What is your favourite colour?

Тэхену требуется немного времени, чтобы понять – Юнги – славный малый, правда, иногда из него с трудом удается вытянуть хоть одно слово, ибо поначалу все разговоры сводятся преимущественно к работе, да и сам Тэхен чувствует себя способным горы сдвинуть. Еще бы – контраст с предыдущей жизнью слишком резок, к тому же, любознательная натура Тэхена попросту не может сидеть внутри в заточении. Разнообразные мастер-классы стремительно пролетают один за другим под восхищенные охи Тэхена, он внимательнейшим образом слушает и впитывает поступающую информацию, в принципе, как и Чонгук, только тот реагирует на происходящее более сдержанно. Вообще, думает Тэхен, вид его парня внушает какую-то необычайную серьезность и невозмутимость, правда, по вечерам его непроницаемая стена рушится под воздействием очередной бутылки чего-нибудь крепкого, на что Тэхен принимает спорное решение никак не реагировать, предполагая, что Чонгук – взрослый мальчик и наслышан о столь важном для всех понятии, как «мера». …Ранним утром заспанный Тэхен кое-как разлепляет глаза, присаживается на край смятой кровати и невольно свешивает голову вниз, тут же откидывая ее назад, стараясь прийти в чувство. Нью-Йорк – не Сеул, и уровень шума, что производится, кажется, от всего живого и неживого, здесь в разы выше. Тэхен бросает понурый взгляд на спящего беспробудным сном Чонгука, который, как проснется, не преминет поныть о головной боли, а потом плетется в ванную комнату, намереваясь после спуститься в аптеку, дабы купить что-нибудь, способное исцелить «недуг» Чонгука, и, помимо прочего, беруши – еще перед отъездом было более чем очевидно, что их наличие спасло бы не одну нервную клетку Тэхена, однако он заупрямился, когда Чон посоветовал приобрести нужные вещицы. Наряду с этим, адаптация к резко сменившемуся часовому поясу также не представляет собой легкий процесс, однако Тэхена волнует главным образом проблема недосыпания. Наспех приняв прохладный душ (жаркая погода тоже не благоволит к приезжим), Тэхен наскоро причесывается, кидает беглый взор на серо-буро-малиновые полукружия под глазами, зато не без гордости отмечает, что его кожа восприимчива к загару – наверняка хватило бы всего нескольких валяний под ласковым американским солнцем на каком-нибудь Черри Гров Бич, чтобы тело Тэхена покрылось соблазнительной смуглостью (Чонгук бы оценил). Стоит Тэхену выбраться из помещения, как в лицо ударяет утренний воздух, вызывая на лице расползающуюся улыбку. Закупив все необходимое (и по недоумевающему взгляду фармацевта убедившись, что на досуге не помешает подтянуть английский), юноша решает заскочить в расположившийся неподалеку «Старбакс», дабы изведать легендарный американский кофе, а заодно освежиться, взяв что-нибудь холодное – на подобную продукцию сейчас должен быть просто бешеный спрос. В кофейном царстве довольно располагающая обстановка, улыбчивый бариста, фактическая безлюдность в раннее время, и, как неожиданное дополнение – совершающий заказ Юнги. – Доброе утро, хен, – Ким не ведает, насколько целесообразно в чужой стране использовать исключительно корейские обращения, однако привычка, как известно, вторая натура, а потому Тэхен не особо задумывается над своим приветствием. Юнги слабо улыбается и отвечает, а по его лицу заметно, что он не ожидал застать здесь знакомое лицо. Мин расплачивается и благодарит за готовый заказ и, подождав, пока Тэхен назовет свой, разворачивается к нему всем корпусом и интересуется, слегка помешивая содержимое черной трубочкой и глядя прямо на Кима: – Тоже не спится? Тэхен устраивает локоть на низкую стойку и посматривает куда-то поверх Юнги, испытывая не то дискомфорт, не то скованность от пристального взора, и, негромко вздохнув, произносит: – Ага, потребовались беруши, без них невозможно крепко спать, – коротко усмехается Тэхен, приподнимая небольшой цветной пакетик, на который Юнги устремляет