«Сливы весенний цвет
Дарит свой аромат человеку…
Тому, кто ветку сломал»
Фукуда Тиё-ни (Кага-но Тиё) (1701—1775)
-1-
Сегодня Айко проснулась раньше, чем привыкла, от непривычного звука: голос Каири, кухарки, работавшей раньше в окия, разносился по всему первому этажу и гулким эхом гулял по второму. Она была недовольна запустением в доме, и тем, как пять женщин умудрились испортить столько кухонной утвари всего за пару лет. Девушка не придала этому значения, продолжив нежиться на футоне. Должно быть, ей просто приснились былые мирные времена. Каири работала в окия, когда здесь было уютно и спокойно. Или может… Нет, она определенно слышит голос Каири! Вчера закончились торги на ее мизуагэ, неужели Тетушка уже тратит все на прислугу?! Айко обиженно закусила губу. Это ведь деньги на ее дебют! С другой стороны — теперь в их дом вернулась прислуга, значит, не придется заниматься домашней работой, а уделить внимание игре на сямисэне и танцам. Это не могло не радовать. Возможно, кроме Каири вернут еще нескольких служанок, чтобы окончательно избавить гейш от рутинных хлопот; это было бы замечательно. Но и дебют Айко должен быть на уровне, чтобы не оскорбить ее покровителя и хозяйку чайного дома, да и окия должна была сохранить свое лицо. Девушка откинула одеяло, протирая глаза. Все-таки хорошо, что сегодня утром не придется занимать себя готовкой и уборкой. Убрав футон в шкаф и накинув на себя обычную юкату, которую с вечера приготовила для нее Юкидзи, Айко неуверенно открыла фусума. Должно быть, Кагаякаши-сама заплатил очень много, и в сердце болью отдалась горечь разочарования. Тетушка и старшие сестры не посвящали ее в подробности, не оглашали суммы, не раскрывали покупателей, но ученице удалось мельком узнать, что в торгах учувствует и Кучики-сама. В тот момент ее душу словно разорвало на тысячи осколков. Она безумно уважала господина Кагаякаши, он был ей даже симпатичен. Господин Хейскэ был странным, но очень добр к Айко, пусть даже его благодушие выражалось довольно эксцентрично. Однако ей безумно хотелось, чтобы в торгах победил именно Кучики. Даже если бы это ей пришлось ожидать ножа в спину от Юкинэ-анэ-сан. — А-а-а, ты встала, — проскрипела Тетушка, подходя ближе. Наверное поднялась, чтобы разбудить Айко. Сегодня она была одета ужасно официально, даже надела свой черный парик. — Хорошо, хорошо. Приведи себя в порядок. Скоро придет Сагура-сэнсэй. — Врач?! Зачем?! — удивленно выпалила Айко. — Ты задаешь очень глупые вопросы, девочка, — неприятно ухмыльнулась Тетушка. — Если я пригласила доктора, значит, так надо. Не бойся, ничего страшного не случится. Если, конечно, ты была благоразумной. Женщина потрепала Айко по щеке, больно ущипнула за подбородок, и ее темные глаза придирчиво шарили по лицу девушки, словно надеясь найти в ее чертах подтверждение ее опасениям, но Айко только молчала, хлопая ресницами, спросонья не совсем понимая, о чем говорит Тетушка. Приведя себя в порядок, девушка спустилась вниз, чтобы позавтракать. В комнате ее уже встречала Юкинэ и Юкидзи. Женщины обе были облачены в лучшие кимоно дома, с богато расшитыми поясами. По сравнению с сестрами, Айко в своей юкате выглядела блекло и скромно. Это только добавило беспокойства. Все так серьезно! Мидзуагэ Сэцуны проходило совсем не так! — Садись, Юкинаги-имоото, — мягко пропела Юкинэ, но в ее голосе не было ни грамма счастья или сестринской доброты. Рядом сидящая Юкидзи тоже была полна печали. — Поешь, иначе после приема доктора тебе может стать плохо. Нам этого не надо. — Да, — кивнула Айко, присаживаясь за стол. На завтрак Каири приготовила мисо суп, пожарила несколько рыбок, сварила рис и даже добыла где-то соленья, которых в окия точно не было. Давно они так не трапезничали. Тетушка смотрела на Юкинаги пристально, не мигая, словно перед ней сидела лиса в кимоно, а не гейша, которая выросла с ней под одной крышей. Юкидзи была грустна, сидела, опустив глаза в пиалу с рисом и солеными сливами, а Юкинэ чинно подносила ко рту кусочки жареной рыбы, не забывая искоса поглядывать на окончательно смутившуюся Юкинаги. Она была голодна, но аппетит пропал, напряженная обстановка за столом только сильнее распаляла пожар тревог в душе девушки. — Должно быть, ты так взволнована, — промолвила она нараспев, — я помню мой день перед церемонией… — Не знала, что у тебя такая хорошая память, — хрипло хохотнула Йомико, — ведь это было так давно. — Где Сэцуна? — тихо, еле шевеля