День 10
Воскресенье, двадцать пятое декабря
Рождество
03:01
Следующие семь часов пролетели так быстро; казалось, вот только что все ненавидели друг друга, но вскоре… Вскоре все позабыли обиды. О ссорах и гневе никто не вспоминал, оскорбления и колкие слова больше никого не волновали. Кит сбежал, и все, казалось, думали об одном и том же: им нужно было его найти. Семья Санчез организовала масштабные поиски. Дети остались дома с Рэйчел, остальные расселись по машинам, припаркованным у проезда, и отправились в путь. Лэнс прочитал письмо в дороге, включив фонарик на своем айфоне. Кто-то засунул в магнитолу микстейп Кита, пока Лэнс читал, и, к счастью, никто ничего не сказал о сентиментальности этих песен (удивительно, но даже Бенджи сдержался). Двигатель мягко гудел, они ехали по главной дороге, София и Роза разговаривали на передних сиденьях, обсуждая, где стоит поискать в первую очередь. И тогда, в машине, Лэнс принял решение. Лэнс любил Кита, любил его описанным в письме образом. Лэнс любил саму свою способность полюбить его. Он мог влюбиться в Кита, и теперь, когда его семейные проблемы немного уладились, он почувствовал, что время пришло. Лэнс был готов, и он попытается. Он хотел любить Кита, желание внезапно стало намного сильнее какого-нибудь примитивного влечения. Это была необходимость. Лэнс хотел ходить с Китом на свидания. Он хотел осыпать поцелуями его нос, хотел держать его за руку, хотел обниматься с ним в кровати, хотел прикалываться над ним, высмеивая его музыкальный вкус, напевать его любимые песни, как колыбельные, перед сном. Это чувство теплилось в его груди уже несколько дней, и всё это время он был слишком занят, слишком отвлечен, обеспокоен, он сосредоточился на других своих проблемах и не мог понять самого себя. Лэнс вспомнил события двухдневной давности: тот вечер, когда наряжали елку, Бенджи играл на гитаре, а Кит танцевал с мелкими, и Лэнс наблюдал за ним с полным ртом шоколада. Он вспомнил разговор с Клео, её слова. Каким же глупым он был! Каким эгоистом, простодушным, слепым дураком! Они часами кружили по Аризоне; София, Роза, Лэнс и Бенджи сидели в салоне седана Софии, направляясь в сторону Финикса по главной магистрали, а другие искали на проселочных дорогах. Микстейп Кита уже несколько раз проиграл на репите, и Лэнс краснел всё сильнее, спрятав нос в своем зимнем шарфе. — Я волнуюсь, — повторила Роза в сотый раз, в руках её была какая-то странная желтая книжка, которую Лэнс видел впервые, — Нам надо придумать что-то, а не кататься бесцельно. — Попробую позвонить ему снова, — предложил Лэнс, вытаскивая свой телефон. Они все уже неоднократно звонили Киту, даже Бенджи попытался. Но всё бестолку. Они проехали ещё одну милю, прежде чем в голову Лэнса пришла некая идея. Он залез в групповой чат, но последним сообщением было поздравление с Рождеством от Ханка. Firelord. Choke Me Daddy. President Taquito. Hunky Munky. Princess fukboi killer. Pidgeon. Pidgeon. Пидж Холт. Лэнс позвонил им пять или шесть раз, прежде чем они наконец ответили, тон их голоса звучал вяло и хрипловато: — Алло? — Привет, Пидж! Это Лэнс, — он с трудом себя контролировал, пытаясь унять волнение, рука его, державшая телефон у уха, дрожала. Последовала длинная пауза, а потом голос Пидж раздался отчетливее и громче: — Лэнс, если ты, блять, разбудил меня так рано в Рождественское утро без веской причины… Лэнс тут же ответил: — У меня есть причина, и ситуация серьезная. Вопрос жизни и смерти. Несмотря на явное раздражение Пидж и усталость в тоне их голоса, они поняли, что Лэнс действительно в беде. Они знали Лэнса достаточно долго, чтобы уметь различать его искреннее беспокойство. И тут же Пидж на другом конце линии занервничали, досада и раздражение их сменились волнением. — Погоди-ка, что у вас происходит? Ты в порядке? — Кит. Он сбежал. Снова пауза. — Ты потерял его? Лэнс затараторил, не теряя времени: — Я всё испортил. Он сбежал, и теперь вся моя семья его ищет. Я понятия не имею, где он. — Ты серьезно? — Да. — Понятно, так ты хочешь его найти? — с осторожностью начали Пидж. — Но, может быть, он не хочет, чтобы его нашли? Наверное, у него были причины сбежать, Лэнс. Вместо ответа Лэнс так сильно прикусил свою нижнюю губу, что ощутил металлическую солоноватость на языке. Разумеется, у Кита была причина — сам Лэнс. Лэнс всё похерил, Лэнс испортил их отношения, Лэнс разбил сердце Кита. Не нужно ломать голову, чтобы понять мотивы Кита, — Лэнс и так их знал. Кит разозлился на него, и, вероятно, ему хотелось побыть одному. Вот только побег был плохой идеей, особенно в Рождество, без обуви и кошелька. — Я — его причина. И я пытаюсь всё исправить. Просто не знаю, как это сделать. — Может, извинишься? Насколько всё плохо? Лэнс чуть не рассмеялся. — Он любит меня, Пидж. И, похоже… Одно дело — признаться самому себе, но сказать это вслух? Словно воплощение самого большого его страха, его слабость, повод для беспокойства. Лэнс так долго шел к осознанию своих чувств, к пониманию чувств Кита. Теперь он не мог отступить из-за страха. — Кажется, я тоже его люблю. Пидж молчали, но Лэнс мог представить выражение, застывшее в глубине их карих глаз. — Я люблю его, — повторил он, голос его дрожал, — Или, по крайней мере, полюблю. Когда-нибудь. Я могу его полюбить. Пидж вылезли из кровати; Лэнс слышал шорох одеял и тихое поскрипывание раскрываемого ноутбука. — Я установлю его местоположение, отследив звонок с твоего телефона. Понял? — Да, я уже звонил ему несколько раз за прошлый вечер. — Всё, жди сообщение. — Огромное спасибо! Раздался шорох кончиков пальцев по клавиатуре, и Лэнс понял, Пидж включили громкую