В отпуск

      Шторм окрасил остроконечные пики домов Крусибла в багрянец медленно свертывающейся крови. По узким, продуваемым ветром, улицам хлюпало, шлепало — не видать булыжника под грязью и лужами. Фонари на цепочках едва слышно, но надрывно поскрипывали. Обе луны и золотой звездный пояс очумело ныряли сквозь низко клубящиеся, сажевые тучи.       Когда у Джо`Масты дурное настроение, оно проявляет себя качественно. Вообще, каджит ровно во всё вкладывал максимум самоотдачи, а уж настроения это правило касалось особо. И потому могучий шторм рисовал в небе цвета траура и глубокого отчаяния, перемежая их громовыми раскатами гнева.       В такие дни Джо`Маста напоминал пьяного, буйного, но настораживающе хорошо соображающего саблезуба.       Скука одолела безумного лорда. Было поучительно и весело носиться за Мартином по храму Единого, пытаясь напялить на него Серый Капюшон, в то время, как его величество изволило брыкаться и не по-королевски ругаться. К забаве дружно и с охотой присоединилась городская стража, камердинер дворца, прислуга… Лучше, чем любой день рождения получилось, в общем.       Когда появился Мерунес, его даже как-то не сразу заметили из-за царящей в вакханалии, не смотря на треснувшую и местами осыпавшуюся крышу. Только когда опешивший от такого наглого игнорирования даэдрический принц Разрушения кашлянул в третий раз (огнём, разумеется), на него обернулись…       Тогда в тишине раздался боевой вопль каджита: «Попался!», и… Мартин исчез. Вместо него перед оторопевшим Мерунесом стоял невзрачный, серый тип с совершенно нечитаемой печатью души, который моментально растворился в толпе стражи и паникующей прислуги.       — Ты всё пропустил, — укоризненно сообщил Джо`Маста, лягнув командира стражи одной ногой, словно пытаясь ему напомнить, что Мартина теперь следует защищать, а не глазеть на красного, четырехрукого гиганта — подумаешь, эка невидаль.       — Где он? — недобро вопросил Мерунес.       — Кто? — округлил глаза каджит в почти непритворном удивлении.       — Мартин Септим! — взревел даэдрический принц. — Я разрушу весь город!       Исполин внушительным жестом поднял вверх четыре руки, ало-черное небо вспенилось громовыми раскатами. Кот вертел в руках какой-то посох, чесал в затылке, и тот, кто стоял поближе, мог бы разобрать «Как там пользоваться-то этой хреновиной? Диус мне что-то объяснял, но я не запомнил… То ли волшебная мухобойка, то ли нужно использовать врагу, как клизму перевоспитания. А! Понял!».       — КАТИСЬ ОТСЕДОВА, — важно пророкотал Голос из посоха. Мерунес Дагон покачнулся, глядя на крошечного и слегка озадаченного каджита у своих ног.       — Забавно, а если матерную частушку спеть? — бормотал он себе под нос.       — Ты… — возмущенно выдохнул Дагон, — да, я тебя раздавлю!       Каджит поднял на него голову с двумя сияющими, желтыми факелами глаз:       — Меня нельзя давить, я уникальный в своем роде человек-кот-бог, да еще и с повернутой крышей. А ещё я кусаюсь, и у меня есть волшебная палочка, — после чего медленно, хищно осклабился. Как бы ни забавно это выглядело, а Мерунес не атаковал, глядя на эту странную улыбку. Что-то было в ней… не внушительное и даже не пугающее. Но, глядя на такую физиономию, понимаешь, что с психами связываться себе дороже.       Пока шла перепалка, упирающегося и желающего по-геройски сложить свою голову Септима вели к алтарю. На нём был Амулет Королей, а в руке зажжен факел. Достаточно окропить его своей кровью, да окунуть в центральный алтарь — дело нехитрое. Но неожиданно Дагон понял, что его отвлекают. Позабыв про Джо`Масту, он зарычал. Мощная силовая волна окончательно снесла крышу храма, разрушила часть колонн. Но внутри все остались целы. И сначала никто не понял, почему. С совершенно серьезным видом перед алтарем стоял несносный, ужасный каджит и показывал даэдрическому богу разрушения пальцами… некий символ. Сакрального свойства, конечно, но многие считают его неприличным.       — Вот, что я тебе скажу, — ровно заговорил Джо`Маста, и взор его будто бы постарел, — ты даэдрический принц, а сама суть наша — Изменчивость. Не уничтожение, не зло и даже не бисквиты, а Изменчивость, чуешь разницу? И я открою тебе страшную тайну — Нирн тоже изменчив. В страшно древние, как твои панталоны, времена мир был нашим. Он был дремучим, диким и необузданным, но всё поменялось. Даже Мефала сменила прическу, а ты до сих пор цепляешься за этот план существования смертных. Угомонись, серьезно. Дался тебе этот сумасбродный кусок суши.       Причина, по которой Дагон немедленно не уничтожил город, не слушая каджита, была в посохе. Посох Шеогората — его Голос. Голос безумных стечений обстоятельств, перед которым не каждый даэдрический принц был способен устоять.       — Ты не понимаешь, что такое гордость, ничтожество. Лишь артефакт в твоих руках мешает мне тебя раздавить. Я ведь чую смертность твоего тела… — заметил презрительно Дагон.       — Гордость — это когда ты не можешь подойти к тому, кто тебе нужен, чтобы сказать «прости». Гордость — это когда ты убиваешь кого-то просто из-за того, что кто-то задел твое эго. Мне страшно всё это нравится, честно, но всего понемногу, а у тебя не гордость. У тебя клинический аутизм. Но не переживай, я и не такое лечил… Ай! Не смей петь, у тебя нет музыкального слуха! — каджит вовремя вскинул вверх руку с посохом, повелевая пространству не разрушаться от бешеного вопля Дагона.       