губами, спросила Айко, проведя взглядом по комнате и заметив пустующий стол. Интерьер вокруг изрядно поскучнел, из былого убранства мало что осталось, татами протерлись. Девушка мысленно чертыхнулась. Если Тетушка вдруг решит поменять полы в доме на деньги от контракта, то тогда она найдет и украшение, которое прислал господин Синоби в знак «извинения за доставленные неудобства». «Нужно было его выбросить, а не прятать в той дыре под косметическим столиком!» — нервно закусив губу, пронеслось в голове Айко: «Как же глупо!». — А? — удивилась Тетушка, услышав имя своей дочери, скривив нижнюю губу. — Какая разница? — Ее отправили за Сагура-сенсеем, — ответила Юкидзи, не мигая, смотря в пол перед собой, как будто там было что-то увлекательное. — Ясно, — кивнула Айко, молча без аппетита доедая свою порцию. Атмосфера в комнате была тяжелой, словно кто-то из собравшихся должен умереть. Только вот кто? Фусама со скрипом отворилась, впуская в комнату сквозняк и улыбающуюся Каири. На душе у Айко потеплело: похоже, кухарка ничуть не изменилась. Ни внешне, ни духом. — Йомико-сан, пришел врач, — негромко уведомила повариха. Женщина охнула, когда ее отпихнула в сторону насупившаяся Ханери, которая явно не была в восторге, что сегодня ей пришлось исполнять роль посыльной. Девушка недовольно плюхнулась перед столом с уже остывшей едой. У Ханери было такое лицо, словно перед ней на тарелке лежала дохлая мышь, и Айко совсем смутилась. В день мидзуагэ Сэцуны все было совсем по-другому: атмосфера была куда более торжественной, почти праздничной, Ханери пребывала в возбуждении и нетерпении, за которыми скрывала девичий страх. Все были так горды за нее, Юкинэ тогда казалась такой довольной, словно наевшаяся сливок кошка. Айко на фоне всеобщего оживления казалась себе такой неопытной и незрелой, но сейчас, когда, наконец, пришел и ее черед, девушка не испытывала ни радостного предвкушения, ни гордости, только неясную тревогу. — Да, — женщина хмыкнула, узрев манеры дочери во всей красе, поднявшись на ноги, она кивнула в сторону Айко: — Пойдем, девочка. От волнения и необъяснимого страха внутри майко все сжалось. Что собирается с ней делать врач, для чего, почему? Разве для Сэцуны вызывали врача в тот день? Айко вспомнить не могла. Проходя по коридору, ведущей к лестнице на второй этаж, девушка заметила в проходе Сагура-сэнсэя и его помощника. На вид врач был уже не молод, седины в волосах было значительно больше, чем темно-каштановых волос, но и дряхлым стариком его было сложно назвать. Еще бы, он же человек медицины и, должно быть, очень хорошо заботится о своем здоровье! В отличие от Хансу-семпая, имевшего привычку постоянно курить. — Привет, Юкинаги-тян! — по-доброму протянул врач, заметив, что молодая девушка застыла, глядя на него. Айко испуганно моргнула, и, не поприветствовав в ответ Сагура, бегом взметнулась по лестнице вверх. За спиной она услышала лишь хриплый смех мужчин. Девушка ворвалась в свою комнату, придерживая кимоно на груди; она поступила глупо, вот так по-детски убежав от Хансу-сенпая, но Айко так смутилась, растерялась, что ноги сами пустились в бег, как у перепуганного зайца. Едва ли Сецуна так же удирала от врачей, наверняка повела себя более, чем достойно. Ну, или хотя бы не бросилась бежать, словно увидела Пустого! Что теперь о ней подумает Хансу-семпай? И Тетушка? Она наверняка будет недовольна. Да и что толку убегать? Юкинаги все равно придется пройти через процедуру, что бы ей не уготовили. Никто особо не посвящал девушку в подробности, но, скорее всего, врач просто пришел убедиться, что она здорова, и никаких осложнений во время церемонии не последует. Айко затрясло от мысли, что уже совсем скоро она станет не просто настоящей гейшей, а взрослой женщиной, такой как анэ-сан и Юкинэ. — Быстро бегаешь, — послышался голос за спиной, — должно быть, нога зажила достаточно хорошо. Обернувшись, девушка встретилась взглядом с Хансу-семпаем. Мужчина оперся о стену, поставив кожаный саквояж врача на пол, достал из кармана пачку сигарет, но, хмыкнув, убрал ее обратно и, поправив белую бандану на голове, продолжил: — Помучился я тогда с тем порезом. Даже зашивать пришлось. Жаль, что остался шрам. — Он совсем небольшой, — промямлила Айко, глубоко вздохнув для успокоения, и гордо сев в сэйдза. — К тому же я всегда ношу таби на ногах. — Всегда-всегда? — хитро хохотнул помощник. — Ладно, пока Сагура-семпай разговаривает с хозяйкой, проведем первичный