***
Практически каждый вечер Чонгук просматривает подготовленные для него эскизы – порождение вольного полета творческой фантазии Тэхена. Единственный критерий, им соблюдаемый – использование цветовой гаммы темных оттенков; в остальном же Тэхен не ограничен. Он уверен, что на таком месте, как грудь Чонгука, в обязательном порядке должно красоваться какое-либо животное, а потому эскизы с изображением грациозных львов, рычащих тигров, воющих волков, утонченных представителей семейства кошачьих и изящных птиц заметно превалируют. Чонгук же теряется в безумном многообразии этого животного царства и напряженно колеблется с выбором окончательного варианта. Тэхен, стоит признать, довольно быстро овладевает техникой рисования на планшете, и, вспоминая свои первые робкие шаги и неотступный страх повредить его, лишь улыбается, чувствуя, как методически, с каждым новым эскизом улучшаются приобретенные навыки. Как и ожидал Чонгук, с повышением качества эскизов пополняется и клиентская база, что дает ему основание несколько повысить цены, пускай незначительно, однако как Чонгук, так и Тэхен уже ощутили должный эффект. …Самый обычный вечер – Тэхен приходит домой раньше и спустя некоторое время принимается за привычную работу. На улице – теплый апрель, а потому с утра Чонгук поставил окно на проветривание, однако ближе к вечеру ветер усиливается, так что Тэхен, поеживаясь от прохладной свежести, закрывает окно и случайно бросает взгляд на продолговатую полку на стене. Сегодня там царит первозданный хаос – складывается впечатление, будто Чонгук перелопатил все, что можно, и, найдя нужное, не успел навести чистоту. Тэхен лишь пожимает плечами и, окинув себя мимолетным взором в зеркале, краем глаза подмечает полароидный снимок, что затаился меж разнообразных флаконов и баночек. Вероятно, он попросту слетел с верхней полки, когда Чонгук занимался торопливыми поисками. Тэхен относительно долго размышляет, стоит ли ему глядеть на фото, что, быть может, по каким-то причинам опечалит его, хотя, зная собственный характер, Тэхен будет убеждать себя в обратном. В любом случае, отношения между ним и Чонгуком внешне выглядят настолько неясными и туманными, поэтому Тэхен твердо решает, что не имеет никакого права ревновать Чонгука, когда приближает фотографию и видит развеселые лица – Чонгук, которому, навскидку, не больше восемнадцати, обнимает за талию неизвестного молодого человека, который, видимо, приходится Чонгуку хеном. Они стоят вдоль берега хорошо знакомой Тэхену реки – он часто устремлялся туда после очередной порции вечерних избиений и коротал время до наступления сумерек. Тэхен не исключает, что мог видеть Чонгука, как и тот его – местечко достаточно популярно среди местных. Правда, Тэхен не был склонен акцентировать внимание на окружающих – чаще всего он сбегал с запрятанными в рюкзаке альбомом и карандашами и, игнорируя происходящее вокруг, занимался тем, к чему лежит душа. Тэхен, полный смутных чувств, не знает, как поступить – преспокойно положить снимок обратно на полку или оставить все как есть. Но тогда Чонгук, второпях наверняка не заметивший падения, может подумать, что Тэхен копался в его вещах, что в теории не так уж удивительно с учетом того, сколько времени он проводит один в квартире. Но ведь так называемое происшествие случилось по вине невнимательного Чонгука, а Тэхена не в чем упрекнуть – при всем существующем соблазне он бы ни за что не позволил себе ворошить чужое имущество. В таком ключе он, можно сказать, воспитал самого себя и не собирался отступать от выработанных формулировок. Еще раз взглянув на довольные лица, Тэхен аккуратно кладет фотографию туда же, откуда взял, и направляется к планшету.***
