Absolvo te

      Драко не мог избавиться от ощущения неправильности, щекотавшего его за глотку, когда смотрел, как Грейнджер идёт быстрым шагом около него, время от времени оборачиваясь и прижимая к груди рыжего урода, который глядел на Малфоя таким взглядом, что тот был рад крепкой хватке Гермионы. У котяры были налитые кровью глаза (зря Грейнджер называла их оранжевыми, ох, зря), и Малфою казалось, что стоит девушке чуть-чуть расслабить пальцы, как это меховая шапка кинется ему в лицо и не успокоится, пока не выцарапает глаза и не вывернет все внутренности, начав играть с ними, как с клубком шерсти.       Такие картинки вовсе не способствовали усвоению обеда, и Драко, почувствовав, как тошнота подкатывает к горлу, заставил себя отвернуться от кота и сосредоточиться на цели — Гремучая ива, размахивающая ветками неподалёку, давала шансов на успокоение ещё меньше, чем острые когти скотины Грейнджер, но всё-таки с ней можно было договориться.       — Я не понимаю, зачем нам нужен этот рыжий обму...кот. Твой рыжий кот, Грейнджер, — проговорил Малфой, сглатывая накопившуюся слюну, и оглянулся, подмечая, что на пожухлой местами траве расположились несколько групп первокурсников, нежась под последними лучами солнца и громко крича.       Никто не обращал внимания на них, радуясь свободному дню, а те старшие, что могли что-то заподозрить, уже распивали сливочное пиво в Хогсмиде и обсуждали Квиддич, отборы в команды по которому должны были начаться на следующей неделе. Всем было наплевать на две фигуры в капюшонах, направлявшихся прямиком к дереву, которое уже недовольно крутило ветками, почувствовав чужаков.       — Живоглотик быстро повернёт рычаг, и мы сможем проскользнуть в ход незамеченными.       — Не убитыми, — усмехнувшись, поправил её Малфой и вновь оглянулся, ища заинтересованные взгляды. — И в туннель я пойду один, как мы и договаривались, Грейнджер.       Девушка остановилась, прижав руки в груди так крепко, что Живоглот жалобно мяукнул и ещё суровее посмотрел на Малфоя, будто в этом была его вина, и сжала губы, пытаясь побороть своё недовольство. Было сложно противостоять Малфою, его аргументы были слишком непробиваемыми, как и он сам, но отпускать его одного в Лютный переулок казалось слишком опасным. Ещё более опасным, чем появится там самой.       — А если тебя узнают?       Малфой скривил губы, недобро усмехаясь, и остановился, заметив, как ветка ивы пролетела в нескольких метрах от них, предупреждая.       — Это даже к лучшему, шансов сдохнуть от фальшивых ингредиентов меньше.       Гермиона ойкнула, когда ещё одна ветка пролетела над их головами, словно пытаясь поймать и схватить за шеи, раздробив их черепа о камень, и машинально сделала шаг назад, прячась за спину Драко. Малфой достал палочку, выставив свободную руку, преграждая ей путь, и почувствовал, как рыжее чудовище за спиной протестующе зарычало.       — Я понимаю, что этот ход наиболее безопасен и всё такое. Но если твоё животное вцепится в мои плечи...       — Живоглотик не такой, Малфой! Он не станет кидаться без повода, — прервала его Гермиона и крепче обняла кота, смотря на него с такой любовью, что Малфой был рад, что этого не видел — даже симпатию к этому исчадию животного ада испытывать было невозможно.       Живоглот что-то мяукнул, Грейнджер расценила это как согласие, Драко же — как новую угрозу и сделал небольшой шаг вперёд. Лучше уж соскребать свои конечности с ветвей бушующей ивы, чем отдирать кота от своей спины. Почувствовав, как Грейнджер открыла рот, чтобы что-то сказать, Малфой закатил глаза и крепче сжал древко палочки:       — Мы всё уже обсудили, не нужно ещё раз повторять! Выпускай кракена и покончим с этим.       — Его зовут Живоглот!       — Ох, если бы ты знала.       