осмотр, чтобы время зря не терять. А потом врач сделает все остальное. Открой рот, — скомандовал Хансу-семпай, садясь перед девушкой, достав небольшой фонарик и деревянную лопатку из сумки. Помощник осмотрел зубы, посветил Айко фонариком в уши и глаза, от чего последние сильно заслезились. — Прости, он слишком яркий, знаю, — монотонно извинился мужчина, продолжая осмотр. Медбрат выполнял свою работу очень технично, быстро и четко. Достав из сумки стетоскоп, Хансу послушал дыхание и сердце, замерил давление. Айко было неловко, словно она не человек, а породистая собака, которую проверяют на чистоту родословной и породы; мизуагэ хоть и было значимым событием в жизни молодой гейши, но неужели это настолько непростое испытание, что Юкинаги необходим подобный осмотр? Она никогда особо не жаловалась на здоровье, никогда не болела ничем серьезным, что же такое ее ждет, раз Тетушка так озаботилась ее самочувствием? Девушка глубоко вздохнула в надежде успокоить нервы; если бы ее ждало что-то из ряда вон выходящее, Юкидзи бы обязательно ее предупредила. И Тетушка не осталась бы в стороне. Но если Йомико считала, что все в порядке, то и у Айко нет причин для беспокойства, не так ли? — Ну что, Хансу? — поинтересовался вошедший в комнату врач, за которым неслышно скользила и Тетушка, закрывая фусума. Всего на секунду Айко удалось разглядеть, что в коридоре было определенно не пусто. — Ничего необычного, семпай. Слегка ускоренное сердцебиение… но это сами понимаете, — улыбнулся мужчина, сняв стетоскоп, и повернувшись к Сагура-сенсею. — Рефлексы в норме, внешних проявлений болезней нет. Врач понимающе кивнул, тем самым дав знак своему подчиненному завершать осмотр. — Хорошо, — Сагура-сенсей глубоко вздохнул, разминая явно беспокоящее его плечо. — Девочка, ложись на спину, — спокойно произнес врач. Айко на мгновение перевела взгляд на стоящую в конце комнаты, загородившую собой фусума, Тетушку, та лишь молча мотнула головой, приказав подчиниться. От напряжения внутренности будто смялись в комок, подкативший к горлу и мешавший вздохнуть. Айко прикрыла глаза, сложив ладони на животе; она слышала шорох ткани, ровное спокойное дыхание доктора, скрип половиц и собственное бешеное сердцебиение. Девушка вздрогнула, дернувшись всем телом, когда почувствовала мягкое прикосновение к ноге. — Ну-ну, не стоит так бояться. Это вовсе не так страшно, как может показаться. И я говорю не только об осмотре, — промолвил доктор негромко, но серьезно. — Но ты — умная девочка, и я уверен, что ты со всем справишься. — Да… — Хотела твердо ответить девушка, но вышла скорее вопросительная интонация. Справится ли она со всем, что подкинет ей судьба? Выдержит ли ее сердце быть всегда разбитым? Кто знает, как она закончит свою жизнь? Может быть, данна выплатит долг или это будет она сама? Или, может быть, она сбежит? Или же умрет завтра, свалившись с лестницы от подножки Сэцуны? Один прорицатель сказал Айко, что ее будущее слишком изменчивое и на него невозможно полагаться, так что ей лучше жить днем сегодняшним. Девушка резко выдохнула в ужасе, когда почувствовала, что врач развел ее сомкнутые колени. — Мне кажется и осмотра не надо. Семпай, только посмотрите на ее лицо, — усмехнувшись, бросил Хансу, доставая из сумки небольшие пакетики с лекарством и передавая их Тетушке. — Тебе ли не знать, как девушки бывают обманчивы? — мягко ответил Сагура. — Ладно, Юкинаги, можешь сказать, сколько тебе лет? — Девятнадцать исполнится через два месяца. — Хорошо, — кивнул врач, продолжая держать руку на коленях девушки, а второй убирая ткань подола кимоно. — Когда в последний раз у тебя была кровь? — Чт-что?! — чуть ли не задыхаясь, выдавила из себя Айко, покраснев и закрыв лицо рукой, поняв, о какой крови спрашивает Сагура-сенсей. — Просто скажи ему, — прошипела Йомико, не отрывая взгляда от будущего достатка этой семьи. — Две недели назад, — тихо пролепетала девушка, закрывая лицо руками. — Кровь идет регулярно? Без задержек? Без сильных недомоганий? — продолжал Сагура, как показалось Айко, с весельем в голосе. Девушка кивнула, не отнимая ладоней от пылающего лица. Стыд жег столь жарко, что казалось, будто руки приварились к раскаленным щекам. — Прекрати, Юкинаги, — проворчала Тетушка, — стыдливость девушке всегда к лицу, но достопочтенный доктор здесь ради твоего же блага. Веди себя, как полагает гейше из дома Ёсикава. — Ну, не будьте так строги, Теруко-сан, — усмехнулся доктор, наконец, отняв