What is your favourite colour?

Чонгук не привык ухаживать за кем-либо – редко болевший в детстве Хосок не в счет. Сейчас же в жизни и квартире Чонгука происходит нечто экстраординарное – чужой, по сути, человек лежит в объятиях морфея на его диване, а растерянный Чонгук не имеет и отдаленного представления о том, какие меры предпринимаются в подобных случаях. К счастью, занятий по китайскому сегодня нет, поэтому сразу после окончания пар Чонгук отправляется домой, по пути забежав за продуктами, ощутив при этом приятно щемящее сердце чувство, что в кои-то веки он будет готовить не только для себя. Проходя в квартиру, Чонгук отчетливо слышит нечленораздельные звуки, издаваемые Тэхеном во сне. Направляясь на кухню, Чонгук пытается сделать каждый свой шаг и действие максимально бесшумными, чутко прислушиваясь к голосу из гостиной. Неторопливо раскладывая по полкам и шкафчикам купленное продовольствие, среди практически ничем не нарушаемой тишины, Чонгук тонко улавливает звучание охрипшего голоса, который более-менее внятно произносит его имя. Чонгук думает, что Тэхен проснулся, и Чон, движимый, помимо прочего, немалым любопытством, идет на зов. Пристально всматриваясь в болезненно румяное лицо, к своему удивлению Чонгук обнаруживает, что Тэхен спит сном младенца и в то же время негромко бормочет во сне. Облокотившись на спинку дивана, Чонгук с непритворным интересом наблюдает за мило сопящим Тэхеном, предварительно не забыв надеть маску, поскольку слечь с температурой не входит в планы Чонгука. Точно так же, как ухаживать за посвистывающим заложенным носом Тэхеном (но деваться некуда). – Чонгук-и… хееееен… – медленно растягивает Тэхен, хватая ртом воздух, и продолжает после краткой паузы, – ты такой хороший… Чонгук непроизвольно пятится, опасаясь встретиться взглядом с Тэхеном, который может пробудиться в любой момент, и обильно заливается краской. Чонгук не в состоянии охарактеризовать зарождающиеся смутные ощущения в своей душе – от глубокого бархатного голоса, который, несмотря на поразившую Тэхена болезнь, остается таковым, да еще и с характерной хрипотцой, Чонгука неслабо продирает. Однако вскоре он ступает обратно на кухню, поглощенный раздумьями уже о том, что ему нужно что-то приготовить и накормить Тэхена. …За свою недолгую жизнь Тэхен болел очень часто – в этот период о нем никто не заботился, не водил по поликлиникам, а все лекарства, на которые хватало денег, являлись преимущественно недорогими и низкоэффективными. Поэтому юноша никогда не долечивался до полного выздоровления, и новая вспышка болезни сражала его снова спустя пару месяцев. Как только мать начала продвигаться по карьерной лестнице, лекарства заменились на более высококачественные, и женщина прямо полагала, что с их волшебной помощью организм сына постепенно окрепнет. Понимая, каким трудом добыты эти дорогостоящие медикаменты, Тэхен исправно, но откровенно через силу, принимал их, что за всю жизнь невыразимо опостылело. В глубине души Тэхен мечтал вылечиться лишь посредством соблюдения строгого постельного режима и постоянного питья чего-нибудь горячего. Заслышав приближающиеся легкие шаги, Чонгук еле заметно вздрагивает. Тэхен голову готов отдать на отсечение, что стоящий возле плиты Чонгук, помешивающий куриный бульон, выглядит сейчас по-домашнему тепло и как нельзя лучше вписывается в атмосферу кухни. Единственная неотступная мысль – на цыпочках подбрести к Чонгуку сзади и, крепко обняв, молча уложить щеку на плечо – рассеивается вместе с паром, что выходит из кастрюли. Тэхен тяжело вздыхает и кутается в уютный плед, стараясь изгнать навязчивые идеи, и выше натягивает маску с целью скрыть расползающуюся улыбку. …Опускаясь на высокий стул, Тэхен, который, проспав целый день и набравшись сил, уже не чувствует себя столь немощным, как с утра, подпирает щеку ладонью и, внутренне радуясь тому, что маска прячет половину лица, с улыбкой отвечает на расспросы Чонгука о самочувствии. Чонгук же под маской утаивает взволнованность и растерянность, которые, однако, не ускользают от зоркого ока Тэхена. Похоже, Чонгук и впрямь обеспокоен его состоянием. – Спасибо, хен, – Тэхену невообразимо приятно от того, что Чонгук проявляет участие и заботу. Он второй после мамы, кто готовит для Тэхена куриный бульон и заваривает целый чайник лимонного чая. Черные глаза блеснули при ослепительном свете люминесцентной лампы, и, судя по всему, сейчас Чонгук тоже улыбается. Он пожимает плечами в такой манере, словно бы ничего хорошего и не сделал вовсе: – Если что-то понадобится – зови в любое время. Тэхен находит комичным то, как двадцатитрехлетний молодой человек не способен признать за собой право быть участливым. «Спасибо, хен» – меньшее, что Тэхен хотел и мог сказать – никакими словами не передать всю признательность тому, кто впервые серьезно задумывается о тебе во время полного упадка сил.

