Рождённая тьмой

Ангбанд был достроен первым. Его сторожевые башни, похожие больше на горные пики, были всегда начеку. Наместником крепости был Майрон, а он «дрессировал» подвластных ему духов строго по образцу абсолютной дисциплины. У этого майа определённо был пунктик на порядке. — Мы строил, строили и, наконец, построили! — процитировала я мультик «Чебурашка и крокодил Гена». — Псарни, где держат волколаков, не окончены. Работа ещё есть, — показал свой перфекционизм Майрон. Волколаков — своё новое изобретение, в выведении новых пород, майа очень любил, если не сказать обожал. Его «собачки», о которых было известно только то, что они, как волки и лисы — псовые, получили от своего создателя куда больше свободы, чем некоторые подвластные ему духи. Да, взять ту же Тхуренгветиль!.. Он гонял её так!.. Что цепным псом Майронова «самодержавия» скорее была она, чем они. — Ты в любом деле сразу концентрируешься на недостатках? — интересуюсь я. — Беспорядок должен быть исправлен. А нарушитель — наказан. Майрон перекинул со спины на грудь тяжёлую косу, словно ставя точку в своём постулате. — И как же с такими убеждениями ты оказался в свите Мелькора? — удивлённо вопрошаю я, ведь, в основном, окружающие считают беспорядком — искажение. Да, я прекрасно понимала, зная Майрона, что тот наказывал бы нарушителя однозначно более жёстко, если не сказать жестоко, чем это делали бы валар. Мой собеседник полумер не признавал. Возможно, это было одно из тех качеств, что изначально сблизили его и шефа. — Мне не по нраву заведённые в чертогах безвременья и Валиноре порядки. Я нахожу их малоэффективными и неправильными. Я не вижу при таких условиях интеллектуального технического развития. Мне кажется, что их путь ведёт в никуда. Мне не нравится эта идея жить от песни до песни, в которой примут участие эрухини. Она нивелирует многие, — он хотел сказать «мои», но потом передумал, — великие цели, заставляя жить текущим моментом, да, вдобавок, ностальгировать по прошлому. Я не согласен с монополией Создателя на сотворение жизни ни вообще, ни на данный момент. Мне не нравится идея подражательного опыта для эрухини, мне кажется учиться они должны сами — не нужны им наставники из числа валар. А коли самим трудно, пусть идут в вассалы ко мне и Мелькору. Я и в замыслах Создателя, открытых мне, вижу уйму недостатков. Которых мне более нигде не дадут исправить. После объяснения для меня всё встало на свои места. Да, действительно там от Замысла шаг вправо, шаг влево «расстрел». Уже показательно, какие валар сделали выводы относительно меня. К тому же я поняла, что за порядки могут не понравиться в Валиноре. Ни смотря на то, что была я там лишь единожды, меня поразили сами роли валар. Без наличия дьявола-разрушителя роль той же Ниенны начинает казаться странной, а она аратар. Почему Ванна — валиэ, я так и не поняла. Неужели это так важно не усваивать опыт времён, оставаясь вечно юной? А иначе я её роль понять не могла, ибо никто из валар не старел физически. Так что, к примеру, распределение статуса среди валар не нравилось и мне. — Ладно, ваш сабантуйчик скоро начнётся? Мы с Майроном сидели у него в кабинете, ожидая всю частную компанию: Лангона, Тхурингветиль, Оссэ и единственного от балрогов — Готмога. Интерьер, отражающий вкусы майа, я уже устала рассматривать, как, впрочем, и его самого. А они прекрасно дополняли друг друга. Деловой практично-прагматичный стиль, выраженный в готике, мне встречался впервые. — Ты самая пунктуальная. Но они недалеко это чувствуется. Я тоже ощущала отпечатки их сознаний, но локализировать их не могла. Возможно, не набила в этом руку. Не прошло и получаса, как явились все, кроме Оссэ. — А куда же нашего водяного мальчика дели? — развязно спросила Тхури. Её манеры были немного вульгарны, но это не отвращало меня от неё. Я считала, что каждый вправе вести себя так, как считает нужным, если это уместно при тех обстоятельствах, которые его окружают. Майрон, чьим глашатаем она была, не выказывал относительно её поведения никакого недовольства, а, значит, она была свободна в проявлении себя так, как хотелось именно ей. — Он всё ещё обижается на себя, злится на Владыку и непонятно как относится к Унголиант, — тут Лангон отвесил мне нешуточный поклон. После инцидента у меня на стройке, меня опасались все. Даже Майрон на меня косо поглядывал, хотя сильнее его я не стала. Всё равно мощь, зависящая от сытости, его не вдохновляла, ставя в перспективе под вопрос его собственный статус, коим он дорожил сверх меры. Да что там Майрон — Мелькор стал предельно вежлив. К примеру, я от него больше не слышала высказываний на тему: набила ли я своё