руки от сведенных нервной судорогой ног девушки. — Юкинаги еще молода. Юности многое простительно. — Глупость и непорядочность порицаемы в любом возрасте, — отчеканила Теруко, но с каким-то затаенным довольством, и Айко поняла, что Тетушка осталась удовлетворена визитом доктора, и, несмотря на брюзжание, едва ли она действительно сердилась на Юкинаги. — Но это же делает девушку желанной, — Сагура запахнул подол кимоно Айко, нежно проведя рукой по бедру. — Мы закончили. Она все еще невинна, беспокоиться вам не о чем, — врач медленно принял в руки влажное полотенце, предложенное Хансу. Тетушка показала свой радостный оскал от услышанного и стукнула два раза по фусума. В коридоре послышались быстро удаляющиеся шаги. — Ах да… Забыл спросить тебя еще кое-что, — повернулся Сагура лицом к Айко, которая уже снова ровно сидела на татами, лишь раскрасневшиеся щеки и кончики ушей выдавали стыд от произошедшего. — Тебя не мучает кашель? — Нет, — коротко ответила девушка, стараясь не смотреть ни на Сагура-сенсея, ни на Хансу-семпая. — Хорошо. Как только заметите кашель, сразу отправьте ее ко мне, Йомико-сан. — Кашель? Кто-то простудился? — пролепетала Айко, у которой после осмотра кружилась голова; ее немного мутило, но девушка решительно боролась с дурнотой. Она не могла, просто не имела права заболеть в такой важный день. — Не забивай этим голову, Юкинаги. У тебя свои заботы, — отрезала Тетушка, смерив Айко пристальным взглядом; строптиво поджав дрябловатые губы, Йомико хмуро взглянула на доктора, апатично собирающего свои инструменты, и на его не менее равнодушного помощника, после чего вздохнула, тяжело, как-то обреченно, и растянула рот в кривой, несколько безрадостной улыбке. — Благодарю вас за хорошие новости, Сагура-сан. Вы же знаете, как я пекусь о благополучии гейш нашей окия. Теперь я уверена, что Юкинаги ждет прекрасное, блестящее будущее. Взгляд, которым Тетушка одарила девушку, едва ли можно было счесть ободряющим или ласковым; скорее, кошка так смотрит на рыбью голову, прежде чем ее съесть.-2-
— Красное? — с удивлением переспросил Итиро, широко распахнув глаза, наблюдая, как будущая гейша поправляла рукава своего шелкового кимоно с золотой вышивкой в виде карпов. Совсем недавно дом Ёсикава покинули одевальщики, и Итиро, следуя давней традиции, зашел в окия, не ожидая увидеть что-то необычное. Мужчина надменно хмыкнул, доставая из сумки парик, изготовленный специально для Юкинаги. Бледные пряди волос блеснули от света бомбори. — Должно быть, за тебя заплатили очень много, раз решили нарядить словно принцессу. Что ж, должен признать, тебе определенно идет. Оттеняет твой… блеклый от природы внешний вид. Обычно выглядишь как мертвый окунь. — С-Спасибо? — еле слышно отозвалась Айко, не понимая, был ли это комплимент или оскорбление. Она до сих пор не могла осознать происходящее вокруг. После несколько унизительного визита Сагура-сенсея утром, окия ходила ходуном. Сначала Тетушку пришли поздравить представители Кэмбан, после несколько матушек соседних домов явились, чтобы выразить свое почтение, а также хозяйки чайных, в которых выступала Юкинаги, не оставили без внимания сегодняшнее событие. Девушку не на шутку испугало такое бурное внимание к ее мидзуагэ. — Может, ты теперь и не выглядишь как мертвый окунь, но ведешь себя все также. Хорошо, что я взял собой больше украшений. Нужно как-то скрыть происходящее у тебя на лице, — Итиро тяжело вздохнул, засучив рукава, готовясь к работе. — Не бойся, — ласково прошептал парикмахер, ободряюще погладив девушку по голове, — пока что никто из гейш не умер, пройдя через мидзуагэ. Но если на твоем лице застынет это мрачное выражение — возможно, ты станешь первой. Давай же, улыбнись. Айко неуверенно кивнула и улыбнулась, смотря в отражение, как Итиро, словно старший брат, в попытке успокоить перебирал ее светлые волосы. — Вот видишь, какая ты хорошенькая, когда улыбаешься, — лицо мужчины посветлело, кажется, он даже улыбнулся в ответ, и Айко почувствовала, как тревога, сковавшая сердце, немного отпустила. — Ты уже выбрала, что будешь играть для своего данна? — обыденно начал парикмахер, подготавливая голову девушки к парику. — Нет, — честно ответила Айко, наблюдая, как на туалетном столике возле нее появлялось все больше гребней, заколок и шпилек. — Я никогда не готовлю музыкальные номера заранее. — Вот как? — Да, обычно решаю на месте. В зависимости от атмосферы и моего настр… — девушка