Рождённая тьмой

— Как аванпост назовёшь? — спросил Мелькор. Его взгляд то и дело косил в сторону, возводимых младшими духами, крепостных стен. Честно говоря, после наскоро данного предложения сделать меня наместницей, он долго думал, где эту самую крепость размещать. Ангбанд возводился, согласуясь со стратегическими нуждами, потому и встал недалеко от границы с Валинором. Его собственная цитадель — Утумно находилась в зоне наиболее комфортного для него климата и потому могла быть ориентирована в глубь его владений. На что опираться при постройке очередной крепости, Мелькор банально не знал. Это положение и привело к тому, что он просто тыкал пальцем в карту Средиземья, закрыв глаза. При попадании не в воду, начинал думать о том, к чему приведёт наличие конкретно в этом месте аванпоста. Как итог, крепость стали воздвигать в крайней южной точке Средиземья (море во избежание негативной реакции Улмо было на приличном расстоянии). Сей результат, сопровождался мыслью о том, что прорвавшегося вглубь страны врага можно будет попробовать окружить с трёх сторон, а там уже глянем, к чему это приведёт. Падший Вала понимал, что опыта боевых действий он не имеет. — Рингаминдон*, — незамедлительно отозвалась я. Шеф с каким-то нездоровым интересом начал меня осматривать: — Это какой-то новый образчик женской логики? Ну вот, знала же, что наличие в названии «холода» обернётся чем-то эдаким. — Нет, это называется: сломай врагам мозг, — пришлось пояснять подоплёку действий мне. — И, вообще, моя крепость-башня, как хочу, так и называю. Мелькор кивнул чему-то своему. Допускать грубейшие логические ошибки специально… в этом что-то есть. — Ладно. Я не за этим явился, — в определённом смысле пошёл на попятную он. — У тебя несчастные случаи на стройке были? Сначала Фауст, теперь это. С кем в унисон мыслит Мелькор? Со всеми по очереди? — Несчастных — не было, — немного подумав, ответила я. Что конкретно он имеет в виду, я уже поняла. Но формулировка в корне не верна, следовательно, обозначить сие подобным образом право я имею. — Та-а-ак!.. — протянул шеф, уловив лёгкую насмешку в моих словах. — А какие были? Позволяю себе хмыкнуть. С чего следует начать, чтобы непосредственное начальство со мною согласилось, я уже знаю: — Как вы относитесь к предателям? Среагировал он тут же, инстинктивно. И так тёмные глаза, потемнели, хищно сузившись. Сам он напрягся, будто став в охотничью стоечку. — Развоплотить суку! Дух его, словно сперму, по внешней тьме размазать! — русский мат из его уст прозвучал неожиданно. Зато я тут же осознала, что заразна. Потому как при сюзерене, я не материлась. Нецензурная лексика срывалась с моего языка лишь при подчинённых, когда те либо не укладывались в сроки (это выражалось в том, что они занимались чем угодно, только не стройкой), либо неразумием своим портили стройматериал, как вариант, они могли ещё и неудовлетворительно выполнить свою работу, изволя халявить. Выражать положительные эмоции матом мне ещё не приходилось. Однако, благодаря заинтересованности некоторых балрогов, матерный ликбез мне провести пришлось. Так что на нашей стройке ненормативно могли сказануть, что угодно. И теперь оказывается, что эта «чума» распространилась за пределы моих владений и дошла прямиком до шефа. Не… ну, а чё!.. мат, кажется, Богородицу оскорблял. Тут будет, видимо, Варду оскорблять, ну, или самого Эру. — Поздно его развоплощать, — просветила я своего Вала о текущем положении дел. — Что ты с ним сделала? — с нехорошим предчувствием интересуется Мелькор. — И что он сделал, до кучи? Есть у восставшего в могуществе, тревожащее его предположение. Он даже не опасался, он боялся, что оно соответствует истине. И самое ужасное в его положении то, что оно подтвердилось следующими моими словами: — Помнится, вы сказали, что в ваших владениях я могу утолить свой голод, чем пожелаю… — поймала его на слове я. Мелькор подумал о том, что, если у него вдруг начнётся нервный тик, то это будет весьма объяснимо. Он и не предполагал того, что духа Айну можно сожрать**. И теперь, видимо, до скончания веков его будет терзать несколько вопросов, которые он побоится задать, ибо не захочет получить ответа. Первый: как подобное существование можно назвать