связь. — Пожалуйста. И ещё, Лэнс… — Да? Пидж молчали целое мгновение. Единственным звуком, связывающим их вместе, был шорох их пальцев. — Я горжусь тобой. Я так сильно горжусь тобой. После этого Пидж бросили трубку; они никогда не мешкали. Лэнс только улыбнулся, пообещав себе, что крепко-крепко обнимет Пидж, когда вернется в Орегон. Прошло около пятнадцати минут, и наконец Лэнс получил местоположение Кита в виде текстового сообщения от Пидж, а затем они прислали мем — на картинке был мультяшный тигр с коробки хлопьев Frosted Flakes и надпись: «Вперед, тигренок!» Кит был в Макдональдсе, — буквально в соседнем городке. Они доедут менее чем за час. По дороге Лэнс снова погрузился в чтение письма. Он перечитал его ещё раз. И ещё. И ещё, он читал до тех пор, пока не перестал различать буквы. Глаза его болели, он устал. Но письмо… То, что в нем было, каждое написанное слово было слишком важным. Лэнс хотел запомнить его, выучить, запечатлеть в памяти. В каждом предложении было откровение, каждая строка имела значение, даже последние: на них Лэнс улыбался так ярко, так долго, так искренне. Так вот. Ты пойдешь со мной на свидание? Пожалуйста. Да: Нет: Он снова ухмыльнулся, когда вторая блестящая идея пришла ему в голову, и лицо его просветлело в слабо освещенном салоне. — Мама, — позвал Лэнс, расправляя письмо на колене, — У тебя в сумочке не найдется ручки?День 10
Воскресенье, двадцать пятое декабря
Рождество
05:02
Наконец они нашли украденный минивэн Дэниела на парковке у Макдональдса, как и сказали Пидж. Однако Кита в закрытой машине не было. София, сидящая на кресле водителя, обернулась, под её глазами виднелись мешки от усталости. — Окей, — молвила она, хлопнув в ладоши, — Каков план? Стало очевидно, что Бенджи давно всё придумал, потому что он первым заговорил. Он выпучил глаза, и щеки его порозовели от предвкушения, и он чуть ли не кричал: — Мама, ты пойдешь первой. Кит стопудово расстроен до невозможности, и сердце его разбито. Если сначала отправим Лэнса, то лишь сделаем хуже, и всё окончательно пойдет по пизде. — Никакого мата! — упрекнула его Роза. Она села прямо, застегивая ветровку и оборачивая шарф вокруг шеи. — Извини, — пробормотал Бенджи, прежде чем продолжить. — Как только Mamá войдет, она воспользуется своей материнской магией. Мамины чары — очень важный фактор, они смягчат сердце Кита. Он согласится увидеть Лэнса, и вот тут мы отправим нашего плохиша. Он расскажет ему о своих чувствах, а потом в программе всякие их гейские обнимашки-целовашки, ну и всё, жили долго и очень счастливо. Норм план? Прокатит? Лэнс закатил глаза, но согласился, крепко прижимая к себе сложенное письмо, словно это было единственным, что поддерживало его сердцебиение. — Да, да, план отличный. Давайте начнем уже. Как только решение было принято за окончательное, Роза открыла дверь. Снаружи бушевал сильный ветер, волосы ее разметались порывом, спутываясь длинными прядями. Она оставила их распущенными, потому что слишком волновалась, и ей было некогда собирать их в свой фирменный тугой пучок. — Ладно, — она пыталась перекричать завывание ветра, помахав своим детям напоследок, — Не буяньте тут, пока меня нет. Хорошо? Они только рассмеялись, Бенджи поторопил её: — Давай, Mamá. И чмокни его за меня!***
Кит не мог поверить в то, что забыл свой кошелек. Он точно знал, где его оставил, — на лэнсовской тумбочке. Тумбочка была в его комнате, комната — в доме, дом — за много миль отсюда. Он нашел в кармане немного мелочи — несколько четвертаков да пятицентовые монеты, которой хватило только на маленькую картошку фри. Коробочка тоже почти кончилась; последняя картошинка всё ещё одиноко лежала в луже кетчупа. Кит вздохнул, засунув её в рот. Он что угодно отдал бы сейчас за молочный коктейль. В животе у него заурчало, словно в напоминание о каждой совершенной им ошибке. В течение последних двух часов Кит только и делал, что метался меж двумя опциями: паника и гнев. Он был напуган, сознавая, что он совсем один, что у него нет ни денег, ни топлива. Всё, что у него осталось, — его телефон, и он не решался ни позвонить кому-нибудь, ни ответить на входящие. Но страх сменялся чистой всепожирающей яростью. Он сидел за столиком на диване в углу Макдональдса и просто пялился в никуда, считал количество плиток на потолке. На каждую плитку приходилось по пункту из списка вещей, которые он ненавидел, и он наслаждался своим гневом, смаковал свою боль. В данный момент воображаемый список достиг стa девяти пунктов, и Кит обнаружил, что ему всё ещё конца-края нет.99. Ненавижу веснушки Лэнса. 100. Ненавижу его дурацкую любовь к курочкам. 101. Ненавижу, что он спит без футболки. 102. Ненавижу смех Матэо. 103. Ненавижу, что Клео — лучшая сестра в мире. 104. Ненавижу, что София перевернула все мои представления о матерях. 105. Ненавижу, что Роза перевернула их ещё сильнее. 106. Ненавижу, что Жози потрясно заплетает мои волосы. 107. Ненавижу, что Бенджи может рассмешить меня. 108. Ненавижу, что…