замялась, опустив зеленый взгляд на татами, но, собравшись с духом, продолжила: — Не то, что бы я не могла играть что-то, просто… мне кажется, что мелодия выходит фальшивой, если к ней подходить в неправильном расположении духа. — В твоих словах я слышу мою сестру Кашину. Должно быть, она была одной из твоих преподавательниц? — усмехнулся Итиро, поправляя тугой пучок на затылке девушки, когда та положительно кивнула на сказанное предположение. — Конечно, ты ее ученица! Ни от кого другого не слышал подобного бреда про «неправильное расположение духа»! — Но это правда! — по-детски обиженно выдала Айко, выпятив нежную губу, от чего соблазнительный макияж гейши оказался совершенно неуместным. — Ладно-ладно! Охотно верю в эту чушь! — мужчина глумливо рассмеялся, закрепив парик на голове девушки. Поправив пару прядей и добавив несколько украшений, звонко брякнувших где-то над ухом, Итиро шепотом обратился уже не к Айко, а пришедшей ей на смену Юкинаги: — Такой тебя запомнят. Глаза цвета изумруда, волосы — золотые нити. Услада для глаз, доступная единицам. Пользуйся своей красотой и выпусти свои когти, чтобы вырваться отсюда, иначе закончишь так же, как твои сестры, Тетушка и почившая матушка Ёсикава. Это мой тебе совет и подарок. — Ты закончил, Итиро–сан? — послышался голос недовольной Йомико, которая мысленно отсчитывала каждый кан, что нужно будет заплатить парикмахеру, если тот задержится в доме на минуту дольше. — Надеть парик не так сложно, чего ты там возишься, дурной мальчишка?! Паланкин вот-вот приедет, а мне нужно провести обряд на удачу нашей девочке! — На удачу… Куда уж больше, — хмыкнул парикмахер, обернувшись на открывающеюся седзи, помогая Юкинаги встать. Дорогое кимоно было тяжелым, так же, как и парик, увенчавший голову девушки, а еще и эти заколки. Гейша с надрывом всхлипнула, вспомнив, что ей придется, хоть и в последний раз, но надеть окобо. — Я закончил, Йомико-сан! — бодро и добродушно продолжил Итиро. — Вот, смотрите! Удача и так на вашей стороне! — Удачи никогда не бывает слишком много, болван, — недобро отозвалась Тетушка, подойдя ближе и взяв Юкинаги под руку. — Ты можешь идти, дальше мы сами. Парикмахер молча кивнул, покидая комнату, напоследок подмигнув. — Змееныш, — прошипела куда-то в сторону Тетушка, грубо схватившись за рукав кимоно Юкинаги. Со стороны казалось, что это не Йомико помогает молодой девушке не упасть с высоты своего роста на татами, а совсем на оборот. — Прежде, чем ты уйдешь, я хотела бы тебе кое-что напомнить. — Женщина глубоко вздохнула, намеренно замедляя шаг, переступая через порог комнаты. Жилистая рука Йомико больно вонзилась в плечо, сминая красный шелк и заставляя Юкинаги наклониться, чтобы никто более не услышал сказанных слов. Заколки в волосах, выбранные Итиро, разлились по коридору окия приятным переливом, скрыв шепот Тетушки. — Ива не ломается под снегом. Помни, что бы ни случилось — прими свою судьбу как должное, иди дальше с высоко поднятой головой. Женщины завистливы — это наша природа. Ты красива, молода и даже талантлива, — на этом моменте Тетушка усмехнулась с неким подобием горечи. Может быть, вспомнила о своей дочери? — Будь готова, что люди захотят с тобой сблизиться не по доброте душевной, а из-за выгоды. А когда последняя закончится — забудут и не вспомнят. Не позволь такому случится! На секунду у Юкинаги перехватило дыхание. Слова напутствия Тетушки звучали жутко, хотя в них не было ни злобы, ни жестокости. Просто правда жизни в квартале гейш. Не важно, что она сделает, все равно будут те, кто будет ненавидеть Юкинаги всей своей черной душой просто потому, что она существует. В мире, где все зависит от твоего успеха — доброте нет места, даже когда все знают, что это не обычная удача, а тяжелый труд. — И не доверяй мужчинам! Здесь, в карюкай, они видят в гейшах либо красивый трофей, либо изысканный аксессуар, но не более. Для единиц ты человек, а уж тем более женщина с чувствами и эмоциями! Не вздумай обмануться добротой и лаской! — Спасибо, я запомню, — улыбнулась девушка уголками губ, прикрыв уставшие глаза. На сердце стало неспокойно, хотелось разрыдаться. По-детски. Без объяснения причины. А ведь только несколько минут назад Итиро смог придать ей уверенность в себе, как Тетушка сожгла последнюю и станцевала на получившемся пепелище. С улицы доносился гомон голосов, смех и раздраженные вздохи. Не каждый день проходит посвящение майко в гейшу, должно быть у ворот