Не известно, что собирался сотворить с принцем Разрушения безумный бог, потому что в ту секунду ярко вспыхнул факел на алтаре, а за ним загорелись огни вокруг стены Имперского Города. Дагон скривился, скукожился в размерах, почему-то очень тонко заверещал и лопнул на тысячи рассерженных мыльных пузырей, изображающих недовольные, красные рожицы. Вообще-то, такого эффекта быть не должно — его обеспечил неугомонный каджит.       — Куда ты его убрал, Мартин? Верни обратно, я еще не всё сказал!       В общем, было очень весело спасать мир.       Как в тот раз, когда Джо`Маста наябедничал сразу всему темному братству про Беламона…       — Или Беломор… Мольер… Мольберт, — отчаянно вспоминал каджит. — Короче, парень с подозрительным именем на букву «м» всех прикончит. Я с ним виделся недавно — от него безумием за версту разит. И некрофилией. Месть, классика, понимаете?       Вообще-то, его плохо понимали, и объяснять пришлось долго. Так или иначе, а за самоуправство Джо`Масту выгнали, пусть он и спас Братство. Однако, вместо того, чтобы расстроиться, он стал проникать в логово Тёмного Братства невидимым. Первое время считали, что по убежищу ходит умершее от передозировки скуумой привидение. Оно хихикало, неприлично шутило, подглядывало за девицами и прятало от орка его любимый топор. Собственно, именно несчастный силач стал объектом шуток жестокосердного призрака. Иногда Джо`Маста попадался, но неуклюжий орк никак не мог его догнать или хотя бы попасть по увертливому каджиту.       И вот теперь безумному лорду стало скучно. А скука его стремительно перерастала в буйство. От того и решился он на отпуск. Благо, все партии сыграны, можно и к старым друзьям наведаться. Эта мысль давненько его посещала, но Хаскилл твердил о государственных делах…       Джо`Маста, дергая пушистым хвостом и скрестив на груди руки, сидел в пустом, мрачно озаренном факелами, тронном зале.       — Ладно, — не выдержал Хаскилл. — У меня имеется план, согласно которому какие-то двести лет Острова без вас проживут.       — Герцогиня Мании уговорила? — флегматично отозвался Джо`Маста, красноречиво остановив взор на букете цветочков в петлице фрака своего камердинера.       — Она была ко мне безжалостна, впрочем, вполне имея на это право, — упавшим голосом подтвердил Хаскилл.       — Опять заставляла тебя играть с ней в куклы, — ухмыльнулся безумный бог. — Нужно ей объяснить, как это делается, а то она продолжить думать, что воровать трупы у Рельмины Вереним это оно и есть...       Хаскилл неприязненно скривился и содрогнулся, сморщив нос, будто вспомнив что-то прискорбно удручающее и почти постыдное.       — Вы должны оставить тут какую-то часть себя. Любую, — произнес камердинер. — Тогда Острова останутся в равновесии. Правда, просчитать и понять, что это за часть — задача не из легких.       — Сегодня кошка под мостом в Блиссе родила треглавого щенка борзой, солнце встало на секунду позже, а один из цветов в садах Мании тихонько попросил гречневой каши у проходящей мимо золотой святой… Я понял.       Хаскилл благоговейно молчал.       — Я оставлю тут свою смерть, — мягко сообщил Джо`Маста и, полюбовавшись тем, как вытянулось лицо его камердинера, сделал знак молчать. — Спрячь ее сам в библиотеке среди книг.       — Пока что вы смертный отчасти. Оставить здесь свою смерть означает — убить себя здесь, на Островах. Но результат непредсказуем!       — Не паникуй, — закатил глаза каджит. — Я просто стану вампиром.       Если бы сдержанный Хаскилл мог позволить себе всплеснуть руками, он бы сделал не только это, но еще и хлопнулся бы в обморок. Тем временем Джо`Маста перечислял:       — Бог-человек-кот-вампир-с-поехавшей-крышей… Провинившихся буду заставлять произносить аббревиатуру этого звания как можно быстрее и громче в течение часа. БЧКВсПК! Практически ругательство, — обрадовался он. — Решено. Хаскилл, я иду обниматься с кровососами! Всегда подозревал, что им необходимо больше душевного тепла. Один вампир мне как раз известен, и мы даже знакомы. Он тоже титулованная особа. Притащить его сюда будет непросто, но я думаю, что просто ненадолго дам ему Вабба-Джек… поиграть. Я заметил — он действует на всех очень особенным образом. Люди, так сказать, кардинально меняются. Видел когда-нибудь рулет, который думает, что он дремора? Нет? Фантастическое зрелище. Но рулет не вкусный, даже не пробуй… К тому же, он матерится у тебя в кишечнике. Идей в голове слишком много. Надо их всех поубивать. В смысле — перепробовать. Когда я оставлю тут часть себя, смогу без перерывов путешествовать, где захочу, не опасаясь умереть, — он говорил это, уже унося ноги из тронного зала. На стуле, покачиваясь, висела намалеванная табличка: «Я всё ещё тут, просто вы меня не видите».       Он прекрасно знал, что Хаскилл будет вынужден проводить аудиенции перед пустым троном. И он же единственный будет понимать, что трон и впрямь пуст.       Тучи над Крусиблом потихоньку рассеивались…