Глава первая: (По)Ток
4 марта 2017 г. в 04:43
"Очи кровоточат, пальцы красны и раскалены огнемъ".
Троил, 14 век, "Труды об Иво"
— Оставь, — судорожно выдохнул слабеющий, весь в ожогах солдат, до боли цепляясь за ушибленное запястье Джона. — Оставь меня... я того не стою...
Он почти обезумел из-за этой дымной, нарастающей перестрелки; неровный песок за их спинами взрывался яркими оранжевыми всполохами и черными, словно сажа, языками пламени.
Джон ничего не ответил — только склонился над задыхающимся товарищем; песок жалил незащищенное лицо, предплечья и загорелые кисти рук, но Джон задвинул в сторону стрекот выстрелов, гром орудий и стоны умирающих и сосредоточился на одном человеке, своем единственном пациенте. Он был полон решимости вытащить Джеффри из лап приближающейся смерти и закрыть его поблескивающую, сочащуюся кровью рану на животе.
Закрыть не повязкой — собственными руками. Джон крепко зажал зияющую дыру, и Джеффри мучительно заскрежетал зубами; Джон закрыл глаза и вдохнул грязный, резкий, словно пощечина, ветер. Он втянул в себя странный голубой поток магии, позволил до предела заполнить глаза, плечи, руки, а затем сорваться с кончиков пальцев и обжигающим током ударить в рану, которую он зажимал этими самыми пальцами.
Джеффри не вспомнит этого, когда очнется. Никто никогда не вспоминал.
Исцеление всегда напоминало физическое явление: воду, огонь, электричество; оно стремилось к поврежденным местам, открытым разрывам. Джеффри под пальцами Джона, под слепой, восстанавливающей силой его исцеления, содрогнулся всем телом и затих. Расслабился. Джон ощутил, что рана закрылась. Под руками ощущалась целая, неповрежденная кожа.
Он открыл глаза навстречу яркому афганскому солнцу и, откинувшись назад, жадно втянул воздух. На какое-то мгновение перед глазами все побелело. То был цвет триумфа и чистых луж, какие остаются после сильной грозы, когда шторм стихает и покидает травяные холмы, оставляя их пропитанными дождевой влагой.
Вокруг продолжал греметь бой, Джон молчал. Ослепительная белизна перед глазами ушла. Джон подхватил ружье Джеффри, поднял его к плечу и прицелился. Он защитит человека, которого только что исцелил.
Джеффри мирно спал на грязном песке.
Магии в мире давно не существовало.
Никто не знал, почему. Находились те, кто пытался найти ответы — исследователи буквально закапывались в древние книги, стараясь отыскать малейший намек, хоть какое-то указание, почему магия исчезла, но никто до сих пор так и не нашел разгадки. И едва ли найдет. Прародители не думали, что магия может исчезнуть, и оттого не записывали никаких размышлений на эту тему.
Джон знал это точно, потому что тоже пытался найти ответы. Он читал старые книги и рылся в обветшалых книжных лавках, выискивая выцветшие, поеденные молью словари, энциклопедии и медицинские тексты.
Он единственный в семье обладал даром магии, и никто, кроме его сестры Гарри, об этом не знал (да и та, сначала удивленная и заинтригованная, давным-давно потеряла к этому интерес. И Джон ее не винил. Гарри по-настоящему любила лишь то, что она понимала). Из-за своего бремени, из-за сей привилегии Джон временами чувствовал себя одиноким и порой жалел, что рядом нет человека, кто смог бы понять это жутковато-прекрасное волшебство. Понять просыпающееся в костях чувство нужности и почти автоматически поднимающиеся руки, которые словно сами по себе желали сгладить ушибы и порезы, закрыть раны. Джону приходилось держать дистанцию, оставаться в стороне и не лечить чужие ранения. Он должен был скрывать собственные способности, иначе это могло привести его к гибели.