И тут над Китом словно нависла грозовая туча, роняя на него тень. Он нахмурился и поднял голову, чтобы посмотреть на незваную гостью. Кит и подумать не мог, что будет так рад увидеть её. Лицо её было усталым, напряженным. Морщинки вокруг её рта стали куда заметнее от недосыпа, под глазами виднелись мешки, длинные черные распущенные волосы ниспадали на плечи, словно тяжелый занавес. В руке её был молочный коктейль — фирменная рождественская серия Мака со вкусом карамельных тросточек. — С Рождеством, — прошептала Роза, протягивая ему напиток. Ему захотелось улыбнуться, это желание стало осязаемым, болезненным. Просто Роза оказывала на него такое влияние. — Как Вы узнали, что я умирал без молочного коктейля? Пауза. — Назовем это материнским инстинктом. Как только Кит протянул руку, чтобы схватить стакан, что-то блеснуло в её взгляде. Это были игривые, проказливые, почти дьявольские искорки; отголосок обыденного выражения лица Жози. Она молниеносным движением вырвала стакан из его руки и сделала приличный глоток через трубочку. Кит приоткрыл рот от шока, но она лишь захихикала. — Извини, — невинным тоном бросила она, снова передавая ему коктейль, — Я должна была убедиться, что он не отравлен. Именно тогда Кит понял, что больше не может сдерживаться. Роза. Всё благодаря Розе. Она была такой необычной, не похожей ни на кого из всех встретившихся в жизни Кита людей, неудивительно, что Лэнс любил её. Немудрено, что Лэнс без умолку говорил о ней, пока они вроде как должны были делать домашку, и не диво, что он стабильно хотя бы раз в неделю звонил ей по Скайпу из колледжа. Любовь Кита к этой женщине нельзя было описать словами, да и не получилось бы. Он думал, что теперь понимает любовь, даже написал то ужасное, смехотворное письмо Лэнсу. Но нет, любовь продолжала удивлять его, каждый раз его сердце сжималось от боли и тут же увеличивалось, билось чаще и подскакивало к горлу. Над ним стояла женщина, к которой он вообще не имел никакого отношения, меж ними не было ни кровных уз, ни иных обязательств, но он любил её. В нем пульсировало и набирало цвет что-то безусловное, столь яркое и осязаемое, что он готов был поклясться, что может протянуть руку и коснуться этого чувства. Поэтому он вдруг расплакался. Эта её странная шутка с коктейлем заставила его всхлипнуть, слезы бесконечным ручьем потекли по его щекам и носу. У Кита никогда не было мамы, с которой вот так можно было бы пошутить, которая бы проверяла его напитки на наличие яда. Даже если Роза просто шутила, притворялась, это было настолько сентиментально, настолько искренне, что грудь Кита болезненно заныла. — Кит! — внезапно вскрикнула она, поставив молочный коктейль на стол. Она села рядом с Китом и крепко обняла его, положив его голову себе на грудь. — Что такое? Почему ты плачешь? Кит не мог и слова вымолвить, он буквально сотрясался от рыданий, слишком сильных, слишком мощных, чтобы контролировать их. Вместо этого он позволил слезам течь, уткнувшись лицом в ключицы Розы, уже посадив на её ветровку влажные пятна. Но Розу это совсем не волновало, она просто поглаживала Кита по волосам с такой любовью, с такой нежностью. — Ну всё, всё, — ворковала Роза, проводя пальцами по линии роста его волос, — Всё хорошо. Поплачь немного. Несмотря на то, что с Китом никогда раньше не происходило ничего подобного, он решил, что ему это нравится. Объятия матери. Кит вспомнил: однажды Роза сказала ему, что для неё её дети всегда будут маленькими, и что в любом возрасте не стыдно пообниматься с матерью. Этим уникальным правом дети семьи Санчез были наделены с рождения. Роза утверждала, что всё ещё обнимает Лэнса, пока они сидят на диване и просто разговаривают, хихикая, рассказывая друг другу случившееся с ними за день. Кит никогда не испытывал ничего подобного, но теперь он плакал в объятиях Розы в углу ресторана быстрого питания. Как же ему повезло. Кит словно получил чрезвычайно редкое благословение свыше, настолько хрупкое, не сравнимое ни с чем, что сейчас он боялся, как бы неловким движением не испортить момент. Ещё через несколько минут он наконец успокоился, и, когда слезы высохли, Кит наконец отстранился. Однако Роза так и не выпустила его ладони из своих, крепко сжав. Кит любил даже её руки, теплые, усеянные морщинками, отметинами, оставшимися в напоминание о тяжелой работе на протяжении всей её жизни. Молчание было приятным, уютным, расслабляющим, но Кит его нарушил: — Мне так жаль, Роза. Кит не ожидал увидеть такое выражение на лице Розы. Она смотрела на него так ласково, даже любовно; неудивительно, что Кит не мог узнать этого взгляда. Это было не знакомое ему доселе чувство преданности. — Mi Niño, — прошептала она, губы её дрожали, — К чему сожаления? Ты ведь ничего такого не сделал. Кит сглотнул, низко опустив голову со стыда. — Нет, сделал. Я испортил Ваш семейный ужин. Я лгал Вам всё это время, я обманывал всю Вашу семью. Я злоупотреблял Вашим гостеприимством и… — он дернулся, прядь его темных волос упала на лицо, скрывая глаза и нос. — Мне очень жаль. Роза молчала, вместо ответа коснувшись рукой его щеки. В её жесте было сколько ласки, столько нежности, но Кит не знал, что означает столь своеобразный поступок. — Если тебе жаль, — молвила она, не отнимая руки, — Тогда мне тоже жаль. Кит поднял взор и ахнул. Роза тоже плакала. Так же, как и он. Увидеть такую женщину, как Роза, плачущей… Это казалось запредельным, неправдоподобным. То же самое испытывал Лэнс, когда впервые увидел, как его отец плачет, — это было странно, нереально. Для Лэнса плач Розы, сильной, умной, независимой женщины, стал бы уму непостижимым событием, чистой эмоцией, заставляющей сомневаться в слезах, пошатнувшей общественные стандарты. — Почему Вы плачете? — пробормотал Кит, вовсю сражающийся с искушением коснуться её лица так же, как она дотронулась до его щеки. — Почему Вам жаль? — Потому что, — выдавила она, вытирая слезы ладонью, — Ты так важен, так хрупок, так добр, и никто никогда не говорил тебе об этом. Жизнь была с тобою несправедлива, тебе столько пришлось вынести, и мне жаль, что меня не было рядом всё это время. Я что угодно бы отдала, чтобы ты не чувствовал себя таким одиноким. Кит был смущен, сбит с толку. Что к чему? Почему Роза ни с того ни сего решила сказать это? — Я не понимаю, — прошептал