***

Сердце мое – не волна В заливе Суминоэ, Что к берегу вечно спешит. Отчего же к тебе Оно так стремится?

– Не спится? – размеренный голос рвет тишину, в которой до того блаженно пребывал Тэхен, как обычно допоздна увлекшийся изысками японской литературы. Проходит шесть дней, и Тэхен чувствует себя гораздо лучше. Ему хочется верить, что в деле его постепенного исцеления значительную роль играют не столько постылые таблетки, сколько бульон и чай, куда Чонгук вкладывает такое количество заботы, что он диву бы дался, узнай, сколько ее в нем запрятано. Чонгук, наконец, стягивает маску, однако не дозволяет сделать то же самое Тэхену, в чем он, в принципе, полностью солидарен с Чонгуком, который сейчас присаживается на край дивана, беря в руки одну из книг, которыми обложился Тэхен. Кто знает, быть может, этим вечером они положат начало чтению вместе, о чем втайне грезит Тэхен? – Тебе наверняка хорошо известно о том, что ничего так не успокаивает и одновременно будоражит мысль, как чтение. Особенно на ночь, – Тэхен проговаривает с уверенностью в интонации, ибо за прошедшие дни они с Чонгуком, наконец, сделали несколько взаимных шагов к сближению. «Что тревожит тебя?» – первая пронесшаяся мысль кажется Чонгуку донельзя откровенной – он своевременно одергивает себя, считая, что пока не обладает правом задавать подобные нескромные вопросы. – И что из этого тебе больше всего приглянулось? – вместо этого интересуется Чонгук, украдкой поглядывая на Тэхена. Его лицо приобретает чуть задумчивое выражение, что придает легкий оттенок благородства – по крайней мере, сейчас Чонгук видит Тэхена именно в таком свете. – Я счастлив, что открыл для себя японскую поэзию – конечно, не могу ручаться, что верно угадываю ее глубинный смысл, однако это нечто неописуемое – то, что я переживаю при прочтении. Зачастую мне представляется, что в этих пяти строчках возможно уместить весь спектр человеческих эмоций, – сообщает Тэхен, и голос его настолько благозвучен и безмятежен, что кажется, будто они с Чонгуком знакомы долгое время, а вечерние беседы превратились в приятную традицию. Чонгук убежден, что они стоят на старте того пути, который должны пройти вместе. Тэхен, так как их отношения, наконец, сдвинулись с мертвой точки, дает себе установку на их последовательное развитие и поддержку – он поможет Чонгуку раскрыть все то, что в нем заложено. Тэхен стремится разговорить неловко молчащего собеседника, осторожно подбираясь к нему, не привыкшему распространяться о себе. – Ты, наверное, отдаешь предпочтение китайской литературе? Глаза Чонгука вспыхивают мерцающим огоньком. Он откладывает книгу, что нервозно теребил в руках все это время, и, развернувшись к полке, достает две книги внушительных размеров, открывая одну из них и бережно перелистывая страницу за страницей. – Ты прав – китайская литература явилась основным стимулом, почему я начал увлекаться языком и культурой этой страны. Все началось с книги, случайно забытой приятелем моего отца – «Сон в красном тереме». Забавно вспоминать себя тогда – я не понимал смысла прочитанного, но чувствовал, что это затягивает меня, – Чонгук усмехается, испытующе взглянув на Тэхена, который слушает эти откровения, затаив дыхание, – именно эта книга подарила мне осознание того, чем я хочу заниматься, помимо татуировки – и вскоре я приступил к изучению чужого языка. Помню моменты, когда хотелось бросить начатое – китайский в первое время выглядел неподъемным, и