Спустя несколько дней Чонгук безапелляционно объявляет, что у него обострилось безотвязное желание завести питомца, на что согласие Тэхена не требуется, хотя он со всей ясностью постигает, на кого обрушится основная ответственность. Тэхен укрепляется в мысли, что Чонгук – это, по сути, взрослый ребенок, комбинирующий такие качества, как вдумчивость и серьезность по части того, что относится к учебе или работе, и абсолютную беспомощность и сплошную безрукость в плане бытовых тонкостей. Тэхен иногда невольно задается вопросом, как Чонгук вообще жил один и что было бы, заведи он в то время живое существо – честно, Тэхену даже помыслить жутко. В конечном итоге, в выходной день Чонгук, взяв Тэхена за шкирку, отправляется с ним в ближайший питомник – не то чтобы Ким не в восторге от идеи разжиться мяукающим комком милоты, о котором сам тайком мечтает – просто думы Тэхена заняты вовсе не этим. В голову упрямо заползают мысли, будто между ним и Чонгуком так и останется изнуряющая неопределенность, а их отношения не перешагнут уровень взаимной недосказанности и утаивания переживаемых чувств и желаний. Сколько раз Тэхену нестерпимо хотелось раствориться в тепле чужого тела поблизости, уткнуться носом в приятно пахнущую шею и втягивать, до неприличия долго и мучительно, въевшийся в сознание фиалковый аромат. В то время как Тэхен раздумывает о серьезных материях, Чонгук, замерев, во все глаза таращится на канадского сфинкса, которого Тэхен мысленно окрестил милым уродцем. Если честно, Тэхен мечется между желанием заехать себе ладонью по лбу или, пренебрегая угрожающим взглядом лысого котенка, не устоять перед прелестью его гипертрофированных ушей. Продавец-консультант в мельчайших подробностях расписывает преимущества породы, однако для Чонгука все увещевания излишни – сфинкс – это, определенно, любовь с первого взгляда. Тэхен, отбросив оба желания, лишь одобрительно кивает, следит за горящими экзальтированными глазами и в который раз безнадежно вздыхает, думая: «Боже, какой же он все-таки ребенок…»***
Минует изрядное количество дней, а Чонгук так ничего и не сказал про фотографию, сунув ее на прежнее место и поразившись собственной рассеянности. «Вот и славно, – подумывает Тэхен, – не хватает только безосновательно потерять доверие этой неприступной крепости». К слову, с появлением долгожданного питомца, за которым, как и следовало ожидать, ходит Тэхен, скала день ото дня неотвратимо рушится. Тэхен недвусмысленно чувствует это в светящихся, наполненных невыразимой благодарностью глазах, в пытливых взглядах, которые все чаще ловит на себе, в мягкой сдержанной улыбке тонких губ, наконец, в стремлении нечаянно прикоснуться, например, когда Тэхен сидит за планшетом, а Чонгук укладывает ладони на спинку стула. Тем не менее, Чон, которого уже точно магнитом тянет к Тэхену, в один прекрасный вечер измыслил способ, о котором Тэхен вряд ли догадывался, но Чонгук не был бы собой, если бы подобная идея не забрела в его светлую голову. Памятуя о том, как хитрый Ким в первое время подглядывал за ним по утрам, Чонгук, оставляя дверь в свою комнату приоткрытой и откидывая лишние мысли, могущие возникнуть при занятии такого рода вещами, приглушает свет, зашторивает окна, и, усмиряя громоподобное дыхание, притаивается возле входа, срастаясь со стеной. Со стороны это наверняка смотрится в высшей степени абсурдно, однако Чонгук чутко прислушивается к звенящей тишине и чересчур шумно сглатывает, завидев возвращающегося из душа Тэхена. Он по-прежнему бойкотирует одежду для сна, и Чонгук ощущает, как первая капля пота скатывается по его виску. Успев пожалеть о столь бездумной затее, Чонгук обмирает, благодаря своему орлиному глазу примечая кое-где ярко выделяющиеся синяки и ссадины. Чонгук, конечно, не эксперт, но даже он понимает, что эти «узоры» – далеко не от падений или селфхарма – перед ним – очевидные последствия систематических побоев, что повергает его в не поддающийся описанию ужас. Хосок ни словом не обмолвился о чем-то подобном. Тщетно пытаясь сбить учащенное сердцебиение вкупе с прыгающим пульсом, Чонгук медленно сползает вниз по стене. Омерзительная мысль о том, что, Тэхен, к которому опасно прикасаться не