***
Он сидел на кровати, в этой же палате и с ужасом смотрел в противоположный конец комнаты. На жестком деревянном столе лежало измождённое, окровавленное тело. Гарри сразу узнал того рыцаря, который спас его, хоть это было тяжело. Ноги от колен до стоп представляли собой сплошное кровавое месиво, на руках, беспомощно мечущихся по куску простыни, явно отсутствовали ногти. Спину Гарри не видел, но догадывался, что и там ничего хорошего нет. — Боже, — прошептал Гарри, — мадам Помфри, мадам Помфри, быстрее сюда! — но медсестра его не услышала. Его вообще никто не услышал, хотя рядом с израненным рыцарем стояли две женщины и мужчина. Гарри понял, что невидим, и стал наблюдать. Красивая Брюнетка в тёмно-синем платье, таком же головном платке, присела рядом с кроватью. Гарри отметил, что платье дамы красивое и чистое. Общей неухоженности не было. Леди предпочитала романский стиль одежды. Такой отчаянной могла быть только очень знатная дама. — Я прошу тебя, выпей, — она приподняла голову стонущего рыцаря и попыталась напоить его зельем. Он пил, тяжко сглатывая, пытаясь помочь себе руками, схватиться за фиал, но руки не слушались. Он вымученно улыбнулся: — Благодарю вас, леди Ровена, так легче, — сиплым шёпотом ответил рыцарь. — Друг мой, кто посмел? — высокий брюнет в изысканном чёрном камзоле с серебряной вышивкой, положил изящную кисть на лоб друга, но тот не ответил. — Хельга? — мужчина повернулся и Гарри отметил, что он постарше рыцаря, хотя, наверное, не намного. — Я всё узнала, — приятная шатенка, одетая в простое коричневое платье и такой же чепец, почтительно потупила очи, как и приличествует женщине. — Его выдал Бартоломью Петтигрю! Он выдал Годрика инквизиторам! Понимаешь? Брюнет нахмурился. Он всё прекрасно слышал, но ему не нравилось состояние друга. Он вопросительно посмотрел на Ровену, а та горестно покачала головой. Шансов не было. Хоть им и удалось найти и выкрасть друга, слишком измучен он был. Годрик Гриффиндор умирал в лазарете Хогвартса от увечий, нанесённых жестокими людьми. — Хельга, поднимай старшекурсников. Всех братьев Петтигрю повесить на замковых воротах. Деревню сжечь! Не щадить никого! — голос брюнета был пронизан яростью. — И ещё… — Сал… — послышался слабый голос, — Салазар, прошу, не надо. Не марай рук… — Годрик, ты лежи, отдыхай. Завтра тебе станет легче, ты поймёшь, что я прав. Не тревожь голову, спи. — Прости, но нет. Ты совсем не умеешь врать. Я ведь умираю, не возражай, я это чувствую. Прошу, пощади их. — Господи, Годрик, что же ты говоришь? Конечно, тебе плохо, но ты не умираешь, ты просто…. — рыцарь слабо улыбнулся. — В последней просьбе отказать нельзя. Пощадишь их? — Годрик Гриффиндор ответа не услышал, он на секунду прикрыл глаза и всё. Его жизнь оборвалась в тридцать шесть лет. Он умер от ран в хогвартском лазарете. Салазар Слизерин стоял над телом друга. Он прикрыл лицо ладонями, ведь никто не должен видеть его слёз. Хельга замерла рядом, она смотрела на стонущего от душевной боли человека и не знала, как быть. — Я пощажу их, друг мой. Только ради тебя, пощажу. Прощай, Годрик. Ровена укрыла тело покрывалом, постояла над ним и тихо заговорила: — Мы его завтра похороним. Тут недалеко есть кладбище и каштаны там красивые. Он хотел…. — она запнулась, но заплакать не смогла. Было нельзя, на то и дружба. Пусть Салазар отпустит своё горе, так будет правильнее. Все вышли из лазарета, а Гарри подошёл к столу. С ужасом он взирал на отнятую жизнь и не мог ничего сказать. Он подошёл к дверям, толкнул их и вдруг оказался посреди большого зала Хогвартса. Всё так знакомо и не знакомо одновременно. Четыре факультетских стола. Тот же потолок, те же знамёна и кресло директора, а весь зал убран чёрным траурным бархатом. Гарри прошёл к директорскому столу, перед которым стоял Салазар Слизерин. — Сегодня мы прощаемся с Годриком. Он был храбрым, добрым и бесконечно верным человеком. Его жизнь была досрочно прервана подлостью, но мы живы. Мы должны жить дальше, развивать наше дело и…. — он не смог досказать. Слов не было, поэтому продолжила Ровена. — Замок Хогвартс закрывается от магглов. Мы запечатаем все ворота и больше не помогаем никому, более того, в недрах замка, в тайной комнате будет жить страж, который способен убить любого. Предатель был казнён, а мы… Ровену перебили. За столом Слизерина послышалась возня, а потом кто-то грохнул кубком о стол: — Отмщения! — по залу прошли шепотки. — Нет, — слово снова взял Салазар, — виновный найден и… — Отмщения! Кровь нашего товарища пролилась не в честном бою! Отмщения! Через пять минут почти все старшекурсники слизеринского стола стучали бокалами и скандировали: — Месть! Месть! Месть! Гриффиндорцы смотрели на них и были согласны с соучениками, но нарушить приказ не могли. — Мы отомстили! — пытался вразумить их Салазар. — Простите, учитель, — из-за стола серебряно-зелёного