брюхо. Так что, если меня опасается даже сюзерен то, что уж говорить об остальных. В совокупности все эти факторы иерархически ставили меня на уровень Майрона и Оссэ. И слава породившей меня Тьме, что мои амбиции обтекаемо пересекались, но не совпадали с их амбициями. Иначе грызня и под ковёрная борьба в высших эшелонах власти у Мелькора была бы нам обеспечена на долгие годы. — Я так понимаю, он пытался у Уинен прощения просить? — попыталась разобраться в ситуации я. — Да!.. — небрежно махнул рукою Готмог, — Она его и слушать не стала. Горячий во всех смыслах балрог плохо понимал своего водяного собрата. То, что тот готов был униженно молить о прощении любимую, просто не укладывалось в его голове. Как так?! Мужчина — Оссэ именно он должен женщине — Уинен задавать курс и направление. Таково было виденье Готмога. — И чем теперь занят сам Оссэ? — продолжаю допытываться я. Из-за того, что в его нынешнем положении как бы можно было б усмотреть отчасти и мою вину, мне хотелось загладить её, не если она есть, а, если он её видел. — Бродит где-то в северных морях недалеко от Утумно, цунами балуется. Успокаиваться так пытается, — а это уже в разговор вступил Лангон. — Раскис он из-за неё совсем, — подал голос Майрон. Для него не было понятно, как какое-то чувство, пусть и именуемое любовью, может затмевать личностные желания. — Поговорить с ним надо, — сразу и за всех решаю я. — Ну и кто это будет делать? Встречаться с буйным Оссэ не хотелось никому. И мне тут же пришла в голову мысль о том, что инициатива всегда наказуема: — Ну, ко мне же он непонятно как относится. — Ты разбираешься в отношениях? — тут же засуетился Лангон. Он посчитал, что раз я не побоялась перспективы встречи с Оссэ, которого крыло не по-детски эмоциональными штормами, то я могу и ему в его ситуации помочь. — У него с Ильмарэ всё плохо. А она у него любовь на всё существование мира, — нагло влезла объяснять Тхури. Я смерила Лангона долгим взглядом. Вот уж типчик из разряда полюбить так королеву, проиграть так миллион. — Смотря, в чём проблема, — ответила я глашатаю Мэлько, напрочь игнорируя Тхуренгветиль. — Она говорит, что со мною говорить бесполезно. Мелькор меня, буквально, накачал своею псевдофилософией. — А она, что в философии во главу угла ставит? — мельком интересуюсь я, предугадывая ответ. — Добродетель. Я прикинула, что происходи всё это на знакомой мне по памяти Земле, её можно было бы назвать последовательницей Аристотеля. — Жаждет философии — сейчас устроим. Правда, боюсь, подобное ей не очень понравится, — я вошла в раж, возможно, от выпитого (мною был пригублён не один бокал), возможно от того, как на меня смотрел Майрон. Меж нами будто искра промелькнула, в тот момент, когда я обстоятельно начала разбирать проблему. В такие моменты, когда я была на взводе, доказательства и аргументы из моих уст могли перемежаться с ругательствами. И было не вполне ясно на кого они направлены. На собственную мысль, когда сглупил или же на собеседника, в попытке задеть, чтоб тот перестал ясно мыслить, пребывая в гневе или же раздражении от, используемых мною, эпитетов. — Говоришь ей, что ты видишь необходимость обобщить духов Айну женского полу и эрухини*. Не понимать, зачем это делается в своём мещанстве, могут лишь валаропоклонники, нисси**, дети и прочие хоббиты***. Ибо они не в силах уразуметь, что свобода есть осознанная необходимость****, а альтруизм вреден*****. Я даже опустила Марксовское: «Религия — опиум для народа» и не стала поминать Эпикура. Да и Платона развила без его одобрения высокого чувства к своему полу, вопреки животному инстинкту, обуславливающему влечение к полу противоположному. — После такого она со мной общаться перестанет. Она и так уж подумывает, что я потерян для Света, — обречённо выдал Лангон, выслушав мою тираду. — Зато всё, что я выдала, сказали общепризнанные философы. В свете всего этого меня можно обвинить лишь в философизме и, разговорив меня побольше в филетизме******. Майрон два раза демонстративно хлопнул в ладоши. Он сделал вывод, что перед ним дух Айну творческий. И поставив предо мной задачу добиться определённого результата, можешь быть удивлён, как не оговариваемому процессу, так и результату. Но, если это учитывать, то можно добиться многого. Поскольку я стремилась контролировать культурно-просвещенческий уровень масс — его подобная власть не интересовала — можно идти на сближение. Он не увидел во мне конкурента. Понять бы теперь, что главное для Оссэ, особенно теперь в момент слома личности, и можно фракцию создавать. Вот только чем бы её скрепить? *** Оссэ нашёлся относительно быстро. Он забывался работой далеко на