молниеносный взгляд, через несколько секунд вновь перемещая его на собеседника. Мин сочувственно кивает и задает другой вопрос лишь для того, чтобы между ними, новыми знакомыми, не повисло неловкое молчание: – А в остальном как тебе Большое яблоко? – Тэхен уже в курсе, что это – прозвище Нью-Йорка, и начинает в достаточно лаконичной форме описывать свои впечатления от пребывания в мегаполисе. Прекращает, когда бариста протягивает заказ, и не знает, как действовать дальше, сжимает в руке прохладный стакан, но Юнги снова проявляет инициативу и зовет прогуляться по местным окрестностям, если Тэхен, конечно, ничем не занят. Тэхен, конечно же, никуда не спешит и принимает предложение, желая работнику за стойкой хорошего дня в ответ. В первые минуты молчание все же возникает, но вскоре прерывается понизившимся голосом Мина: – Тэхен, могу я задать тебе один вопрос? Он всегда настораживается и хмурится, стоит ему заслышать нечто подобное, но неизменно соглашается, поскольку очевидно, что иного варианта не подразумевается. – Как вы познакомились с Чонгуком? Они опускаются на просторную длинную скамейку, когда малость удивленный Тэхен выдает весьма усеченную версию знакомства и замолкает, всматриваясь вдаль. Юнги чутко вслушивается и некоторое время после хранит безмолвие, а Тэхену чудится, будто тишина тянется по меньшей мере столетие, поэтому достает из кармана телефон, что спустя минуту оповещает о входящем сообщении. Тэхен раздосадованно вздыхает, что не ускользает от зоркого глаза Юнги, и он крайне осторожно проговаривает, видимо, не желая показаться наглым и имеющим беспардонное право встревать в чужие отношения: – Если позволишь, я дам тебе только один совет, – Мин смотрит выжидающе, с опаской наблюдая, как выражение лица Тэхена становится все раздраженнее, но он неразборчиво кивает, вроде как разрешая, – я знаю Чонгука очень и очень давно, и хочу сказать, что если ты желаешь сберечь то, что у тебя имеется, любой ценой препятствуй его пьянству, но, главное, сам не поддавайся на провокации и не выпивай с ним. В идеале, его нельзя подпускать к спиртному, – Юнги отставляет стакан, наклоняется вперед и ставит локти на колени, обхватывая лицо ладонями и поворачивая голову в сторону Тэхена. Он сердится, открывая новое сообщение, и Юнги здесь вовсе ни при чем: – Все настолько серьезно? – в голосе Тэхена – неподдельная прогрессирующая тревога, а в глазах Мина – нескончаемое добродушие и искреннее желание посодействовать. Он выпрямляется, откинувшись на скамейку: – Ничего удивительного в том, что он не рассказывал тебе о своем пристрастии, ибо всегда отрицал его. Чонгук – кладезь талантов, но их смысл обесценивается, если рядом отсутствует тот, кто способен оградить его от необдуманных решений. Для своего возраста он добился действительно впечатляющих результатов, он как никто другой любит и предан своему делу, но пагубная привычка здорово мешает ему. Он не обладает достаточно твердой силой воли для сопротивления, что во многом объясняется отсутствием должного контроля и воспитания – его родители, как ты знаешь, практически не обитают дома, поэтому детство и юность его протекала под надзором равнодушной бабушки, которая, скорее всего, не любила его. Только вот Хосок в аналогичных условиях вырос другим человеком, отказавшимся от прелестей свободной жизни, а Чонгук так не смог. Не устоял. Юнги прерывается, следя за тем, как судорожно вертится телефон Тэхена меж его тонких пальцев, а затем приподнимает голову и наталкивается на стеклянные глаза, не выражающие ровным счетом ничего. Спустя минуту Мин продолжает: – Ну да оставим прошлое в прошлом. Просто знай, что Чонгук изобретет любой повод, чтобы заново приохотиться, но твоя обязанность – не давать ему возможности пускать пыль в глаза. Не верь его ухищрениям и оправданиям, они всего лишь ненадежное прикрытие. Эй… – у Юнги сердце кровью обливается при виде опустошенного Тэхена, поэтому он привлекает его внимание, слегка накрывая его ладонь своей, на что Тэхен чуть-чуть дергается, но руки не отнимает, – не расстраивайся сильно из-за услышанного, хорошо? Немного усилий с твоей стороны – и все будет в порядке, я уверен. Чонгук ведь далеко не глупый, к тому же, ему уже не семнадцать…