Кит, его голос звучал надтреснуто. Роза наконец успокоилась, садясь прямо. — Я нашла твой рождественский подарок, — тихо объяснила она, — И прочитала письмо. Глаза Кита заблестели, и осознание вдруг настигло его. — То есть… — Письмо? И книга? — Роза кивнула, — Я нашла их. Мы бросились наверх и хорошенько порылись в твоих вещах после твоего побега. Извини, — она усмехнулась, раскрывая свою кожаную сумочку, запустила туда обе руки, пытаясь что-то отыскать в творившемся там хаосе, и в итоге вытащила желтую книгу. — Я прочитала несколько глав истории в машине, пока мы искали тебя, — она с нежностью провела пальцем по корешку, взгляд её был таким теплым, — Но письмо, которое ты мне написал, я прочитала полностью. Кит покраснел, мгновенно отвел взор. То письмо было мимолетным порывом. Кит хотел, чтобы Роза прочитала его после их с Лэнсом отъезда в Орегон. Но теперь ему, видимо, придется сгореть со стыда перед ней за столиком в Макдональдсе. — Я написал на конверте «Не вскрывать до тех пор, пока мы с Лэнсом не расстанемся», — промямлил Кит, щеки его порозовели, — Я и подумать не мог, что Вы уже его прочитали. Роза усмехнулась и потянулась к нему, чтобы с осторожностью погладить его по рукам. — Ну, как оказалось, вы с ним — просто друзья, и я поняла, что без проблем могу прочесть его. Кит ещё сильнее залился краской, ему нестерпимо захотелось отвернуться. Лишь улыбка Розы могла успокоить его, развеять его страхи и тревоги, и он чувствовал, что согревается под её взглядом. Это письмо было настоящим откровением, даже близко не похожим на письмо Лэнсу. Любовное письмо наполняли его истинные чувства и эмоции, а вот послание для Розы простыми словами описывало прошлое Кита. Никаких деталей, никакого пафоса. Оно было коротким и миленьким, начиналось и заканчивалось ужасным корявым почерком Кита.***
Роза, К моменту прочтения Вами этого письма меня уже не будет в Вашем доме. Потому-то я и решился написать Вам: я знал, что больше никогда Вас не увижу. Мы с Лэнсом всех обманули. На самом деле мы не встречаемся. Пожалуйста, не сердитесь на него, мы ведь оба затеяли эту аферу. Он лишь хотел Вас порадовать. Однако у меня такое стойкое ощущение, что ему следовало привезти домой девушку, чтобы угодить всей семье. Ну, я уж точно не девушка, и не всем это по нраву. В том числе и Лэнсу. Он привез на каникулы парня не для того, чтобы побесить Вас или Хайме, и не для того, чтобы навязать всем свою ориентацию, а потому, что бисексуальность — часть его личности. Он должен был поступить так в угоду своим собственным желаниям. И ещё кое-что. Я написал это письмо, так как знал, что спокойно раскрою в нем свои чувства безо всяких мыслей, что сгорю со стыда и не смогу потом смотреть Вам в глаза. Поскольку я больше никогда Вас не увижу, мне показалось, что пришло время рассказать Вам правду. Я — сирота, Лэнс сообщил Вам об этом. И ещё я был трудным ребенком, часто злился, расстраивался, раздражался. Я вырос без какого-либо примера для подражания, которым становятся отец и мать для своих детей, без материнской ласки, потому что зачастую отталкивал своих приемных родителей или не знал, как выразить свою потребность в любви. Не буду вдаваться в подробности своей жизни или рассказывать о выпавших на мою долю трудностях, но знайте, Роза: единственным, что когда-либо заставляло меня чувствовать себя достойным любви, была эта книга. Надеюсь, Вы прочитаете её, помня о моих словах. Эта книга приносила мне покой в самые тяжелые времена, когда рядом никого не было, она дарила мне ощущение, что я любим, которого я никогда прежде не испытывал. Я знаю, что я всего лишь друг Вашего сына, и знаю, что мы больше никогда не увидимся, но я просто хочу, чтобы Вы знали: Вы — первый встреченный мною человек, заставивший меня почувствовать ту же любовь, что и эта книга. Наверное, именно поэтому я решил подарить Вам её. Сюжет не менее важен, и мне кажется, что он не шибко-то отличается от моей собственной жизни. А Вы помогли завершить эту историю. Спасибо Вам. За всё. Кит***
Кит поднял взор от письма, которое Роза протянула ему, чтобы он мог прочитать его в последний раз. Воцарилась тишина, ни неловкая, ни умиротворяющая. — В книге есть один абзац, — тихо заговорила Роза, о чем-то задумавшись, — Я уверена, ты знаешь его наизусть. Кит прикусил губу, кивнув, поскольку она, скорее всего, была права. — Про пчел? Роза тоже кивнула и раскрыла книгу в поисках нужной страницы. Как только она нашла её, то принялась читать вслух, и хрипловатый голос её звучал музыкой в ушах Кита: — «Не бойся, поскольку ни одна нормальная пчела не захочет тебя ужалить. Но и не будь идиоткой: надевай кофту с длинными рукавами и брюки. Не пытайся их прихлопнуть. Даже не думай об этом. Если сердишься, просто свистни. Гнев нервирует, а свист усмиряет пчелиный нрав. Веди себя так, словно знаешь, что делаешь, даже если это не так. И главное — дари пчелам любовь. Все хотят, чтобы их любили». Она вздохнула, захлопнув книгу. — Помни об этом, Кит. «Все хотят, чтобы их любили». Даже ты. Кит кивнул, опасаясь, как бы снова не расплакаться. — А теперь, — Роза встала, — Пей свой молочный коктейль. Я отправлю к тебе моего мальчика. Не обижай его. Кит вдруг побледнел, с трудом сглатывая. — Погодите, Вы впустите сюда Лэнса? — Ну разумеется, черт возьми. Мой сынок за всё это время успел, наверное, тысячу раз прочитать твое письмо. Рано или поздно он вытатуирует его на своей левой ягодице, — она от души рассмеялась, с осторожностью засунув книгу обратно в сумочку. — В любом случае я, как его мать, помешаю ему сделать это. А ты с ним поговоришь. Вот мой приказ. — Но… Она указала на