северо-востоке Средиземья. Под его ни разу не дрогнувшей рукой рождались гейзеры. — Я могу посмотреть? — осведомляюсь я у майа. Он тут же обращает на меня внимание. Явного недовольства не выказывает, но видно, что я ему помешала. «Нда… действительно», — подумалось мне, — «Мальчик больше недоволен собой и шефом. Меня он в этом деле не винит». — Что ж, смотри, — разрешил мне Оссэ. — Это не так уж и важно, кто смотрит. Я хмыкнула. Майа явно строил из себя личность, которой до мира дела нет. Как бы суицидальные наклонности в нём не проснулись. Или что там возможно в его положении… — Ты, помнится, обещал показать мне цунами. — Для этого мы должны быть рядом с океаном, — и тут же с лёгкой досадой осведомился. — А это моё творение тебе не по вкусу? Я в удивлении посмотрела на него: — Почему же никогда не видела долин гейзеров. — Гейзеры? — не понял Оссэ. — Так называется то, что ты сотворил. — Гейзеры, — повторил он, — Почему бы и нет? — Только ты к ним не приближайся. Воздух концентрированный. Напалма много. Вон тот аммиаком дохнуть может. Он говорил только о работе, будто всё остальное — не существенно. Мне захотелось его как-то растормошить. А-то парень с головой ушёл в работу и не реагирует ни на что другое. Явно подавляет чувства, а это ни к чему хорошему не приведёт. — Ты всё ещё злишься? — всё-таки решаю начать разговор я. — На тебя? Ни в коем случае! Я видел твоё лицо после нашего поцелуя. Твоё удивление было неподдельным. Я виню себя за то, что поддался на провокацию Владыки. — Я ж действительно хотел тебя поцеловать. Ты только не обижайся, — предупредил он. — Хотел сравнить мои чувства к ней с тем, что я испытываю, общаясь с тобой. — И как? — Честно? — По возможности. — Если бы она этого не видела, я выбрал бы её. — И что до конца мира скрывал бы то, что между нами было? — интересуюсь я. — Мне кажется, это было бы не честно по отношению к Уинен. — Знаю, — словно нехотя отвечает он. — Но я же побывал на службе у Мелькора! — хмыкнул он в сторону, — Мне можно. Я только покачала головой, то и дело поглядывая на гейзеры. — Измену Улмо она тебе простила, физическую измену себе — нет. Она хотела тебя вразумить, вернуть к изначальному сюзерену и прикрыть своей любовью от его гнева. Но как только ты перестал соответствовать твоей персонификации в её сознании, так она тебя и знать не хочет. Это не безусловная любовь. Она любила тебя за что-то, не обнаружив ныне которого, её интерес к тебе иссяк. — Будто ты любишь иначе, — еле слышно пробурчал Оссэ. — А мы с тобой говорили, что я тебя люблю? — с усмешкой уточнила я. — Уинен была согласна тебя любить, только при условии, что ты не идёшь против Эру и Улмо. В противном случае она сама бы перешла на ту сторону, на которой ты. Оссэ нахмурился, никак не отвечая на мои слова. — Для неё не было бы проблемой общаться с тобой, как с личностью изменяющейся. — Да, она говорила, что больше не видит того майа, которого она полюбила. Звучала даже фраза, что Мелькор того майа уничтожил. Я была далеко не уверена, что сам Оссэ пережил бы кардинальные изменения в Уинен. Но всё же… — Обними меня, — вдруг внезапно в форме приказа попросил он. Ничего сложного я в этом не увидела — подчинилась. — Я не знаю, что мне теперь делать. Даже, если я вернусь к Улмо, Уинен меня не простит. А возвращался бы я в первую очередь к ней. А оставаться у Мелькора после такой подставы не хочется. Как говорил Улмо: «Его со временем все начинают ненавидеть». Оссэ пожал плечами, любуясь на своё творение, для создания коего ему пришлось консультироваться у Майрона. — Улмо был прав лишь отчасти. Я кивнула, понимая, к чему он клонит. Действительно, во взглядах светлых на проблему то и дело сквозило верхоглядство. — Я ненавижу его за то, что он причинил мне боль и восхищаюсь им в том, как он это сделал. — Эстетика отвратительного? — Оссэ кивнул, и потому я нашла в себе силы его поправить. — Он причинил тебе не боль, он причинил тебе неудобства. — Не опошляй, пожалуйста! Мы, обнявшись, стояли довольно долго. Молчание первой прервала я: — Чем теперь планируешь заниматься? Я сама помимо бытия боевой единицей в армии Мелькора нишу себе не нашла, хотя и был момент, на который у меня слюнки текли. Оссэ долго думал, но потом всё же выдал: — Я хочу иметь протекторат над эльфами. — Законодательный уже забил Майрон. Этнокультурное развитие — я. — Тогда я возьму на себя обучение их с младых ногтей. Как только он это сказал, мир содрогнулся. Тут же потух свет. Мне пришлось полагаться лишь на паучье инфрозрение. Оссэ в моих объятиях вздрогнул, перестраиваясь и подстраиваясь под текущие изменения. Светильники рухнули. Шеф вновь учудил на всю Арду.