собралось порядочно сикоми и учениц поглазеть и помечтать о том, чтобы оказаться на месте Юкинаги. Когда-то она сама была такой, тогда была еще жива Теруко. Кажется, это было первое, что увидела Айко из окна окия, после дня, проведенного в слезах, из-за тоски по отцу: дебют гейши. Темные волосы, уложенные в сложную прическу, с множеством заколок, блестящими в свете уличных факелов. Шелк кимоно, струящийся по тонким плечам, словно горный ручей. Она не улыбалась, но всем своим видом излучала счастье. «Танцуй до боли в мышцах. Играй на инструментах, пока пальцы не сотрутся в кровь. Работай до изнеможения. Только так ты сможешь быть как она! Нет, ты должна быть лучше ее!» — кажется, эти слова тогда сказала ей Матушка, входя в комнату, зная, что происходит на улице. — Уж постарайся, — хрипло хохотнула Тетушка, рукой подзывая Каири, которая уже держала в руках небольшое бамбуковое ведерце с солью и пару камней, которыми обычно на кухне возжигали огонь для комадо. Соль от злых духов, огонь на удачу, омамор за поясом, и никто не смел спать последнюю неделю головой на север! Да, Йомико определенно была намерена заполучить всю удачу мира, только бы такая ценная инвестиция отбила свои затраты. — Ками-сама, какая же ты красивая, Айко! — вздохнула кухарка, подойдя ближе, как к новой гейше дома. Глаза Каири заблестели от выступивших слез, но женщина стерла их быстрым движением запястья. — С первого взгляда даже не скажешь, что ты самая девочка из руконгайя, которая чистила со мной рыбу на кухне! Какая красота! Принцесса! — бывшая майко вежливо улыбнулась, слегка наклонив голову. Кажется, только Каири была искренне рада мидзуагэ. Никто из сестер не вышел, чтобы проводить ее или сказать добрых слов. Даже Юкидзи предпочла остаться в комнате, сославшись на головную боль, разыгравшеюся от невиданного количества посетителей в окия. Теперь они все соперницы. Чести нет — есть только серебро. — Каири! — отдернула прислугу Тетушка, зло скрепя зубами, указав женщине на входную дверь, а та лишь кивнула. — Надевай свои окобо, Юкинаги. Тебя уже ждут!-3-
Первой кто встретил Юкинаги у поместья своего данна, была молодая девушка, одетая на манер мику и еще несколько дам в куда более аристократических хитоэ. — Приветствую вас, госпожа, — Мику поклонилась в приветствии, как и другие дамы, достаточном, чтобы проявить вежливость, но не означающем радость от присутствия гостя. Красные хакама, даже в полумраке окружения, контрастировали с кроваво красными лентами шелка, заплетенных в черных косах служительницы. Прежде, чем поклониться в ответ, Юкинаги заметила на лентах рисунок бабочек и птиц, символы перерождения. Довольно занятный выбор рисунка. — Меня зовут Сатоко Асака, я личная прислужница Дзюэри-сама. — Мику снова поклонилась и продолжила. — Моя госпожа, к великому сожалению, не может встретить и проводить вас, как того просят традиции, поэтому это сделаю я. Прошу, будьте ко мне добры, госпожа. — И вы тоже будьте ко мне добры, Сатоко Асака-сан, — скрыв свою нервозность за улыбкой, ответила Юкинаги, покинув палангин, приняв руку одного из подошедших слуг. Гейша медленно двинулась вслед за встретившей ее делегацией, продолжая держать молодого человека за руку, чтобы не упасть. По правде говоря, от услышанного факта, что хозяйка дома не захотела встречать ее лично, было одновременно и весело, и грустно. Юкинаги хотелось не дружбы, но взаимопонимания с достопочтенной женой, как в свое время это сделала Тиканэ-сама с Юкинэ. Хоть последняя и влюбилась, нарушив все обещания, жена и гейша не враждовали, наоборот, старались удержать любимого обеими мужчину. Проходя по энгаве поместья, услышав стук переполненной водой бамбуковой трубки, ударившейся о камень, гейша меланхолично посмотрела в сторону ухоженного сада. Все выглядело таким опрятным в свете бомбори, выставленных вдоль каменных дорожек, что с первого взгляда деревья и цветы вокруг могли показаться неживыми. Кажется, там даже был тясяцу. Возможно утром, ей удастся насладиться видом этого места, купающихся в солнечных лучах, проводя чайную церемонию для Иори-сама. — Дзюэри-сама, в последнее время не очень хорошо себя чувствует, — вдруг неожиданно начала Мику, замедляя свой шаг, чтобы идти наравне с гейшей Ёсикава. — Прошу, не принимайте факт того, что моя госпожа не смогла Вас встретить, за грубость. Госпожа никогда не отличалась здоровьем, редко покидала поместье, а после свадьбы с господином стало только хуже. «После