молочный коктейль. — Пей давай. Кит ничего не мог поделать, он просто кивнул и сделал глоток. Сладость карамельных тросточек и ванили наполнила его рот, мгновенно обволакивая его желудок, согревая его, и он так долго этого хотел. Когда Роза ушла, Кит почему-то снова рассердился. Он не хотел видеть Лэнса. Он злился на него, был раздосадован, раздражен. Кит не хотел ни сидеть рядом с ним, ни разговаривать. Слева от дивана Кита брякнул дверной колокольчик, но он не повернулся. Раздался звук шагов, всё ближе и ближе. Кит с силой вцепился в стакан и уставился на стол, внезапно заинтересовавшись пятнами на нем. Вдруг на диван по ту сторону стола напротив Кита плюхнулся кто-то тяжелый, вытягивая ноги под столом. Колени его уперлись в китовские, но тот всё ещё не поднимал взор. — Извини, — пробормотал этот кто-то, — Ноги длинные. Кит не смог удержаться: он посмотрел на него. Это был Лэнс. Ну, очевидно же. Он выглядел усталым, синие глаза его потемнели, и на нем была ветровка. Он явно замерз, мелко дрожа, хотя над ними висел обогреватель. Кит выпалил: — Я тебя ненавижу. Слова слетели с его губ до того, как он это осознал. Он не хотел их произносить, не планировал его ранить, и это ничуть не ослабило напряжение. Лэнс вздохнул. — Я знаю. Кит не ненавидел его. Может, он и хотел его ненавидеть, может, ему и нужно было его ненавидеть. Вот только он его любил, — такова реальность. Он не ненавидел Лэнса, но эти три коротких слова… «Я тебя ненавижу»? На самом деле Кит имел в виду нечто противоположное. Он понял, что проиграл, безнадежно потерялся в усталом взгляде Лэнса, глаз не сводил с грязного пятнышка у линии его челюсти, с его растрепанных волос. Было похоже на утренний шухер на голове, но куда хуже, — словно ищущий его Лэнс всю ночь провел в машине. Лэнс остолбенел от услышанного, он так сильно вцепился в край столешницы, что костяшки его пальцев побелели. Он многое хотел, нет, должен был сказать, но они так и сидели в тишине и ничего не говорили. — Зачем пришел? — наконец спросил Кит, вглядываясь в его лицо, ему казалось, что в выражении его лица сквозит беспокойство. — Чего ты хочешь? Лэнс моргнул, отцепившись от стола и положив руки на колени. — Хочу всё объяснить, — едва слышно пробормотал он, — Надеюсь… — он вдруг затих, и Кит вопросительно посмотрел на него. — Надеешься? На что? Лэнс стиснул зубы. — Что ты хотя бы выслушаешь. Неужто Киту хотелось этого? Нет. Ему не нужны были никакие оправдания, или причины, или мотивы поступков Лэнса. Он хотел услышать извинение — настоящее, искреннее. Поэтому он просто пялился на него, привалившись плечом к стене своего дивана. — Ладно. Попробую. Лэнс потер нижнюю губу, опустив взор на трещинки, усеивавшие столешницу. — Так вот, — начал он, явно колеблясь, — Прости меня. И я хочу, чтоб ты знал: я — мудак. Кит фыркнул, разозлившись. — Зачем говорить то, что я уже знаю? Лэнс нахмурился. — Ну ок. Я просто сказал, что признаю это. Я — мудак, согласен с тобой. — Значит, ты признаешь, что ты — мудак, и ты так оправдываешься? — Да. — Это и есть твое извинение? — …да? Кит закрыл глаза и стукнулся затылком о диван, ощутив укол острой боли. Не таких извинений он ожидал. Он хотел, чтобы Лэнс опустился на колени или расплакался, он хотел, чтобы Лэнс действительно раскаялся, по-настоящему извинился, полностью сожалел о содеянном. Кит это заслужил. — Какая-то хрень, — произнес Кит. — Но я правда сожалею, — вскрикнул Лэнс, придвинувшись ближе, — Я просто, ну, не знаю, — он замолк, прикусив губу, — Не знаю, как выразить. Но я прошу твоего прощения. Кит посмотрел на него, наблюдая за ним, пытаясь различить искренность в его словах. — Почему? Почему сожалеешь? Лэнс хотел что-то сказать, но ни звука не слетело с его губ. Тишина их обоих обескураживала, и нечем было заполнить эту пустоту. — Всё ясно, — пробормотал Кит, вскочив на ноги. С него хватит. Он сыт по горло его дерьмовыми попытками вымолить прощение. — Я ухожу. Стоило Киту повернуться, оставив за спиной Лэнса и стакан молочного коктейля со вкусом сахарных тросточек, как вдруг заиграла песня, — негромкая мелодия доносилась из динамика лэнсова айфона. Это было неожиданно, необычно и достаточно красноречиво, чтобы Кит обернулся и глянул на него. Он узнал песню, название на языке вертелось, — мелодия семидесятых годов. И тут же им овладел страх. Он что… пытается извиниться песней? Кит всё понял, как только Лэнс встал и осветил зал своей фирменной идиотской ухмылкой. Лэнс вдруг начал двигаться: он покачивал бедрами с айфоном в руке и подпевал мелодии. Это было одновременно и ужасно, и потрясно: песню он явно выбрал неудачно, но припев был чудесным, заедающим. И Киту нравилось. — Spending all my nights, all my money going out on the town. Doing anything just to get you off my mind… Кит скривился, услышав его пение. Он орал дурниной мимо нот, и это было и стремно, и позорно, и восхитительно. Киту хотелось врезать ему за это, но в то же время очередная лэнсовская выходка казалась ему совершенно очаровательной. — But when the morning comes, I’m right back where I started again. Trying to forget you is just a waste of time… — Боже мой, — ахнул Кит, сознавая, что ноги сами собой несут его к Лэнсу. Словно он был под каким-то его заклинанием: движения его ног гипнотизировали, изгибы его тела приковывали взгляд. Кит не смог удержаться, он подошел чуть ближе, когда Лэнс в очередной раз вильнул бедрами. Лэнс проорал первую строчку припева, — это был полный пиздос. — BABY COME BACK! Кит прикрыл лицо руками, подглядывая сквозь пальцы. — Any kind of fool could see! Кит застонал, скрывать свое смущение оказалось так сложно. Он должен