Гермиона не обратила внимания, что это прозвучало как "Да мне плевать". За несколько дней, что они разрабатывали этот план, она, кажется, научилась правильно реагировать на его тон, ведь главным было не то, как он говорит, а что. За его словами Гермиона слышала куда больше, чем он хотел ей донести. Она наклонилась, поставив кота на землю, и Живоглот, обрадованный долгожданной свободе, юрко побежал вперёд, пробегая у Малфоя между ног (Драко всерьёз думал, что котяра вцепится ему куда не нужно) и ловко перепрыгивая через ветки, стремившиеся схватить незаконного лазутчика.       — Должен признаться, это... весьма неплохо, — нехотя проговорил Драко, наблюдая, как Живоглот достиг нужной ветки и, вскочив на неё, повис передними лапами, опуская. Ива тотчас же прекратила свои буйства, и пара поспешила пройти к ходу, пока её желание убивать вновь не проснулось.       Гермиона улыбнулась, чувствуя, как слегка покраснели щёки — признаваться было нелегко, но похвала от Малфоя, даже сказанная её коту, была приятной, и засунула руку в карман, вытаскивая оттуда маленькую женскую сумочку, размером с кошелёк.       — Вот. Сюда ты сможешь положить всё, что нужно, места хватит для всего, — сказала она, протягивая сумку Драко, и несколько смутилась, когда он взял вещицу, усмехаясь и крутя её несколькими пальцами.       — Думаешь, я не знаю расширяющего заклинания?       Гермиона опустила голову, чуть поджав губы — она настолько привыкла быть нужной своим мальчишкам и помогать им, что независимость Малфоя несколько удручала и была непривычной. Ей хотелось, чтобы он просто молча принял эту дурацкую сумку, и, может быть, даже поблагодарил, но нет. Он же сам всё знает.       — Спасибо, — улыбнулся Драко, заметив смущение Гермионы, и положил сумку в карман, наблюдая краем глаза, как девушка приложила к щекам ладошки. Впрочем, это было зря, по цвету они всё равно были похожи на переспелый помидор.       Малфой сделал вздох и снова почувствовал сладкий запах, преследовавший его всюду, когда Гермиона была рядом. Он не мог врать себе — запах был приятный, вовсе не резкий, как у некоторых девчонок, что душатся так, словно хотят задушить всех вокруг, но от этого Драко ещё больше хотелось свежего воздуха. Он чувствовал, как день за днём утопает в этих сладких духах, и очень важно было не завязнуть полностью, ведь потом — хоть Третья Волшебная война, всё нипочем, лишь бы иметь возможность сделать вздох.       Он тряхнул головой, избавляясь от идиотских мыслей, и слова слетели с его губ раньше, чем он смог опомниться:       — Не могла бы ты больше не пользоваться своими духами?       Гермиона опешила. Взглянула на него снизу вверх, приподняв брови, и в её глазах Малфой прочитал немой вопрос, который, впрочем, тут же был озвучен.       — Ты о чём? Я не пользуюсь духами.       Драко со свистом втянул воздух, закрыв глаза, но через мгновение взял себя в руки и отмахнулся, будто бы это не он только что облажался на все сто.       — Значит, ветер запах принёс, забудь, — он без лишних слов нырнул в открытый проход и, не став ждать, пока глаза привыкнут к темноте, быстрым шагом направился по коридору.       Гермиона хотела было спросить, с каких пор Малфой так чутко реагирует на посторонние запахи, но ответить ей мог только Живоглот, стремительными прыжками возвращавшийся к хозяйке, чтобы скорее сбежать прочь от древнего разъярённого дерева. Ждать возвращения Малфоя у Ивы было неразумно, ведь даже он сам так и не смог сказать, сколько времени уйдёт на поиск — Лютный переулок изменился после Войны. Многие продавцы, с которыми работали Пожиратели, оказались отстранены от дел и доживали свой недолгий век в Азкабане или, в лучшем случае, со стёртой памятью в мире магглов. Лавки самых пронырливых же процветали и расширялись, занимая всё новые и новые площади. Как ни крути, у тёмных артефактов всегда был спрос, пожалуй, даже больше, чем у товаров для первокурсников в последние дни каникул, когда Косой переулок превращался в бурную реку.       