я недоумевал, как люди вообще его учат – этот этап тоже необходимо было пройти. Я благодарен себе, что все-таки не забросил это начинание… На последних словах Чонгук резко очнулся и заметил, что вещает отнюдь не об изящной словесности, что, однако, мало заботит Тэхена, поскольку из уст Чонгука он готов выслушивать все что угодно. Во время монолога Тэхен мышкой подкрадывается фактически вплотную к Чонгуку, делая вид, будто рассматривает книгу в его руках, но на деле наслаждаясь непосредственной, согревающей близостью. На лице Тэхена брезжит улыбка, он слабо жмурит глаза и едва не урчит от удовольствия, как бы невзначай задевая подушечками пальцев ладонь Чонгука. А в душе воцаряется безмерное спокойствие. – А вот это что значит? – произносит Тэхен полушепотом и тычет пальцем в рандомный иероглиф. По его просьбе переведя пару абзацев, Чонгук вспоминает, о чем намеревался поведать Тэхену, который, укутавшись в одеяло, едва касается спиной плеча Чонгука, прикрыв веки и вслушиваясь в плавный ритм голоса рядом. – Тэхен, я хотел кое-что сказать тебе. Я давно собирался сделать татуировку, но до сих пор не решил, что конкретно это будет… «Боже, зачем я это говорю? Может, остановиться, пока не поздно?..» – Так вот, я думаю, что хочу, чтобы ты нарисовал несколько эскизов, когда поправишься, разумеется… я все оставляю на твое усмотрение и фантазию, но у меня имеется только одна поправка – надеюсь, ты в курсе, какую цветовую гамму я предпочитаю… Моментально распахнув глаза, слипающиеся от надвигающейся сонливости, Тэхен с нескрываемым удивлением уставился на Чонгука, который все еще не решил, правильно ли он поступил только что или нет. – Новый опыт еще никому не мешал – согласись, что, если ты возьмешься за создание эскизов в темных тонах, хуже от этого точно не будет, скорее, наоборот. Чонгук ясно чувствует, что на его лице красуется глупая улыбка, которая, как ни крути, не желает покидать это бледное, красивое лицо, которым Тэхен в открытую любуется, спустя минуту задаваясь вопросом: – А с местом ты определился, хен? Улыбка трансформируется в загадочную, с точки зрения Тэхена, внимательно следящего за мимикой старшего: – С вероятностью 90 % это будет грудная клетка, – Чонгук выглядит несколько потерянным, а во взгляде Тэхена ясно прочитывается желание созерцать столь потрясное зрелище, что со скоростью света вырисовывается в воображении Тэхена. Небольшой кабинет, зашторенные окна, тусклый свет, сам Тэхен, тайком подсматривающий, не дыша, за тем, как Чонгук медленно освобождается от облегающей мышцы футболки, открывающей вид на рельефную грудь, широкие плечи, выпуклые ключицы, сильные руки с узорами вен повсюду… Тэхен едва приметно съеживается, на несколько райских секунд напрочь выпадая из реальности, в которой озадаченный Чонгук глядит непонимающе и не осмеливается предполагать, что надумал Тэхен в своей непонятной голове. Однако опасаться Чону решительно нечего – дальше желания того, чтобы припасть всем существом к этой заградительной стене в виде широкой груди и испытать ни с чем не сравнимое ощущение полной безопасности, нежась в тесных объятиях крепких рук, Тэхен помыслить не может по небезызвестным причинам. Но однажды именно Чонгуку удастся прогнать укоренившиеся страхи, явив перед Тэхеном глубокий океан сокрытой нежности и чувств, так, что Тэхен не побоится утонуть и всецело довериться человеку, чьи руки с течением времени станут родными, а действия не причинят боли.