был злиться. Он должен был c ума сходить от гнева, но ему хотелось ржать в голос, и он не мог сдержать хихиканье. — Пожалуйста, прекрати, — промычал Кит в свою ладонь, но в тоне голоса его не было злобы. Теперь он просто смеялся, и в уголках его глаз собирались слезы. — Baby come back! You can blame it all on me! — Ты — ходячий мем, — выкрикнул Кит, на коже его проступал румянец, даже его уши заалели. — I was wrong, and I just can’t live without you! Маковские работники ночной смены за кассой посмеивались над ними, все наблюдали за тем, как Лэнс разворачивается на сто восемьдесят градусов. Он танцевал не для Кита: его выкрутасы предназначались им. Он намеренно позорился, выставлял себя дураком, и он это знал. Таким образом он просил прощения, и Кит не мог не простить его. Только по-настоящему раскаивающийся парень станцевал бы в Макдональдсе для своего возлюбленного. — Ладно. Ладно, ладно, хватит… — Кит хихикнул и потянулся к его айфону. Лэнс просто увернулся, крутанувшись на одной ноге. Он покачал головой и улыбнулся, вместо этого тут же схватив Кита за руку. Он продолжал танцевать, покачивая бедрами. — Я серьезно. Прости меня, — он пытался перекричать музыку, всем телом танцуя кругами. — Я всё испортил, а ты этого не заслуживал. Ты достоин самого лучшего, а не такого дерьма, как я. Ты достоин целого мира. Кит затаил дыхание, медленно опуская ладонь. — Я… Лэнс схватил Кита за руки, прижимая их к своей груди. — Надеюсь, ты простишь меня. Пожалуйста, прости меня, Кит. Я не хочу тебя потерять. У Кита даже не было времени, чтобы обдумать ответ. Лэнс раскаивался, это было очевидно. Вот только он не умел просить прощения. Ну, не то, чтобы он никогда не испытывал чувство вины, нет. Этого сожаления в нем хватит на всю жизнь. Он придумал эффектный способ извиниться, но в глазах его плескался страх. Он боялся, что Кит его отвергнет, был напуган и слишком смущен, слишком обеспокоен его эмоциями. Всё это — песня, танец, унижение, смех, было его способом вымолить прощение. Кит кивнул. — Да. Я прощаю тебя. Он замолчал, слабо улыбнувшись. — Да хватит танцевать! — Он повернулся и жестом показал на работников ресторана. — Мы ж не одни. Улыбка Лэнса из нежной превратилась в дьявольскую. — Ну, в таком случае… Кит взвизгнул, с ужасом глядя на то, как Лэнс опускается на колени. Повара и кассиры хором ахнули, какая-то женщина, явно обрадовавшись, в восхищении хлопнула своего коллегу по плечу. Лэнс смотрел на Кита округлившимися, влажно поблескивающими глазами. — Ты… — начал он, но тут же полез за чем-то в карман. Сердце Кита заколотилось. Мысленно он заклинал, умолял Лэнса не делать этого. Он был сбит с толку, сконфужен. Кит был против того, к чему шло дело… Внезапно прямо перед ним оказалось его письмо. Его явно много-много раз складывали вчетверо, а потом разворачивали. Бумага потрепалась, запачкалась, на ней виднелись следы от простого карандаша. Лэнс развернул его, бережно расправив уголки. Кит выдохнул. — Ты пойдешь со мной на свидание? Именно тогда Кит присмотрелся. В самом низу рядом со словом «Да» стоял крестик, выведенный красной ручкой на неровной поверхности. Так вот. Ты пойдешь со мной на свидание? Пожалуйста. Да: Х Нет: Киту следовало догадаться: Лэнс был таким романтиком, что аж зубы заныли от зашкаливающего уровня милоты. Привязанность сквозила в выражении лица Лэнса. Это были любовь, нежность, обожание, преданность — всё и сразу, просвечивающие меж его ярких веснушек, стекающие с кончиков его изогнутых ресниц. — Да, — прошептал Кит, медленно отстраняясь, — Пойду. И тут же, ухмыльнувшись самым коварным и бессовестным образом, Лэнс обхватил его бедра и поднял его. Кит заорал, всё ещё хихикая, и ногами обвил его талию. Руки он сцепил в замок на его затылке, в шутку потянув отросшие пряди его темных волос; Лэнс был слишком ленив, чтобы регулярно стричься. — Мне так жаль, — затараторил Лэнс, голос его звучал так низко, так хрипло, — Очень-очень. Ты представить не можешь, как я сожалею. Прости меня. Прости. Прости… — Ну всё, всё, — молвил Кит, потянувшись к его губам, — Представляю. — Значит, ты простил меня? Прям по-настоящему? — Я не знал, смогу ли. По крайней мере, до твоего приезда. — Так прощаешь или нет? — Лэнс прижался лбом к китову лбу, он весь дрожал, — Правда? Прям правда-правда? — Я уже сказал. Я прощаю тебя. Пауза. — Значит, я могу тебя поцеловать? Широкая, сияющая улыбка расцвела на губах Кита, на его щеках показались маленькие ямочки. — Я уж боялся, что тебе духу не хватит спросить… Лэнс тут же впился в его губы, ещё крепче прижав его к своей груди. Он хихикнул в поцелуй; это было щекотное, согревающее ощущение. Вкус карамельных тросточек и ванильного мороженого. Лэнс скользнул языком в его рот, и Кит ещё сильнее потянул его за волосы, и оба безо всякого стыда касались друг друга, — слишком откровенное зрелище для усталых работников Макдональдса. Кит дрожал от удовольствия, кончиками пальцев проводя по его горячей коже, дотрагиваясь до каждой отметины на ней, до каждого изгиба его тела; они оторвались друг от друга лишь на мгновение. Лэнс усыпал поцелуями нос Кита, веки, щеки, подбородок, и тот не мог сдержать улыбку, пока его целовали с такой нежностью, с таким рвением. Они оба забыли и о Рождестве, и о недосыпе, и об усталости, и о том, что было почти шесть часов утра. Они даже не вспоминали, что снаружи в припаркованном седане их ждали члены их семьи, даже не думали о том хаосе, в который им придется вернуться. Они игнорировали сотрудников Мака, столпившихся на кухне и просто наблюдающих за ними. Они позабыли давние обещания и глупые ошибки, список которых был бесконечен. Вместо этого они ловили момент, просто наслаждались друг другом. С течением времени будет ещё больше поцелуев. Чмок в ухо, цепочка поцелуев по линии челюсти. Поцелуи будут усеивать мягкий животик извивающегося от щекотного ощущения Кита, а Кит обласкает каждую веснушку Лэнса, даже те, что на его плечах, спине, ладонях. Каждый поцелуй будет смаковаться, храниться в памяти, многократно повторяться. Больше никакой лжи. Эти поцелуи были настоящими.День 10