Девушка оглядела поляну, по которой были разбросаны шумные и не очень кучки первокурсников, и вспомнила, как не так давно была на их месте, а рядом с ней всегда были Гарри и Рон, находившие нарушение правил школы куда более интересными, чем скучные лекции.       — Гермиона! — знакомый грохочущий голос заставил Грейнджер вздрогнуть, как много лет назад, на первом курсе. — Слышал, ты не пошла в Хогсмид? Пойдём, что ли, чаю попьём, а то заскучала небось.       Гриффиндорке ничего не оставалось, кроме как тепло улыбнуться великану и без слов согласиться на его предложение, словно на экскурсию в детство, которое так стремительно растворилось в кровавых днях войны, окутавших когда-то школу. Ей отчего-то слишком сильно захотелось вернуться в те времена, когда единственной глобальной проблемой были оценки за СОВ.       Хижина лесничего оставалась одним из немногих мест на территории замка, к которым не приложили руку слишком уж часто меняющиеся директоры, и даже после войны она лишь будто сильнее вошла в землю, давая понять, что снести её не получится даже самой сильной магии. На поляне вокруг хижины были привычно разбросаны в пожухшей ботве огромные тыквы, которые Хагрид, по-видимому, не успел перенести в дом, а вокруг них кружили всевозможных мастей птицы, прибившиеся к лесничему, подкармливающему их несколько раз в день.       Живоглот, за версту почуяв опасную близость Клыка, предпочёл оставить Гермиону в компании Хагрида и лениво побрёл в сторону теплиц мадам Стебель, в которых всегда было чем поживиться.       Внутри хижина ничуть не изменилась за то время, пока Гермиона не приходила в гости к лесничему. Девушка почувствовала укол совести — когда-то дом Хагрида был местом, где они с мальчишками пропадали днями напролёт, с интересом слушая не до конца правдивые, но всегда поучительные истории от доброго великана и попивая травяные чаи у огромного камина. Она и сейчас была не против таких посиделок, вот только некоторые изменения в жизни этому не способствовали — всё больше времени уходило на зелье и... на Малфоя, которого Гермиона к Хагриду ни за что бы не привела.       — Смотри, кто к нам пришёл, Клык! — засмеялся Хагрид, пропуская девушку на кухню, где на огромном столе расположился пузатый чайник подходящего размера.       Клык встретил гостью почти равнодушно, без звонкого лая, как это бывало раньше — годы брали своё, и лесничему всё реже приходилось заставлять любимого питомца замолчать, но любопытные глаза пса заинтересованно уставились на Гермиону. Прошло несколько секунд перед тем, как Клык понял, кто же решил навестить его хозяина, и суровую морду пса будто бы озарила улыбка, а всё вокруг него моментально покрылось слоем слюней.       — Привет! — девушка опустилась перед собакой на колени, рискуя получить мокрый поцелуй в щёку, и потрепала пса по загривку.       Угощения Хагрида не изменились — в его арсенале всегда были каменные кексы, которые, к великому сожалению всех гостей, были каменными не только из-за своей формы, но и из-за кулинарных способностей исполина, которые он не без гордости всем демонстрировал. Гермионе пришлось прибегнуть к годами отточенному способу — за разговором она незаметно складывала кексы в карман мантии, чтобы не обидеть лесничего, и время от времени хвалила его стряпню, попивая чай из кружки, на что он только смущённо улыбался в бороду и подкладывал очередную партию кексов на тарелку.       Время в хижине будто бы ускоряло свой ход в разы — девушка и не заметила, как маленькая стрелка на часах пробежала сначала один круг, а затем и ещё один. За это время гриффиндорка поделилась со старым другом новостями о своей учёбе, в чём, впрочем, не было необходимости — Хагрид ни на секунду не сомневался в её успехах. Гораздо заинтересованнее он слушал новости о Гарри и Роне, о работе которых сама Гермиона знала только из писем Джинни.       