Джон не был уверен, что поступает правильно, но он сознавал, что пытаться кому-нибудь рассказать — слишком непредсказуемо, слишком рискованно.
Магия в нашем переменчивом мире — вещь опасная, опасная из-за своей мощи, опасная из-за притягательности, из-за того, сколько людей отчаянно ее желают. Даже самых достойных можно подкупить; а магия меняет все, к чему прикасается. В старые времена равновесие достигалось за счет существования многочисленных Иво (названных так за их способности к магии) и Не-Иво, но с тех пор мир изменился. Магия давно ушла в небытие, и никто даже представить себе не мог, было бы ее возвращение к лучшему или к худшему.
Джон не вызывался быть Иво, но был им. Магия выбирает себе представителей, не задумываясь об их благе.
Он стал врачом частично из-за своего желания исцелять, а частично от недостатка других интересов в жизни, и затем отправился на войну.
Джеффри стал одним из спасенных Джоном солдат — одним из тех, кто по выздоровлении не вспомнит неведомой, неожиданной силы, лазурного огня, пронзающего руки, ноги, голову, легкие — и закрывающего раны, утишающего головную боль, подавляющего токсины.
Джон отлично умел прятать свои способности, отлично умел скрывать от всех "говорящие" признаки. Усталость после исцеления он позволял друзьям списывать на излишнюю рабочую нагрузку и стресс — как и углубившиеся морщины вокруг рта и глаз (Иво всегда быстро старели). Из-за дурманящего накала собственной магии он всегда тянулся к природным явлениям таких же гипнотических свойств: к воде, огню, небу и камню.
Лучше всего помогала простая вода, но в чае и кофе тоже хватало жидкости, чтобы почти целиком ее заменить. Когда не удавалось носить с собой бутилированную воду — просто в руке или в рюкзаке, он пил чай; если не было доступно ни то, ни другое — то кофе. Алкоголь, если приходилось его потреблять, тоже вполне срабатывал (хотя для Джона это всегда была война между желанием расслабиться и здравым смыслом, ибо он опасался, что в момент пьяной бесшабашености может выболтать свой главный секрет).
В результате он практически всегда ходил с флягой и старался не удаляться от входа в палатку.
Через несколько дней после спасения Джеффри (считавшего, что его отбросило взрывом упавшего рядом снаряда, ибо в пылу боя никто не видел, как его исцеляли, и он сам тоже ничего не помнил), Джон совершил свою последнюю ошибку во время боя. Любой солдат не единожды совершает ошибки, но лишь последняя отнимает у него конечности или жизнь. Она — последний акт, толкающий солдата через край опасности.
В тот миг, когда Джон опустился на колени около умирающей девушки-военной и стал стирать с ее закрытых глаз грязь, позади него прогремел взрыв — громадная, сокрушающая звуковая волна. Вокруг поднялся ужасающий рев, небо заволокло дымом.
Джон упал на землю с пулей в плече, а девушка, которую он хотел излечить, умерла.
Она стала единственной, кого ему не удалось спасти.
Дернувшись, Джон проснулся в своей ужасной арендованной комнатушке, и вдохнув мерзкий запах грязной одежды и застарелых страхов, уставился в щербатый потолок с желтыми пятнами. На улице пока стоял предутренний мрак, рассвет еще даже не начал заниматься. Сердце Джона колотилось так, что в ушах грохотала кровь.
Вокруг была тишина.
"Тишина, — подумал он, — время перед самым концом". Он повернул голову и посмотрел в красное свечение дешевых электронных часов.
Прошло шестьдесят три дня и два часа с тех пор, как он покинул Афганистан.
Он находился в мирном Лондоне — наедине со своей магией и в полном одиночестве. И рядом не было никого, кто нуждался бы в исцелении. Голубой огонь магии, не переставая, кипел на локтевых сгибах, в загривке, в запястьях, в несгибающейся бесполезной ноге и плече с пулевым шрамом, а вокруг была лишь пустота безмятежного города.