Воскресенье, двадцать пятое декабря
Рождество
15:15
Кит был доволен. Столько простое, умиротворяющее ощущение, своего рода наслаждение, наполняющее его от кончиков пальцев ног до корней волос. Он лежал на диване, прижавшись спиной к груди Лэнса, обнимающего его обеими руками. Было так тепло, так приятно, что в груди всё ныло и трепетало, и всё, о чем Кит мог думать, — как же он счастлив. В доме было тихо — впервые за несколько дней. Почти все члены семьи решили прикорнуть после обеда, даже Хайме и Роза. Только дети играли все вместе где-то на втором этаже. В гостиной был дикий срач — с самого утра на полу валялись подарочная упаковка и остатки завтрака. Семья отправилась на рождественскую мессу после вручения подарков (несмотря на нытье Лэнса и Бенджи), и все приехали домой измотанными, усталыми и готовыми ко сну. — Больше не хочу посещать мессу, — проскулил Лэнс в затылок Киту, глаза его были закрыты, ресницы подрагивали, и рукой он ближе притягивал Кита к себе. Они оба устали и хотели спать. Праздничный галстук свисал с края кровати, одним концом лежа на полу. Раньше он принадлежал Бенджи; на гладком шелке чередовались красные и зеленые полосы, — в таком было стремно показаться на публике. — Ну и не надо, — ответил Кит, перевернувшись в объятиях Лэнса, и носом уткнулся в его щеку, — Просто подними бунт. Лэнс наслаждался его улыбкой. Румянец на его щеках, морщинка на кончике его носа, его тихое хихиканье — всё это распаляло Лэнса, заставляло желать большего, не одних лишь невинных обнимашек на диване. Лэнс хотел больше скромного поцелуя: не один, не два, а тысячи тысяч поцелуев на губах Кита. — Может, так и сделаю, — пробормотал Лэнс, открывая глаза, и потянулся к Киту, — А может, просто поцелую тебя. Кит провел пальцем по нижней губе Лэнса. Они лежали так близко другу к другу, что Киту даже было больно. — Это угроза? — прошептал он, во взгляде его поблескивало озорство, и улыбка из слабой стала коварной. Лэнс времени даром не терял: желание Кита было более чем очевидно. В то же мгновение он поцеловал его, лаская его горячие влажные губы. Движения его были осторожными, неторопливыми, мучительно медленными. Кит хотел, нет, жаждал большего, и в какой-то момент неспешный поцелуй стал страстным, пылким. Киту это нравилось: грудь Лэнса под его ладонями, его тихие несдержанные стоны, прозвучавшие в ту же секунду, как Кит прихватил зубами его губу. Позиция резко сменилась: Кит вдруг уселся на бедра Лэнса, оседлав его, и тот лишь приподнял свой таз, подбросив ахнувшего Кита. — Ты… — Кит выдохнул в его рот, руками внезапно потянувшись к пуговкам на рубашке Лэнса. — Просто… — он продолжал расстегивать их, пытаясь добраться до его кожи. — Ходячий… — он добрался до последней, срывая рубашку с плеч Лэнса. — Секс. Лэнс немедленно отстранился, последнее слово повисло в воздухе. Кит захныкал, протестуя, слепо ткнулся в его шею, он хотел снова накрыть его губы своими, продолжить целоваться, но Лэнс снова всё испортил. Кит открыл глаза, раздраженный, и увидел ту самую уебанскую ухмылку. — Что ты сказал? — спросил Лэнс с самым невинным видом. — Я не расслышал. Сексуальное желание, аккумулирующееся в Ките, внезапно рассеялось. Он нахмурился и сел прямо на бедрах Лэнса. — Ты издеваешься? — проворчал он, руками опершись о голую грудь Лэнса. — Ты серьезно просто взял и… — Ага. Скажи ещё раз, я не расслышал. — Нет. Лэнс смотрел на него с насмешкой, нахально улыбался. — Ну скажи. Кит зарычал, больше всего на свете ему хотелось вернуться к их прежнему приятному занятию. Что вообще случилось с этим привлекательным, дьявольски соблазнительным, источающим сексуальную ауру парнем, которого он оседлал всего минуту назад? Кит сдул прядь волос с лица. — Окей. Если скажу ещё раз, ты будешь доволен? Лэнс усмехнулся. — Возможно. Кит громко застонал, его недовольство, наверное, было слышно в соседней комнате. Ну, сейчас-то он уж точно всё запорол, и Кит просто слез с него и сел на пол. — Ты невыносим. — Что? — внезапно оживился Лэнс, оставшийся на диване. Он вдруг забеспокоился, глаза его были расширены, а губы — поджаты. — Так и не скажешь? Я думал, ты повторишь! Кит покачал головой, злорадствуя, что сорвал дурацкий план Лэнса. — Не-а. Я уже сказал один раз и никогда не повторю. — Но почему? — заскулил Лэнс, он сел и взмахнул руками, как ребенок. — Ты такой подлый! Кит только хмыкнул, а затем вытащил свой телефон и залез в соцсети, полностью потеряв интерес ко всему остальному. — Эй, ну, может, просто продолжим с того, на чем остановились?.. — Нетушки, — Кит глянул на него и усмехнулся, покачав головой, — Ты всё испортил. Сам виноват. Кит, наверное, должен был почувствовать себя виноватым за то, что оставил своего возлюбленного в таком состоянии, но ему казалось, что Лэнс заслужил это. Он любил дразниться, и иногда его необходимо было проучить. Прошло несколько минут, и всё это время Лэнс дулся. Кит не двигался, не желая потакать его желаниям, вместо этого он с ухмылочкой листал Твиттер. Через какое-то время Киту вдруг подумалось, как долго Лэнс протянет в этом взаимном игноре. В конце концов, ему захочется помириться. Немного погодя Кит решил исподтишка глянуть на него. К