Гермиона время от времени бросала на дверь взгляд. Хоть они с Малфоем и условились встретиться в замке после ужина, её нетерпение было слишком сильно, а ещё было предчувствие, висящее над ней и твердящее, что там, в Лютном переулке, Малфою нужна её помощь.       — Что, засиделась ты у меня? — Хагрид всё понял без слов и уже приготовился провожать девушку, взяв огромную связку ключей с каминной полки.       — Спасибо за чай, Хагрид! Не стоит провожать меня, нужно проверить, все ли первокурсники в замке, это займёт слишком много времени, — гриффиндорка прекрасно понимала, что даже Рон недовольно скривился бы от её банальной отмазки, но ничего другого на ум не шло.       Да и лесничий ничего не заподозрил, только пожал плечами и затворил за ней тяжёлую дубовую дверь. Не раздумывая, Грейнджер почти бегом направилась к Гремучей иве, сожалея, что сейчас рядом нет запропастившегося невесть куда кота, который справился бы с деревом в считанные секунды. Солнце уже заходило на горизонт, и поблизости никого не наблюдалось, что было на руку девушке. Вспомнив третий курс, она подняла с земли небольшой камень и прицелилась — права на ошибку у неё не было. Ива, размахивая ветвями, поднимала вокруг себя пыль, ограничивая видимость, но очередной поток воздуха помог камню, запущенному Гермионой, попасть прямо в цель. Девушка выдохнула и, оглядевшись на всякий случай, нырнула в дверь, надеясь, что ей удастся найти Малфоя.       Малфой почти бежал по проходу, подсвечивая дорогу слабым Люмосом, и чувствовал только волнение, саднящее горло, как будто он только что проснулся с гриппом. Сумочка Грейнджер тяжелела в кармане с каждым шагом, и Драко вытащил её свободной рукой, чуть сжав. Это была самая обычная девчачья безделушка, покрытая бисером и бусинками. Безвкусная в общем-то вещица, как рассудил Малфой, но пахла она в точности, как Грейнджер, и это обнуляло все недостатки.       Драко двигался быстро, не смотря себе под ноги, и несколько раз чуть не упал, зацепившись носком туфель о небольшой булыжник. В последний раз, когда Малфой споткнулся и почти выронил от неожиданности сумочку, он почувствовал, как обстановка вокруг изменилась. Подземный коридор остался тем же, стенки хода всё так же давили со всех сторон, будто грозясь обвалиться в любой момент и похоронить незваного гостя, но кроме этого воздух вокруг будто бы поменялся. Драко больше не чувствовал запах Гермионы, который словно отделял его от всего остального мира, он испарился, подавленный новым запахом — запахом страха и смерти. Малфою это было так знакомо, что на целую минуту он остановился, делая вздох за вздохом и убеждая себя, что в мире ещё осталось что-то, кроме этого узкого полутёмного прохода и двери впереди. Он заставил себя вспомнить лицо Гермионы, не кричащей от боли в стенах Мэнора, а смотрящей на него там, у входа в этот лаз. Она тогда не сказала ни слова об этом, но Драко знал, что их план, разрабатываемый несколько дней, вселил в неё надежду. Малфой чувствовал, что не может её подвести, должен постараться закончить это дело. Не для себя в первую очередь — для неё. И он сделал несколько шагов вперёд и открыл дверь, заходя в Визжащую хижину.       Здесь ничего не изменилось, и, хотя Малфой не был в этом доме во время битвы за школу, он явно мог себе представить посредине комнаты Волан-де-Морта и Нагайну, свернувшуюся кольцом у его ног. Драко почти слышал его шипящий голос, и узел в животе завязывался с каждой секундой всё туже. Это словно «Империо» — он был готов упасть на колени, и тихое, раболепствующее «мой Лорд» почти сорвалось с его губ. Он тряхнул головой. Сделал несколько шагов, игнорируя бешеное сердцебиение и вспотевшие ладони, и, представив себе Лютный переулок так точно, насколько смог, трансгрессировал.       