***

После утреннего разговора вечером того же дня Ким максимально (как ему видится) корректно указывает своему парню на его порок. – Я ведь постоянно рядом, и чертовски сильно люблю тебя. Тогда почему это происходит? Значит, пока ты сам не захочешь остановиться, ничто и никто в мире, увы, не в силах тебе помочь, и я в том числе. Чонгук неподвижно стоит подле открытого окна, пока перед его глазами проносятся сотни машин, а фонари освещают его осунувшееся лицо, и по сжатым кулакам и сдавленному, но тихому дыханию Тэхен с неотвратимой ясностью сознает – время мягких методик, к сожалению, исчерпало себя. Тэхен на самом деле не хочет ставить ультиматум – Тэхена принуждает к этому какая-то безымянная неведомая сила. – Молчишь? Прекрасно. В таком случае… после нашего возвращения на некоторое время я буду вынужден перебраться в общежитие, как того желает моя мама, – в голосе слышится дрожь, но Тэхен силится придать уверенности своей интонации, – а если после этого ты не образумишься… боюсь, помимо своей воли, мне придется забрать последнюю вещь из нашей… – на секунду голос дает осечку, и Тэхен автоматически изрекает, – из твоей квартиры. Потрясенный выдвинутыми условиями Чонгук разворачивается, ладонями упираясь в подоконник – Тэхен, как выяснилось, не готов потакать его прихотям и намерен перейти к решительным действиям. Столь воинственный настрой отрезвляет помутившийся разум. – Без тебя я сорвусь окончательно. Мне никак нельзя одному, Тэхен. Никак… В доли секунды в Тэхене происходит короткое замыкание, и он чувствует, что не управляет собой, своими эмоциями и мыслями, рвущимися быть высказанными. Похоже, что он пожалеет о своих словах в ближайшем будущем. Но прямо сейчас он ощущает неотступную потребность выговориться. – А что, Чонгук, быть может, я нужен тебе только для того, чтобы ты не залег на самое дно, – искаженная насмешка прорезает лицо Тэхена в густых сумерках, наводнивших комнату, а Чонгука бросает в холодный пот – ему еще не случалось видеть Тэхена в стихийном гневе, – на моем месте теоретически мог очутиться кто угодно, и этот человек, держу пари, полюбил бы тебя до беспамятства, поскольку по-другому не получается, а для тебя значение имеет лишь… наличие кого-то живого под боком? Ошеломленный Чонгук подрывается, дабы положить конец этому, как он считает, сумасшествию, сделать шаг навстречу Тэхену, который выдерживает дистанцию и сверлит укоряющим взглядом, но обезумевший Ким пятится назад, приметив малейший шорох. Отдаляется. – Не приближайся ко мне, – испуганным тоном предупреждает Тэхен – ему страшно, он отстраняется неосознанно и ничего не может с собой поделать. Секундой позже телефон оповещает его о звонке, Тэхен вмиг разрывает зрительный контакт и несется к столику, хватаясь за аппарат как за панацею, и пулей вылетает прочь, сбегая вниз, игнорируя посторонние взгляды, изо всех сил сдерживая подступающую к глазам влагу, остро нуждаясь в прохладном вечернем воздухе. На выходе из здания Тэхен едва не врезается в человека, спешно приносит извинения, не поднимая глаз, а затем зондирует местность на наличие свободных скамеек, предварительно взяв трубку и выдавив развеселое: «Привет, мам». Как только кроткий голос женщины достигает сознания, Тэхен готов зажать рот рукой, поскольку от ее ласкового тембра почему-то резко хочется заскулить и, в конце концов, расплакаться навзрыд. Однако Тэхену стоит отдать должное – он доблестно держится, с трудом, но натягивает видимость жалкой улыбки с целью облегчить себе задачу и поведать миссис Ким о собственных успехах в работе над эскизами на высокотехнологичном планшете, а также о том, что с