бессмертием, если тебя всё же могут убить? Второй — съесть возможно всех? В этом положении самые животрепещущие — он сам, Тулкас и Эру. Он сам — ну, тут банально страшно. Тулкас? Есть постулат, что нет на Арде оружия, способного причинить ему вред. Можно или нельзя именовать Унголиант оружием? С Илуватаром было бы всё куда проще, если бы он точно знал, что тот является творцом его вассала. В таком случае бояться в первую очередь надо не Унголиант, а ненормального Илуватара, подложившего такую свинью миру, хотя… была же фраза самого Эру, что он явил им вещи, которые как, казалось им, они сами придумали или развили. Он тогда говорил обо всех! Ложь, творцом коей именовали его, высокомерие, зависть, жестокость… продолжать можно до бесконечности. Получалось, следуя этой фразе, всё это — творение Эру, ибо, по его мнению, творение его творения — его творение. Вот уж, данники славы! Однако сама, вассал, утверждает, что породила её тьма и при этом не врёт. Благодаря Майрону, он знает мнение валар о ней — её породил его бунт, конфликт, зависть к владениям Манвэ. Какое из утверждений верно? Последнее? При котором либо он сам, либо, вообще, неодушевлённое понятие сотворили Это? Может из-за его восстания, кто-то из предначальных духов мутировал, до такой степени? Вон Макар с сестрой*** тоже немного повёрнутые и можно смело утверждать, что благодаря нему. И вишенка на торте — ему кажется или сила Унголиант возросла?.. — Было такое, — нехотя признался Мелькор, и ему впервые показалось, что он излишне скор на клятвы и обещания. Потому как последствия его, воспринятых явно директивно, слов оставляли желать лучшего. К тому же следовало учитывать, что говорил он, и как понимал его собеседник. Всё-таки подобного он в виду не имел, в силу того, что на тот момент он такого и предположить-то не мог. Поощрив согласие своего Вала кивком, я продолжила: — Так вот, благодаря тому, что, обсуждаемый нами, майа явно и сознательно тормозил процесс стройки, саботируя любое предприятие и агитируя балрогов халтурить, я сделала вывод, что передо мной диверсант и казнила его путём употребления в пищу. С валар это чудо передовой мысли не контактировало, не их стиль. Но зуб против вас он имел однозначно. И потому он решил вашими же методами вредить вам. Думаю, он дошёл до того, что страшился и вас, и Эру, и валар. Сей поток сознания, выданный мною, ничем не регулировался, однако Мелькор меня понял. Впрочем… он являлся Тенью всех валар, значит поверхностные знания Ирмо, ему были доступны. — Нда… ни Эру молитва, ни мне помощь, — подвёл итог Мэлько. Тут только что, буквально, на его глазах появилась новая грань затемнения искажённых. Новая грань под названием: «Вреди всем». — Однако. Твои действия — явное самоуправство. Что делать со своими майар — решаю Я! Ты должна была спросить моего разрешения. Ты имела дело не столько с предполагаемой пищею, сколько с клятвопреступником, — он встряхнул головой, и его длинные чёрные кудри рассыпались по плечам. Всё это сопровождалось перезвоном благородных металлов, закреплённых в волосах. — На колени! Моя насмешка тут же истаяла, как ни бывало. Явно хочет наказать, явно физической болью совместной с унижением, всё-таки за нами втихую наблюдала вся стройка. Была ли я вынуждена подчиниться? Была. И не потому, что в противном случае Мелькор меня развоплотит. Создать новое тело, не потеряв в мощи, для меня не проблема, творил меня всё же не Эру и существовала я по иным принципам. В противном случае меня ждала вынужденная изоляция. Так что проверку давления его авторитетом мне придётся с честью пройти, тонко намекнув, что я признаю его лидерство вне зависимости от его и моей мощи, от его и моих возможностей. Несмотря на то, что на данный момент шеф был меня сильнее, у него в отличие от меня имелся стоп кран — страхи физически-волевого характера. Я медлила и так долго, у Мелькора кончалось терпение. Ждать он не умел и не привык. Чтобы не передумать, бухаться на колени пришлось одним рывком. Вала выдохнул. — Болевой порог не изменять. Я кивнула. Изменю — заметит. Рука Мелькора нашарила на поясе плеть и крепко вцепилась в её рукоять. Он обошёл меня по кругу. — Оголяй спину. Я скинула с себя, как плащ-накидку, так и находившуюся