В следующий же момент Драко почувствовал, как всё вокруг надавило на него с такой тяжестью, что дыхание вмиг спёрло, и он не смог сделать даже крохотного вздоха. Все внутренности будто сжало стальными тисками, и Драко почувствовал, что постепенно теряет сознание... Но через секунду его выбросило на грязный тротуар переулка, и, не удержавшись на ногах, он упал, приземляясь на старый камень, которым были покрыты дорожки улицы. Поначалу Малфой не заметил ничего подозрительного. Он сидел, закрыв лицо капюшоном, и медленно приходил в себя, но стоило ему коснуться собственного бедра, как невольный крик сорвался с его побледневших губ, заставив проходившего мимо странного старика оглянуться и прищуриться. Расщеп — по бедру словно ножом полоснули, даже штанина была порвана, и Малфой, смотря на то, как кровь пачкает брюки, почувствовал приступ тошноты.       — Ну что же ты, мальчик, твоя кровь здесь на вес золота! — проговорил старик, облизываясь и залезая к себе в карман, но Малфой оказался проворнее.       Он наставил свою палочку на незнакомца и, оскалившись, проговорил:       — Не вынуждай меня.       В Лютном переулке нужно было быть сильным, дашь слабину — тебе конец. Драко знал это, и поэтому его рука не дрожала, хотя боль в бедре заставляла стиснуть зубы как можно крепче.       Старик посмотрел на него, будто взвешивая шансы, но через пару секунд неприятно улыбнулся и ушёл, оставляя мальчишку истекать кровью. Драко оглянулся в поисках свидетелей, но всем было абсолютно наплевать и на него, и на весь инцидент в целом. Вздохнув, потревожив рану, Малфой вытащил из кармана настойку бадьяна и на секунду закрыл глаза, готовясь. Он был уверен, что Грейнджер будет собой довольна, когда узнаёт, что её настойка, которую Драко брать не хотел, оказалась весьма кстати. Представив её я-же-говорила выражение лица, Малфой вылил бадьян на рану, зажимая ладонью рот.       Боль была адской. Драко сидел, сжимая ладонь в кулак с такой силой, что на коже сразу же появились следы от ногтей, но это не помогало отвлечься. Кричать было нельзя, даже звука издать и привлечь внимание было опасно, но он то и дело стонал, когда боль доходила до такого уровня, что ослабить её можно было, только показав собственную слабость.       Малфой ненавидел быть слабым. Помнил слова отца о том, что нужно держать всё в себе и не показывать миру, как много внутри трещин. Перед лицом боли и опасности необходимо держать лицо, быть суровым и непоколебимым — так учил отец. Но все его слова оказались пустыми — когда в твоём доме царит Тёмный Лорд, твоё лицо становится таким, каким хочет видеть его повелитель — покорным, напуганным и готовым исполнить любой приказ.       Драко не знал, сколько времени он просидел на дороге. Мимо проходили мерзкие ведьмы и волшебники, некоторые обращали на него внимание, но стоило только Малфою поднять на них глаза, они тут же уходили прочь. Дело дрянь, если даже отбросы магического общества кидают на тебя презрительные взгляды, не желая марать свои руки. Когда боль в бедре спала до того, что можно было, пересилив себя, встать, Драко медленно направился к хорошо знакомому павильону без вывески. Насколько он знал, у магазина не было даже названия, но каждый волшебник, посещавший Лютный переулок, без труда мог найти это место, если ему это действительно было нужно.       Малфой зашёл в полутёмное помещение, пренебрежительно сморщив нос — сотни зельев и ингредиентов источали такой запах, что им можно было пытать, не меньше. Везде, куда бы ни упал взгляд, лежали многочисленные коробочки и скляночки, подписанные кривым почерком. В названиях Драко читал всю книгу волшебных исчезающих видов растений и животных, и ему стало жутко.       — Мистер Малфой, — раздался скрипучий голос за прилавком, и за стойкой показался невысокого роста волшебник с чуть оттопыренными ушами и черными внимательными глазами. — Я думал, что не увижу вас больше.       