только потому, что Чонгук не привык выражать чувства аналогичным образом, но и по причине нерационального страха, будто этот субтильный юноша распадется от самого легкого касания, подвергался избиениям, в считанные секунды будит в Чонгуке мощнейшее торнадо ненависти к тому, у кого поднялась рука на это создание. Только необъяснимая сила по-прежнему удерживает его на полу, заглушая просящееся наружу желание прильнуть горячими губами к каждой ране, безжалостно наплевав на существующие принципы и обстоятельства. В настоящий момент они настолько незначительны и лишены всякого смысла, что Чонгук впервые усомнился в их святости. ...Завтра Чонгук получит подтверждение своим догадкам от Хосока, который приоткрывает завесу тайны, умолчав, однако, информацию об изнасиловании – все и сразу будет непосильно для неподготовленного восприятия Чонгука. Однако далеко не это является ключевым фактором – Хосок изначально решает, что такие откровения – сугубо личное дело Тэхена, который должен сам для себя определить, насколько Чонгук ему близок, чтобы поделиться с ним своей болью.***
Тэхен, безусловно, и раньше подозревал, что Чонгук непредсказуемый и в некотором смысле странный человек, но сегодня он превосходит самое себя по всем параметрам. Во-первых, он радует своим ранним прибытием, буквально вваливаясь в квартиру и надвигаясь прямо на Тэхена, который невозмутимо достает из верхнего шкафчика корм для оголодавшего сфинкса, еле слышно напевая какую-то мелодию. Во-вторых, он, храня глубокое молчание, без посторонних и неуместных объяснений, собственнически разворачивает на себя изумленного Тэхена, не успевшего даже захватить ртом воздух, дабы пикнуть что-нибудь. В мгновение ока обескураженный юноша вовлекается в неудержимый поцелуй, который, Тэхен не сомневается, он запомнит на всю оставшуюся жизнь. Пачка нераскрытого корма выскальзывает из дрожащих рук и совершает посадку на белоснежном ламинате возле недовольного ушастого питомца, который, кажется, держит обиду за то, что хозяева слишком увлечены друг другом. Но вряд ли им можно ставить это в вину – Чонгук упивается мягкостью пухлых губ, из-за которых сейчас летят в тартарары казавшиеся незыблемыми правила и установки. Тэхен слабо цепляется за чужие плечи и без остатка отдается под контроль сильных рук, что властно сдавливают бока, ласково оглаживая. Однако писклявое, стоящее в ушах мяуканье переносит парней с небес на землю, поэтому Тэхен слегка упирается ладонями в мощную грудную клетку, несмело отрывает припухшие уста и улыбающимся взглядом указывает на вопросительно смотрящего сфинкса, который всеми силами привлекает к себе внимание. Чонгуку, вопреки желанию, все-таки приходится освободить Тэхена из своих прочных пут. Приземляясь на стул, Чонгук зорко наблюдает за размеренными телодвижениями раскрасневшегося Тэхена и понимает, что по-другому у них быть не могло – не привыкшему распыляться на нежности Чонгуку проще рубить сплеча, однако отныне с Тэхеном хочется быть иным – осторожным и нежным. Так называемый первый шаг – самое страшное – позади – Тэхен, к счастью, не рассыпался, а его прехорошее лицо украшает блаженная полуулыбка и едва уловимое выражение легкой растерянности – что дальше? А дальше – настойчивая рука перехватывает тонкое запястье, обладатель коего уже не вырывается инстинктивно, как когда-то поздним вечером, пристальный взгляд в раскрытые, поразительные по красоте глаза, обнесенные ресничным веером, и уверенное: «Я хочу, чтобы ты ничего не боялся». Устраиваясь между широко разведенными ногами (Чонгук любит сидеть так), которые тут же захлопываются вокруг стройного стана, Тэхен снова укладывает ладони по плечам Чонгука и наклоняет лицо к нему, утопая во взаимном желании еще (бесконечное число раз) прочувствовать сладость губ друг друга. Тэхен желает ничего не бояться, и рядом с Чонгуком у него это отменно получается.***
Я слов любви Не говорил. Лишь в сердце глубоко Течет, не иссякая, Река любви.