нужно — это тишина и удобная постель, но если гейша не приготовит завтрак, то девочки останутся голодными. Нужно поесть хотя бы риса перед о-дзасики, на вечеринках гейшам есть не принято, а что у Юкинаги, что у Сэцуны вечер расписан допоздна. Единственное, что радовало Юкидзи, так это отсутствие заказов у нее на сегодняшний вечер, значит, можно посвятить немного времени себе. Женщина задумчиво пожевала губами; неплохо бы встретиться и с Иори и обсудить с ним некоторые аспекты их плана. Небольшой ее разговор с Юкинэ что-то растревожил внутри. Юкидзи хотела быть уверена, что не наступит на хвост тигра, пока старательно приглаживает бороду дракона. Еще раз острые клыки у себя в хребте женщина вряд ли переживет.