под ней холщёвую рубашку. Не успела она пасть на песок, как я ощутила первый удар. Ну, что тут сказать, получить армейской бляхой по оголённой пятой точке, куда как больнее (бил меня в моих воспоминаниях отец). Но это первый удар. Дальше Мелькор вошёл во вкус и перестал соизмерять силу. Остановился он лишь тогда, когда осознал, что я уже не стою на коленях. А лежу, уткнувшись лбом в песок, тихо поскуливая, изо всех сил стараясь не вопить. Многих садистов эмоциональная реакция жертв только заводила. — Вставай, — отдал очередной приказ Мелькор. — Спину не лечить. Обрабатывать и не давать ранам загноиться — можешь. Я каким-то нечленораздельным звуком подтвердила, что его слова приняты к сведению. И тут же залечила, прокушенную щёку. Исполосованная спина, без должного ухода со временем покроется шрамами, но это не так уж и важно. Главное — Мелькор узнал, что и в его случае коса на камень найти может. — Я сказал не лечить! — не понял моих ментальных телодвижений падший Вала. Тонкости происходящего он не улавливал. И мои действия были расценены им, как прямое нарушение его указаний. — Вы сказали: спину не лечить, — устало отозвалась я. — А я ускорила регенерацию щеки. Последний раз моё тело так долго и продолжительно болело, когда я повредила себе голову, чуть ли не до костных тканей, стукнувшись затылком со всего маху о край гаража. Мелькор кивнул в ответ на мою фразу, отчётливо понимая, что все его слова отныне будут рассматриваться со всех точек зрения и приводиться в исполнение так, как захочется не ему. Притом, что его приказ всё равно будет оставаться в приоритете. Приведя себя, насколько позволено, в порядок, я встала. Разминать затёкшую от боли и напряжения спину, я побоялась, однако плечи всё же по возможности расправила. — На счёт предателя… — после этих слов Мелькор выжидательно посмотрел на меня. — Его fana, пусть и не вся, ещё сохранилась у меня на кухне. Если хотите отомстить, понимаю, что лишила я вас именно этого удовольствия, можете его отведать. Хорошенькое предложение совместного каннибализма! И как я до такого докатилась? Всё, по мне плачет не психоневрологический диспансер, по мне тюремная больница плачет. Горькими слезами, надрывно так плачет. Однако… голод — не тётка. Будешь центром чёрной дыры — сожрёшь всё, что мимо пролетит. — Угощай!.. — вала подумал о том, что даже в его извращённом существовании такая мысль появляется впервые. До этого момента он представлял себе исключительно возможность съесть, ещё не появившихся эрухини. Теперь он подумал, что мыслил он как-то мелко. А пугать братца надо по-крупному. На импровизированной, во многом походной кухне орудовала я сама. Можно было, конечно, кому-то перепоручить сии обязанности, но особого смысла я в этом не видела. К тому же пришлось бы ждать, а так… руки заняты, голова тоже. С тем же Мелькором можно было поговорить. — Смотрю, бытом ты промышляешь сама, — недоумённо констатирует очевидное мой сюзерен. — А что так? — Отвлекать от работы никого не хочу. Их нынешнее занятие для меня более важно, нежели их реакция на мою деятельность, обусловленная довольно странными понятиями о солидном — не солидном труде. К тому же, готовка в подобных, не естественных для меня, условиях мне пока интересна. А приестся — я её на кого-нибудь сброшу. — Дело, конечно, твоё, но будь они на твоём месте, они бы так не поступили. — А вот это уже их дело, — довольно резко отозвалась я. Что-то не понимаю я этого кастового общества. Коли моё положение иерархически выше, значит то, как вести себя с менее привилегированными его членами, решаю я. А то по логике шефа получается, что моим поведением должна управлять неосуществлённая возможность. — А если они тебя уважать не будут? — продолжал гнуть своё Мелькор. Ему было куда комфортнее работать с теми, кто в большей степени разделял его взгляды на мир. — А они это видят? — вопросом на вопрос ответила я. — А если тебя уважать не буду я? — Вы и без этого не больно-то своих слуг уважаете. Он кивнул, с интересом посматривая на скворчащее на шампурах мясо. То покрывалось коричневатой корочкой и плевалось соком, во все стороны. — Готово, — определила я, переправляя мелко порубленные куски с шампура в тарелку и отдавая её Мелькору. Он