Продавец улыбнулся ехидно, как улыбается подельнику преступник, который остался чист. Драко сдержанно поздоровался, наклонив голову, и вытащил из кармана пальто мешок с золотыми галлеонами, бросив тот на прилавок. Волшебник, подержав на весу деньги, довольно хмыкнул, и посмотрел на покупателя более доброжелательно.       — Чем могу помочь, мистер Малфой?       В этом была ещё одна особенность этой лавки — Драко, как и все остальные посетители, ничего не знал о продавце, даже его имени, зато продавец знал о своих покупателях очень многое. Малфой чувствовал раздражение и заставил себя не думать о риске, но чувство, что он просто так доверяет собственную жизнь незнакомцу, не оставляло его. Драко протянул список необходимых ингредиентов и незаметно провёл рукой по собственному бедру. Крови уже не было, но он понимал, что повторная трансгрессия может запросто лишить его ноги. Другого способа возвратиться в школу не было, и Малфой, наблюдая за тем, как волшебник выставляет перед ним необходимые склянки, время от времени с любопытством поглядывая на него, слабо надеялся, что Грейнджер не последует их плану и сделает по-своему.       Драко вышел из лавки, чувствуя спиной наблюдающий взгляд продавца. Когда дверь в магазин захлопнулась, и Малфой очутился на улице, солнце постепенно заходило за горизонт. Время, отведённое ему, стремительно угасало, и Драко, пытаясь выбросить плохое предчувствие из головы, сосредоточился на Визжащей хижине и трансгрессировал.       Он не успел почувствовать никакого давления — ногу мгновенно пронзила боль, и Малфой закричал, в следующую секунду оказавшись на полу в большой комнате. Сомнений не было — его вновь расщепило, и Драко почувствовал, как слегка зажившая царапина сейчас будто стала вдвое больше. Он нащупал дрожащими пальцами бедро, тут же вымазываясь в собственной крови, и застонал, не боясь быть услышанным. Визжащая хижина всегда считалась прибежищем приведений, и если раньше в неё никто и носа не совал, то после битвы за школу этот дом стали обходить стороной за много метров.       — Малфой! — её пронзительный испуганный голос привёл его в сознание на раз-два, а через секунду Гермиона уже приземлилась около него, ударяясь о пол коленями, и Драко почувствовал, как её пальцы сжимают его бедро. — Годрик милостивый, где бадьян?       — В кармане пальто, — прохрипел Драко, хватаясь за её руку.       Гермиона не сопротивлялась, вытащила настойку, торопливо открыв бутылёк одной рукой, и сама сжала его пальцы, глубоко вздохнув.       — Будет больно.       — Давай, — Малфой стиснул зубы, закрывая глаза, но как только капля отвара попала на рану, обжигая, он закричал, не в силах сдержаться.       Грейнджер чувствовала, как собственные пальцы немеют от боли — Драко слишком крепко держал её руку, но она не позволила себе даже пискнуть. Вместо этого Гермиона пальцами свободной руки убрала волосы с его лба и зашептала что-то успокаивающее. Она знала, времени у них было немного, совсем скоро студенты вернутся из Хогсмида и будет ужин, а если они не появятся до отбоя, то проблем уж точно не убавится. Но Гермиона не могла заставить Малфоя встать, а уж тем более — нести его на себе или при помощи магии, поэтому оставалось только ждать.       Драко лежал на полу, тяжело дыша и время от времени жмурясь от боли. Он больше не стонал, не издавал ни звука, и только то, как он сжимал пальцы Гермионы, давало понять, что бадьян действует на удивление хорошо. Не было ясно, сколько времени прошло, но когда Малфой открыл глаза, он поймал взгляд Грейнджер, не сочувствующий, а изучающий. Он удержался от шутки, только отпустил её пальцы, заставив себя сесть, и осмотрел свою ногу. Ему требовалось несколько дней, чтобы всё снова пришло в норму, но Драко понимал, что у них не осталось и часа, чтобы вернуться в школу не замеченными, поэтому, пересилив себя, он медленно поднялся, стараясь не опираться на больную ногу, и сделал маленький шаг, еле держа равновесие. Боль дала о себе знать яркой вспышкой, и Малфой сматерился сквозь зубы, хватаясь за воздух, но натыкаясь на плечо Грейнджер.       — Я помогу, — она без лишних слов закинула его руку на свои плечи и обхватила за талию, заставляя перенести часть своего веса на неё.       Минуту Малфой смотрел на неё, думая, что сказать, но в лёгких снова поселился её запах, и Драко только кивнул и позволил себе опереться на её хрупкие плечи. Медленно шагая по полутёмному ходу к Хогвартсу, он не мог отделаться от ощущения, что Гермиона обнимает его.       В тяжёлой голове яркими всполохами затухающей реальности проносятся мысли — так много, что почти невозможно понять, откуда они пришли и куда ведут — воспоминания, события, вымысел, реальность — всё тут же переплетается в комок из тонких нитей, который даже владелец не в силах разобрать. Виски разрывает от усиливающегося давления, и Малфой отчаянно цепляется пальцами за воздух, так, что суставы сводит, и дёргает плечами, силясь прогнать призраков прошлого, которые отнюдь не торопятся уходить. Впервые за долгое время это помогает, и Драко вспоминает давно забытое приятное ощущение — шум в голове утихает через несколько минут нестерпимой боли, позволяя выдохнуть и расслабиться.       Удар. Затылок сразу же находит за собой препятствие — это отрезвляет в одно мгновение. И заставляет парня открыть глаза, чтобы обнаружить, что жгучую боль причинил не подголовник кровати в слизеринской спальне. Распознать место сходу не удаётся, но Драко совершенно точно понимает, что это не Хогвартс, – здесь смердит похуже, чем изо рта у Филча. Спустя время глаза свыкаются с мраком и, впиваясь в стены жадным взглядом, Малфой силится различить хоть что-нибудь, что помогло бы понять, куда его занесло. Стены будто кровоточат — отовсюду тонкими струйками стекает не то вода, не то слизь, противно пахнущая солью, водорослями и временем, которое лихо поигралось с постройкой, больше напоминавшей пещеру, чем нечто пригодное для жизни.       — Люмос! — прошептал парень и тут же осёкся — отсутствующее чувство самосохранения могло в одну секунду привести его к гибели.       Никакой реакции на яркий луч света не последовало, но теперь осматриваться стало значительно удобнее. Малфой не ошибся — здание, по крайней мере, та его часть, в которой находился волшебник, было огромных размеров пещерой без окон и признаков жизни. Холодной пещерой. Ветер, гуляющий от стены к стене, заставил и без того бледную кожу Драко побелеть ещё больше, вынудив парня поёжиться — это стало одним из сигналов к действию — из этой дыры необходимо было выбраться как можно скорее.       Ответы порождали всё новые вопросы — из комнаты, в которую попал Малфой, вёл только один выход, но никаких следов, которые вели бы наружу, не было. Попытки трансгрессировать куда бы то ни было успехом не увенчались, и Драко отправился вверх по старой лестнице, ступеньки которой кое-где осыпались и провалились — так много их истоптало ног.       Триста сорок шесть ступеней спустя появилось первое окно, когда-то неаккуратно заколоченное досками.       — Слишком по-маггловски, — Малфой сплюнул и потянул одну из досок на себя, схватившись в неё свободной от палочки рукой.       Дерево с хрустом поддалось, и взгляду слизеринца открылся захватывающий вид, от которого на секунду перехватило дыхание. Океан. Солёный воздух, до тошноты отвратительный запах гниющих водорослей, выброшенных на берег, порывистый ветер — всё это нашло ответы в одном слове. Океан. Башня, в которой оказался Малфой, одиноко поднималась вверх, занимая почти весь остров в самом сердце бурлящей морской воды. Казалось, ещё один шквал ветра, и башня уйдёт в воду, увлекаемая на дно собственным весом.       