свадьбы с господином стало только хуже? Не покидает поместье? — удивлено повторил внутренний голос Юкинаги. — Разве…» Комок ужаса моментально встал у гейши в горле, ноги подкосились, но слуга, державший за руку, ловко придержал девушку за талию. — Простите, эти окобо такие неудобные, — обернувшись на юношу, Юкинаги без труда узнала эти холодные пыльно-серые глаза, неровный ряд зубов при улыбке. Это был тот Синоби! Отвернувшись к Сатоко, гейша грустно улыбнулась. «Хозяйку этого дома зовут Дзюэри! Не Акиё. Дзюэри жена не господина Кагаякаши… Она жена господина Заколки и сестра господина Стрекозы!» Какая же она глупая разиня! Герб на главных воротах этого поместья отличался от знака дома Кагаякаши, но это же была женская половина дома, и поэтому гейша не придала особое значения рисунку. Тем более что госпожа Акиё тоже из дома Маритаими, как и Дзюэри. От всей окружающей кутерьмы с мидзуагэ, переживаний, долгой поездке в паланкине и надежды, что покупателем все-таки был Кучики-сама, Юкинаги совершенно потеряла здравый смысл. Почему она решила, что желание превратилось в явь, только потому что ее нарядили как принцессу? Она лишь трофей, аксессуар, но не человек. — Ничего страшного же не случилось, я Вас держу, — рассмеялся господин Синоби, сильнее сжав руку на талии гейши, от чего даже мику выдавила некое подобие улыбки. — Осталось совсем немного. Прошу, снимите обувь и переступайте через порог аккуратно, мы же не хотим, чтобы вы изувечили свои ноги. — Мужчина кивнул, в сторону одного из седзи. Сквозь белую бумагу проступал едва заметный свет свечей. Асака быстрым и точным движением распахнул дверь, впуская в комнату холодный вечерний воздух, пропахший цветами и солнцем. Нервы натянулись как струны на сямисэне, настроенные любителем, как только девушка осознала, что в комнате на четыре татами никого нет, лишь стоявший в алькове меч, с черной оплеткой рукояти и почти потухшие благовония в вычурной подставке. Фэнг удалился вместе девушкой мику после того, как помог Юкинаги сесть на заранее приготовленную для нее на полу подушку. Пустовало лишь место хозяина. Гейша тяжело вздохнула, попыталась успокоиться. От напряжения свело скулы, должно быть выражение ее лица было далеко не милым и приятным мужскому взгляду. Юкинаги обвела комнату взглядом: ни музыкальных инструментов, ни бутылок с саке, ни, провались он пропадом, футона! Лишь только длинная черная катана, на лакированной подставке для дайсе. Сначала гейша подумала, что меч убран в ножны, но, присмотревшись, девушка осознала, что на самом деле на катане не было ножен. На вороном лезвии не было бликов от свеч и небольших навесных фонариков, которыми была усеяна комната, словно черная поверхность пожирало любой намек на свет. — Красивый, правда? — поинтересовался мужской голос где-то за спиной гейши. — Да, он великолепен, — завороженно ответила Юкинаги, прежде чем опомниться и обернуться. Она не соврала, меч действительно был прекрасен. Ей впервые хотелось взять это холодное оружие в руки и осмотреть поближе, почувствовать тяжесть стали, гравировку на лезвии. Девушка стыдливо опустила глаза, посмотрев на обладателя голоса, и поклонилась. — Ах, простите меня, господин, — начала гейша используя кэйго, — эта катана настолько прекрасная, что я не заметила, как вы вошли. Меня зовут Юкинаги Ёсикава, но я думаю, вы это уже знаете. Мужчина двусмысленно хмыкнул, наклонив голову на бок, отчего заколки в его волосах зазвенели, словно птицы в терновнике. — Хорошо, что он тебе понравился, — господин Заколки медленно двинулся к своему месту, беззвучно скользя белыми таби по татами. Он был грациозен, как кошка, движения настолько плавные, что шелковое кимоно, темно болотных оттенков с изображением бамбука, не издало ни звука. Любая татиката была бы готова убить за такой талант, хотя в шорохе одежды при танце тоже был свой шарм. — Может, и ты ему придешься по вкусу. — О, возможно… Но я бы больше хотела быть по вкусу для своего господина, чем для его катаны, — быстро скрыв страх за притворным смехом, ответила Юкинаги. Какие страшные слова он говорит! Придется ли она по вкусу мечу?! — Сегодня я вся в вашем распоряжении, что бы вы хотели, господин? Взгляд янтарно-желтых глаз скользнул по девушке оценивающе. Сначала по рисунку на кимоно, белой тонкой шее, а после остановился на карминово-красных губах. — Я хочу, чтобы ты прекратила этот фарс, — жестко отрезал господин Шихоин, поправив наброшенное на плечи