Чонгуком у них, как обычно, «все превосходно». В ходе длительного разговора штормовая буря внутри Тэхена понемногу идет на спад, стихая. …Чонгук сидит на краю кровати, осмысливая только что разыгранную сцену, и собирается отправиться на поиски, как в дверь кто-то осторожно стучит и приоткрывает ее с характерным тихим скрипом. В полумгле Чонгук признает Юнги, и то лишь потому, что тот подает голос: – Как погляжу, ты как был несмышленышем, так им и остался, несмотря на внушительные достижения, не так ли, Чонгук? Знаешь, когда я тогда уезжал в Японию, так и полагал, что твой характер вряд ли претерпит значительные трансформации. Чонгук опасается Юнги, поскольку тот знает слишком многое, умело играет на недостатках, но, в первую очередь – его слова задевают за живое и заставляют испытывать угрызение совести, а Чонгук ой как не любит обвинять себя в чем бы то ни было. Юнги всю жизнь является таковым – прямолинейный, справедливый в оценке человеческих характеров и жизненных явлений, одним словом, прирожденный судья, чьи безошибочно точные сентенции надолго задерживаются в памяти. Юнги с первых дней проникается к Тэхену необъяснимым теплым чувством, он усматривает в юноше немалый творческий потенциал, который необходимо развивать и не останавливаться на достигнутом. – Я запутался, – глохнет во мраке комнаты, и, кажется, Чонгук отчетливо улавливает, как Юнги едко ухмыляется в ответ на его короткую реплику. – Боже, Чонгук, все гораздо проще, чем ты себе накручиваешь. О, погоди-ка, я помню, ты тот еще любитель усложнять, этого у тебя не отнять. Слушай, а ты не зря пылаешь любовью к китайской истории, в которой мне ничего и никогда не было ясно, абсолютно, – по слогам отчеканивает Юнги последнее слово, расхаживая с важным видом, сопровождаемый озадаченным взглядом. – Значит так, ближе к делу, не вижу смысла утаивать, – Мин подкрадывается к двери, выглядывает и, удостоверившись, что силуэта Тэхена вблизи не намечается, смело подступает к Чонгуку и провозглашает, – мне нравится Тэхен, и, как ты догадываешься, с этой самой минуты мы с тобой соперники, а не бывшие близкие друзья… – Юнги не дают договорить, проворно вскакивают с кровати, хватают за грудки и недружелюбно цедят сквозь зубы: – Ты не рискнешь тронуть его, хен, – Чонгук в пылу слепой ревности – зрелище, определенно, не для слабонервных, но Юнги даже бровью не ведет – в свое время он лицезрел Чонгука во всевозможных ипостасях и свыкся с ними, чтобы трепетать перед ним. Как раз таки наоборот – скорее, Чонгук должен основательно задуматься и не пустить ситуацию на самотек. Юнги преспокойным образом освобождается из некрепкого захвата и на всякий случай оглядывается, не желая, чтобы Тэхен ненароком стал очевидцем событий, и самодовольно улыбается, отступая к выходу и с иронией в голосе напоследок бросая: – Ну, я хотя бы не веду себя, как идиот. Думается мне, в людях Тэхен ценит это немаловажное качество, – вслед Юнги долетает нечто непечатное, но ему в высшей степени все равно, особенно когда на первом этаже он встречает Тэхена, вид которого не столь удрученный, как полчаса тому назад; приятельски похлопывая юношу по плечу, Юнги предлагает совершить вечерний променад. Втайне он рассчитывает на согласие, надеясь положить начало их сближению. Ким же раздумывает с минуту, но его мысль обрывает нескончаемый поток входящих сообщений от одного, явно раскаивающегося, адресанта. Тэхен будто стоит на распутье, разрешая в своей голове дилемму особой сложности, – с одной стороны, в профилактических целях Чонгука надлежит как следует проучить, да и прогулка перед сном никому не повредит. Но с другой… неприятный осадок до сих пор гложет со страшной силой, да и вверять Чонгука в лапы коварного одиночества, видимо, не самая лучшая затея, вследствие чего разум и тело сковывает потребность взбежать наверх, поверить каждому слову Чонгука и вплотную прильнуть к нему, целиком растворяясь в его объятиях.