взял её, повертел в руках, потом поставил на стол. Презрительно покосившись в сторону вилки, достал из сапога кинжал и наколол шашлык на него. Откусил. — Вкусно, — подвёл итог он. — Мясо и должно быть таким волокнистым или это следствие особого приготовления? — Должно быть. Когда-то я читала про ритуальный японский каннибализм во время второй мировой войны. В ходе самого описания звучало, какова человечина на вкус. Эльфы не должны были в этом плане сильно отличаться. Кстати… про не должны были сильно отличаться… — Владыка, — он поднял на меня взгляд, — зачем майар, чьё тело соответствует перворожденным, такой рудимент, как вздыбливающиеся в случае опасности волосяные фолликулы на пару с мурашками? Меня ещё беспокоило наличие или отсутствие в организме эльфа аппендикса. Но определить по внутренним органам, что это такое, я бы просто не смогла. Нет, сердце от кишок я, конечно, отличила бы, но вот как найти среди всей этой жизненно важной «трухи» аппендикс, я просто не знала. Нет, были ещё гланды, служившие защитой от микроорганизмов, и они тоже плохо вписывались в концепцию сотворения. Потому как мне резко стало интересно, кто творил эти самые микроорганизмы? Ну, с вредными ясно — Мелькор, а творцом полезных кого заделать? И так её, жизненно важной «трухи», лицезрение ввело меня в какое-то чересчур задумчивое состояние. Одно дело желание кого-то сожрать и совсем другое потрошение этого кого-то. Не вызывающие к тому же ни капли отвращения или брезгливости. — Может, это какой-то мимический знак другой особи? — предположил Мелькор. — Ну, раз ты практического применения этому не нашла. — Внимательными же они будут в таком случае! И жить на севере они не должны. Всё это натолкнуло меня на мысль проверить наличие когнитивных искажений, типа той же предвзятости подтверждения****. И проверять их наличие желательно не на майар Мелькора. Подойдут только светлые. Вот для них иметь что-то полученное в ходе эволюции как-то странно. А Мелькор своих в эту сторону исказить мог. Или можно тут же утверждать, что эффект большинства***** был уже проверен во время Айнулиндалэ? Пожалуй, можно.

***

Лёгкий бриз несётся со стороны океана и бросает мне в лицо мои же волосы. Русая копна начинает немного загораживать обзор. — А почему ты был майа Улмо, а не Манвэ? — вдруг спрашиваю я. — Не понял? — Оссэ, ты балуешься штормами и цунами. Причина всему этому ветер. Владыка ветров — Манвэ. Причём тут Улмо? — Ну, — майа замялся, — Он мне больше понравился. Да и забавляться мне больше нравится с водой. Меня не интересует коррозия камней и металлов. Я не люблю смешение газов в порывах ветра, как некоторые. Мне хватает водорода, кислорода и азота. А к напалму меня просто никто не подпустил, он меня тоже заинтересовал. — Зачем вы меня сюда позвали, вам же известно, что я не перейду на вашу сторону! — немного патетично возвела Уинен. — Я не о том, никто от тебя и не ждёт перехода в мой стан. Ты лучше глянь, как мило воркует твой суженный с моей подопечной. Уинен, стоящая по колено в воде, оборачивается по указке тёмного валы. Оборачивается, чтоб застать, как Оссэ дружески убирает с моего лица прядь, чуть слипшихся, мокроватых волос. — Это лишь дружеская беседа, — протестует Уинен, хотя и против неё какой-то зверёк глубоко внутри неё протестует. — А это я так понимаю её логическое завершение? Резко, ничуть не отвечая плану беседы, Оссэ наклоняется ко мне и целует прямо в губы. Сделать он это действительно хотел. Закрадывалась в его голову крамольная мысль сравнить двух женщин. Но почему сейчас? Сейчас? Ни к селу, ни к городу. Я в удивлении. Поцелуй мне понравился (он был мягким и ненавязчивым, и отдавал всю инициативу мне), а вот его внезапность отдавала чем-то нехорошим. — Нет!!! — это было последнее слово Уинен услышанное Оссэ. Рядом с тем местом, где стояла маиэ Улмо, как камень врос в песок Мелькор и ухмылялся. Оссэ всё понял. Его собственное мимолётное желание разожгли до пожара, а потом в наглую, направив в нужное русло, продемонстрировали заинтересованным лицам. Я же, наблюдая за всем этим, пришла к другому выводу: рабство Мелькора — рабство собственных страстей. Быть его рабом — означало быть водимой лично им по длинной цепочке совместных желаний.