Очередной поток воздуха буквально втолкнул юношу в башню, заставляя скатиться спиной по каменной стене, раздирая в неаккуратные клочья кипельно-белую рубашку. Вместе с ударом пришло неизбежное осознание — слишком знакомой оказалась башня, слишком понятной стала тяжесть, с которой воздух давил на глотку. Азкабан. Место, которое никогда не было исправительной колонией для оступившихся волшебников. Темница, воздвигнутая Экриздисом для того, чтобы ради развлечения убивать заблудившихся маггловских моряков.       Малфою казалось, что он слышит мерзкий гогот волшебника, под очередным взмахом палочки которого извивается почти бездыханное тело маггла. П о ч т и. Это исправляется яркой зелёной вспышкой — больше мужчина на полу не дышит, а Экриздис лишь удовлетворённо смотрит на результат своей работы, вокруг которого уже собираются разочарованные дементоры — они хотели получить на десерт капитана корабля, чья душа так и кровоточила вспышками счастья. Волшебник отмахивается от чёрных силуэтов: «Прочь!», и комната в башне погружается в слепящую темноту.       Драко снова остаётся один, продолжая буравить взглядом стены, которые с каждым выдохом-вдохом будто сжимаются, затягиваясь в плотное кольцо, разжать которое не под силу никакой магии. Где-то сверху шуршат побеспокоенные непрошеным гостем летучие мыши, прожившие здесь, кажется, не один век и выработавшие иммунитет к дементорам. Впрочем, пожирателям душ совершенно неинтересны крылатые создания, не способные дать им пищу.       Гораздо интереснее заключённые, которых с каждым разом становится всё больше и больше, ведь Министерству совершенно не хочется изучать подробности непонятных запутанных дел с парой-тройкой свидетелей, гораздо лучше забросить заключённого на остров, — он должен быть благодарен, что не оказался выброшен в океан — где его судьба зависит не от могущества или связей в Министерстве, а от везения. Ведь кто знает, в какую секунду к тебе в пропитанную сыростью и твоим собственным страхом камеру явятся безликие палачи?       Каждый Министр магии считал своим долгом кричать во всеуслышание, что он и только он имеет контроль над дементорами, и самодеятельность с их стороны невозможна, но побег Сириуса Блэка и большей части Пожирателей смерти доказывали обратное — дементоры контролировали не только Азкабан, но и Министерство.       С каждой секундой усиливающийся шорох крыльев заставил Малфоя вновь подойти к окну, которое он сам и открыл, но никакой приближающейся птицы в пределах видимости не оказалось, хотя парень мог поклясться, что секунду назад сюда готова была залететь сова. Драко изучающе посмотрел вниз, где солёная вода всё так же накатывала на каменистый берег, с шумом отталкиваясь от валунов, и окинул взглядом верх, где возвышались купола башни, шпилями уходящие в иссиня-чёрное небо.       Последнее, что помнил Малфой, был тяжёлый удар по лицу, а в следующую секунду он нашёл себя в своей кровати в спальни Слизерена, а на своём плече — филина, который яростно топтался на его плече, рискуя оставить глубокие царапины от когтей.       — Уйди от меня, пернатая тварь! — Малфой оттолкнул птицу и, привстав на локтях, оглядел комнату.       Ни Джона, ни Забини в комнате не было, но за окном только-только потемнело, и это могло означать лишь одно — все студенты, разгоряченные прогулкой в Хогсмид, ужинают в зале. Пытаясь согнать с себя остатки странного сна, парень тряхнул головой и, убрав чёлку с лица, обратил внимание на филина, который выжидающим взглядом измерял хозяина, время от времени нервно ухая.       — Что там у тебя? — Драко отвязал с лапы птицы свиток, на краешке которого виднелась печать Министра Магии.       «Уважаемый Мистер Малфой! Министерство Магии с прискорбием сообщает Вам о том, что Ваш отец, Люциус Абраксас Малфой, отбывающий наказание в правительственной тюрьме Азкабан, скончался сегодня утром, 16 сентября 1998 года. Министр Магии, Кингсли Бруствер».