факультета поднялся юноша. Синие дерзкие глаза, дорогая одежда, кинжал на поясе. — Да, Лорд Блэк. — Мы требуем уничтожить всю деревню этих отродий! — Нет! Так нельзя! Годрик…. — Простите, но я тогда покидаю школу. Спасибо Вам за науки, вы всегда желанный гость в наших поместьях, но мы покажем отродьям, где их место. Юноша отправился к выходу из большого зала. Следом встал ещё один ученик, поклонился преподавателям и тоже ушёл. В тот день стены Хогвартса покинули двадцать восемь учеников. Двадцать восемь сильнейших молодых магов. Гарри пошёл за ними, но оказался на берегу озера. У воды сидел Годрик и кидал камушки: — Садись, оруженосец, — он посмотрел на Гарри. — Вы? Вы же…. — Да. Какая ирония. Я умер от того, что меня запытали почти насмерть, — он грустно улыбнулся. — Я сплю? — осмелился спросить Гарри. — Спишь. — Значит, это только глупый сон? — А вот это ты сам для себя решай, но очень прошу, в жизни бывает всякое, но ты же не палач? — это был именно вопрос. Гарри молчал, а Годрик продолжил, — даже если больно — будь человеком. Даже если страшно — будь им. Даже если хочется ударить и уйти — выслушай и дай шанс. — Я понимаю, но ведь это так сложно. Я один, я могу рассчитывать только на себя, вы же сами сказали. — Это же только сон, не бери в голову, — рыцарь снова улыбнулся. Гарри зябко поёжился. — Иди, тебе пора. Мальчик обернулся и увидел больничную палату и себя на кровати. Мадам Помфри нежно обтирала его лоб и что-то шептала. — Хорошо, а можно вопрос? — Да, — рыцарь снова смотрел на воду. — Из чего сделана ваша палочка? — Горькое дерево — плакучая ива, а сердцевина — волос единорога. Иди, не пугай сиделку.***
Гарри открыл глаза и посмотрел на мадам Помфри. — Очнулся? Ну и напугал ты нас всех, у тебя жар почти сутки держался. Директор даже решил, что ты в трансе, но путешествовать по временам и пространствам в столь юном возрасте ни у кого не получилось бы. Как вы себя чувствуете? — Спасибо, хорошо. Пить только хочется. — О, конечно, сейчас доставлю. Медсестра вышла, а Гарри посмотрел в дальний конец комнаты. На мгновение ему показалось, что он увидел тени прошлого, но нет. Там никого не было. Он почти смог убедить себя, что это сон, но через три дня его вызвал директор, чтобы услышать его версию событий. Гарри стоял в кабинете и рассматривал картины, взгляд его упал на старый гобелен. Обычная ткань, по которой шелками были вышиты фигуры. Двое мужчин и две женщины в средневековых камзолах. Сердце мальчика пропустило удар. Он узнал их всех, но непонятно на что надеясь он спросил: — Простите, сэр, а кто изображён на этом гобелене? — Это? Это основатели нашей школы. Жалко, что эти портреты ещё не говорят. — Спасибо, сэр. Гарри рассказывал почти час и почти всё закончил, когда дверь открылась, и на пороге возник Люциус Малфой. — Так, значит, вы вернулись. — Он смотрел на Дамблдора так, будто бы убить его хотел. — Попечительский совет отстранил вас, но вы, как я вижу, пренебрегли мнением совета. Сочли для себя возможным вернуться в Хогвартс. — Ах, Люциус, оставьте. Представляете, ко мне обратилось одиннадцать попечителей, все, кроме вас. Девять человек непрозрачно намекнули, что им угрожали расправой и просили меня, как главу суда принять соответствующие меры. Я их успокоил и сказал, что лорд Малфой к угрозам не имеет никакого отношения, что он магией и жизнью поклянётся, в том, что не причастен к этому. Все попечители со мной согласились. Или вас не поставили в известность? — Да вы что? Как интересно! А нападения уже прекратились? Преступника поймали? — Да. — И кто же он? — Тёмный Лорд, — устало ответил директор и выложил на стол дневник с огромной дырой посередине. Гарри же, как громом поражённый, смотрел не на Малфоя и директора, а на домовика Добби. Всё в его голове сложилось в цельную картину. Домовик корчился и боялся, а Гарри даже не слушал, о чём говорят директор и лорд Малфой и только когда разозлённый Люциус рявкнул: — Добби, идём, — придавая домовику ускорения пинком, Гарри отмер. — Можно? — он посмотрел на директора и показал на дневник. — Конечно. Гарри нагнал Малфоя в коридоре. — Мистер Малфой, вы это забыли! — он протянул ему дневник. — Это не моё, где эта рыжая паршивка его взяла — мне не интересно, — выплюнул лорд в лицо Гарри. — Бросьте. Драка во Флориш и Блоттс — плохо срежессированный спектакль. Там вы его и подсунули. — Докажи, — блондин сунул дневник в руки Добби. — Добби, идём, — но домовик не отозвался. Он раскрыл дневник и завопил: — Хозяин дал Добби свободу! Добби свободен! — в дневнике был вложен детский носок. — Ты отнял у меня слугу! — Люциус выхватил палочку, но Добби опередил его. Послышался грохот и Малфой отлетел на несколько ступенек. — Никто не смеет обижать Гарри Поттера! Уходи! — и Малфой счёл за благо подчиниться, а Гарри пошёл в большой зал, уже не слушая восторженных воплей свободного домовика.