его удивлению Лэнс больше не дулся, вместо этого он как-то странно смотрел на самого Кита. Столь не свойственное ему выражение редко можно было увидеть на лице Лэнса. Кит мог с ходу назвать только два случая, когда ему удавалось застать его с таким лицом, — например, сегодняшним утром в Макдональдсе. Ничего необычного: губы Лэнса были изогнуты в кривой ухмылке, глаза полуприкрыты, подернуты пеленой, щеки покраснели. Кит согревался изнутри под этим взглядом, словно Лэнс пытался запомнить каждую морщинку, каждую отметинку на лице Кита, его всего. — На что смотришь? — спросил Кит, любопытство овладело им. — Да так, — коротко бросил Лэнс, и то чудесное выражение внезапно исчезло. Он отвел взгляд, встал и залез в свою гору подарков. Кит ничего не говорил, потому что боялся разрушить магию момента. Лэнс всё ещё рылся в груде коробок и коробочек, бросая какие-то незначительные подарки на диван. Лэнс наконец нашел искомое, сжимая в руке микстейп Кита. Пластиковый бокс выглядел точно таким же, каким Кит его помнил, вот только маркерные чернила на диске немного смазались от частого использования. Лэнс засиял, с торжествующим видом раскрывая бокс, он направился к радиоприемнику. — Серьезно, что ли? — проскулил Кит, наблюдая за тем, как Лэнс вставляет микстейп в дисковод. — Я не буду танцевать. Даже не думай. — Нет, будешь, — возразил Лэнс, пропуская пару-тройку песен в поисках чего-то конкретного. — Под свой собственный микстейп?! Ты хоть знаешь, какие там стремные песни? — Знаю, — палец Лэнса завис над кнопкой Play, — И поэтому провозглашаю новый закон: всегда танцевать с Лэнсом под микстейпы. Кит скрестил руки на груди, с места не сдвинувшись. — Но этот микстейп ужасен. Я знаю, я ж сам его сделал. Лэнс нажал на Play, не обращая никакого внимания на нытье протестующего Кита. Приемник издал короткое «вж-ж-ж», прокручивая диск, и Лэнс быстренько скользнул через комнату в объятия Кита. — Всё нормально, — заверил Лэнс, поднимая его с пола, — Эта песня — одна из моих любимых. — Больше похоже на пытку. Я ведь отказался повторять, что ты сексуальный. Лэнс постучал пальцем по подбородку, словно раздумывая над его словами, прежде чем согласиться. — Возможно, так и есть. Кит закатил глаза и вместо ответа позволил Лэнсу перехватить контроль. Лэнс всегда вел, когда они танцевали, и точно знал, как надо двигаться и когда начинать. После нескольких неудачных попыток встать правильно Кит просто прижался к его груди. Лэнс всё ещё был полуголым, рубашка его осталась на диване, но Кит только радовался этому, тайком наслаждаясь его близостью, пальцами проводя по его обнаженной коже. Зазвучала песня, мелодия была хорошо знакома Киту. Он помнил, что сразу же включил её в микстейп; неспроста Лэнс её выбрал. Она называлась Stand by Me, и слова эти значили больше, нежели просто припев. В них ощущалась искренность, и Кит надеялся, что для Лэнса строки этой песни значили нечто важное, сентиментальное, как и для него самого. Видимо, так и было. Лэнс с нежностью обнимал его, пока они танцевали кругами по гостиной. Лэнс был близко-близко, и Кит положил подбородок на его плечо. — «When the night has come, and the land is dark, and the moon is the only light we’ll see…» Кит вспомнил, что всего несколько ночей назад они впервые танцевали на кухне, скользя по кафельной плитке в одних носках. Ни Кит, ни Лэнс так и не догадались об истинном значении случившегося: то был их первый танец. Они не знали, сколько танцев их ждет. Будут медленные и быстрые, веселые и чувственные, танцы под покровом ночи, танцы при свете дня. Независимо от выбора музыки каждый танец будет принадлежать только им двоим. — «No I won’t be afraid, Oh, I won’t be afraid, Just as long as you stand, stand by me…» Лэнс напевал себе под нос, подстраиваясь под вокал Бена Э. Кинга. Кит чувствовал это в своей груди: мягкую вибрацию, расходившуюся по грудной клетке. Они танцевали так медленно, никуда не спешили. Вот так, наедине друг с другом, обнимая, прикасаясь, поглаживая. — «So darling, darling stand by me, oh stand by me, oh stand, stand by me, Stand by me…» Оно того стоило. Танец, тепло его тела, слова песни — каждый болезненно-приятный момент стоил того. Всё, чему Кит научился в Аризоне, было благословением; он ни о чем не жалел. Кит боялся, что всё исчезнет, если он моргнет. Исчезнет маленький Матэо, с которым он часто играл, исчезнет Жози, заплетающая его волосы. Клео тоже пропадет из его жизни, и Кит никогда не увидит, как она идет к своим мечтам, столь смелым и ярким для такой маленькой, сильной девушки. Исчезнут Рэйчел и Дэниел, их маленькая Изабелла впредь никогда не потянет Кита за хвостик, не подует пузырики в его сторону. Роза больше никогда не обнимет Кита в Макдональдсе. Он никогда не узнает о важности семьи, никогда не сможет попросить Розу обнять его и тут же оказаться в её объятиях. И Лэнс. Исчезнет его Лэнс, с которым он так часто спорил, которого хотел целовать, и щекотать, и прижимать к себе, и ласкать часами. И поэтому Кит боялся моргать. Ему хотелось, чтобы всё это осталось в его жизни навсегда. И он не ждал возвращения в Орегон: там его ничего не держало. Там у него не было матери с руками, усеянными морщинками, словно звездами, с нежностью поглаживающей его по волосам, напевающей колыбельные на испанском, не было семьи, которую он мог назвать своей. Именно тогда, кружась в объятиях Лэнса, Кит принял решение. Он никогда не отпустит семью Санчез.***
If the sky that we look upon Should tumble and fall Or the mountain should crumble to the sea I won’t cry, I won’t cry No, I won’t shed a tear Just as long as you stand, stand by me.
Конец.