светлое капитанское хаори с померанцевой подкладкой и изображением простре́ла на спине. — Я заплатил за тебя, но не за то, о чем ты думаешь. — Хорошо, — кивнула в ответ гейша, гордо подняв голову и выпрямив спину. «Я — Ива, а вы, господин Заколки, всего лишь снег. Вы растаете, превратившись в воду, а я останусь!» В глубине души Юкинаги была рада, что то, чего она боялась, не произойдет. Ей же не придется отчитываться перед Тетушкой об этом, верно? Никто и не заверял, что все должно произойти в первую же встречу, тем более, что господин Заколки не был постоянным гостем на ее о-дзасики. Если вспомнить, то Айко видела его всего лишь пару раз. Чаще она встречалась с господином Синоби или господином Стрекозой. — Тогда для чего вы за меня заплатили? — Не понимаешь? — удивился господин Шихоин, тяжело вздохнув и посмотрев гейше прямо в глаза. Кажется, его совершенно не смутила, а, наоборот, порадовал факт того, что фарфоровая кукла согласилась играть по установленным правилам, отбросив почтительный язык в своей речи. — Вижу, что нет. Что ж, давай объясню, — мужчина улыбнулся, мягко и мечтательно, что контрастировало с воспоминаниями Юкинаги об этом человеке. Тогда на празднике он был вспыльчив и непредсказуем, как лесной пожар, неожиданно вспыхнувший для всех в середине лета, а сейчас хранитель ниспосланных оружий был спокоен и сдержан, наслаждаясь своим пребыванием в комнате и его компанией. — Ты довольно популярна среди верхушек синигами, если я не ошибаюсь? Кагаякаши-доно и его лейтенант, этот ублюдок Кучики, новый Кенпачи тоже интересовался тобой. Как думаешь, почему? — Потому что они очень добры, раз уделяют внимание скромной гейше из дома Ёсикава, — спокойно ответила девушка, прикрыв зеленые глаза. Конечно же она догадывалась, почему мужчины так неистово ищут ее внимания, не только синигами, но и прочие. Даже помощник врача, Хансу-сенсей, заглядывал в окия чаще положенного, ссылаясь на порез на ноге и общего состояния девушек в окия после прожитого потрясения. — Да, определенно они очень добры, — глумливо хохотнул Шихоин, задумчиво играясь с подвеской бисямонтэна на своей шее. — И предвосхищая твой следующий ответ, нет, не потому, что ты красива. Ты гейша, это часть твоей профессии — быть красивой. Твоя рейяцу уникальна в своем роде. И поэтому ты для меня особенно полезна. — Моя рейяцу? — непонимающе переспросила девушка. — Но, господин, я никогда не обучалась в академии духовных искусств и… — Тебе не нужно учится там, чтобы иметь духовную энергию, — перебил гейшу Шихоин, словно ребенка, непонимающего самых простых вещей. — В обществе душ все состоит из духовных частиц. Эти стены, татами, кимоно, катана, я и ты — все состоит из рейши. В академии учат лишь ощущать и управлять потоками силы, но суть не в этом. Когда я впервые тебя встретил, я почувствовал… ничего, — господин Заколки наклонился вперед к Юкинаги, опасно сокращая дистанцию между ними. Голос синигами упал до мурлыкающего шепота, пробирающего до глубины души. — Абсолютная тишина. Мне даже стало тебя жаль, ведь такое возможно только, когда твои духовные клапаны на запястьях закрыты и ты обречена умереть очень мучительной смертью, но после Фэнг рассказал мне, что он заметил. — Нацухино быстро отстранился, поправив упавшие на лицо темные шелковые пряди волос. — Очевидно, что я не могу чувствовать свое собственное рейяцу, но мой лейтенант вполне способен это сделать и тот монах, кажется, тоже мог. И вот тогда он заметил нечто удивительное. Ты обладаешь духовным давлением, но оно резонирует с другими его обладателями, делая их, не знаю, спокойнее? Я даже отправил тебя к тому чокнутому идиоту, чтобы проверить мою теорию. И я был прав! — Проклятье, да ты и сейчас это делаешь! Должно быть, это что-то бессознательное. Зачем убегать или драться с разъяренным зверем, когда можно просто его успокоить и уйти, верно? Может быть, так ты научилась себя защитить, что собственно неплохо работает. Возможно, ты можешь делать и наоборот… — господин Шихоин меланхолично махнул рукой из стороны в сторону и продолжил: — Не думай, что ты нужна мне ради того, чтобы гладить меня по голове, дабы я мог спокойно уснуть после тяжелого дня. Я прекрасно сплю и без этого. — Тогда для чего я нужна? — с надрывом спросила Юкинаги. Ошарашенная и непонимающая происходящего, окончательно заплутавшая и потерявшая себя. — Ятагарасу, — синигами показал рукой на черный меч за своей спиной. — Мне нужно его успокоить.