On the Road

      Парни проходят по второму этажу гостиницы и переглядываются пораженно, настолько эта гостиница выглядит архитектурно-вычурной. Коул оглядывает холл, снимая все на камеру, вздыхая удивленно и показывая деревянную лестницу, ведущую на следующий этаж, длинные коридоры, окрашенные темно-красным, и выполненные в стиле прошлого века диваны, со столиком из темного дерева.       — Красотища, — выдыхает Коул, поворачиваясь.       Гостиница напоминает больше музей, так говорит Спроусу Кей Джей, еще до того, как тот решает достать телефон и начать съемку. Апа оглядывает вазы у декоративного трюмо, осматривает всякие диковинные побрякушки, когда Коул подходит к нему с телефоном и ловит в кадр.       — Вы только гляньте! — Спроус хмурится, почти вживается в роль экскурсовода, все еще снимая Кей Джея и произнося воодушевленно: — Настоящее произведение искусства!       Кей Джей улыбается, опускает голову и легко отпихивает Спроуса от себя, уходит от камеры на несколько шагов и поворачивается спиной. Смеется над этим так же, как делает это Коул, который телефон не опускает, продолжает снимать, потому что знает, что тот сейчас вновь повернется, вновь очаровательно смутится и выдохнет: “О, черт!”, пытаясь опять укрыться от камеры Коула.       Когда Спроус, наконец, прерывает съемку, то смех уже сдерживать не может; он хватается за руку рядом стоящего Кей Джея, прижимает свою ладонь к животу и смеется, хлопая того по плечу.       — Я ненавижу тебя, — Апа улыбается, чуть приобнимает Коула за плечи и тянет дальше по коридору, туда, где их номер, где уже стоят два их чемодана.       — Подумай еще раз, — говорит с усмешкой, чуть толкая в бок, — ты любишь меня.       — Ты должен мне фото, любовь всей моей жизни, — Кей Джей кивает на большое зеркало в холле, тянет Коула за плечо и говорит, что фото в ленту инстаграма, не в историю. Спроус кривляется, и Апа даже не удивляется этому; ему нравится, почти сжимает что-то внутри, потому что Коул такой всегда, всегда способен рассмешить его, всегда едва ли прикладывает к этому усилия.       Кей Джею хватает минуты, чтобы оглядеться по сторонам — уже чуть больше часа ночи и из номеров никто не показывается, персонал не бродит по этажу, потому притянуть Спроуса к себе за шею и поцеловать его в губы получается легко, почти без сопротивления. Коул на поцелуй отвечает, хватаясь за свитер Кей Джея, впиваясь пальцами в его бока, тянет его на себя, еще ближе. Они целуются в холле гостиницы около минуты, прежде чем решают зайти в номер, прежде чем Коул отстраняется и с улыбкой похлопывает Кей Джея по плечу, добавляя:       — Говорил же, любишь.       Кей Джею всегда было трудно охарактеризовать их отношения, как таковые. Они просто есть и особо никому не мешают; обоим достаточно того, что имеют сейчас. Так, по крайней мере, думает Кей Джей, смотря на склонившегося над своим чемоданом Спроуса. Тот перебирает вещи, достает футболку и джинсы, перебрасывает их через спинку стула на утро, и говорит, что почти до дрожи хочет принять душ.       Пока Коул нежится под горячей водой, смывая с себя два дня в дороге, Кей Джей заваливается на одну из кроватей и прикрывает глаза. Он думает о том, чтобы сдвинуть постели друг к другу, потому что просыпаться, обнимающим сверток одеял, в который зарывается ночью Коул, приятно до тянущего напряжения внизу живота. Он думает об этом, но вставать не торопится, как и открывать глаза, внезапно чувствуя себя уставшим за день. Подняться все же заставляет влажное полотенце, брошенное в лицо, и голос Коула, прохаживающегося от ванной комнаты к кроватям в одном нижнем белье.       — Я думал, ты уже их сдвинул, — произносит Спроус, потягиваясь и краем глаза наблюдая за тем, как Апа поднимается с постели и, сжимая в руке влажное полотенце, идет в сторону ванной.       — Я тоже так думал, — пожимает плечами, скрываясь за дверью, — может, после душа.       В ванной комнате Апа тратит чуть меньше пятнадцати минут, и, когда возвращается в номер с водой, скатывающейся с кончиков волос, их кровати уже сдвинуты в одну. Спроус за это время успел натянуть на себя бежевого цвета футболку и мягкие флисовые штаны, в которых привык ходить еще на площадке, когда будят слишком рано, а сцена даже не твоя и приходится бродить по павильону и трейлерам других ребят. Коул, лежа на своей половине кровати и обнимая покрывало руками, выглядит слишком домашним, таким, каким Кей Джей привык его видеть лишь эти последние несколько дней, что они в дороге.       Апа ложится рядом; почти плюхается на кровать, вздыхает и прикрывает глаза. Он думает о том, что, наконец, — в начале второго утра, — может поспать; что будет спать едва ли не до часу дня, потому что не видит причин этого не делать, потому что просто не позволит Коулу поднять себя раньше. Он почти засыпает, когда чувствует прикосновение к руке — у самого края гипса, щекочущее и невесомое.       — Только не говори мне, что уже спишь, — Коул шепчет, заставляет друга повернуть голову в его сторону и приоткрыть один глаз. Апа хочет сказать, что да, что спал, но насмешка на губах Спроуса и взгляд его темных в полумраке номера глаз не позволяют, затыкают слова еще в горле. Он смотрит на Спроуса с чуть сведенными к переносице бровями, устало и сонно, но заинтересованно.       — У тебя есть ко мне предложение получше, чем крепкий и здоровый сон? — Кей Джей проводит ладонью по своему обнаженному животу, улыбается одним уголком губ и, когда уже хочет перевернуться на бок, полностью к Коулу, тот опережает, усаживаясь на его бедра.       — Есть одно, — он улыбается, садится прямо в своей мятой футболке и мягких серых штанах, ерзает и смотрит пристально, почти завораживая, совсем отгоняя сон.       Коул склоняется ниже, упирается своим лбом в лоб Кей Джея и дышит глубоко, старается восстановить дыхание, потому что руки того внезапно там, где надо, касаются так, как надо, так, как хочется, так, что выбивает весь воздух из груди. Апа скользит ладонью по его спине вниз, под футболку, и снова наверх, уже по коже, уже задирая ткань. Второй рукой, загипсованной, он осторожно, чтобы без дискомфорта, гладит бедро, сминает пальцами ткань штанов. Коул облизывает губы, проводит ладонями по животу Кей Джея, и тот сдается без боя, позволяет утянуть себя в поцелуй, отложить долгожданный сон еще на неопределенное время, и утонуть в Коуле, таком податливом сейчас, таком желанном.       Они находятся в такой позе, целуясь и касаясь руками жадно друг друга, пока Кей Джей не решает приподняться и сесть; он крепко удерживает Коула на себе, встречает его озадаченный взгляд и возобновляет прерванный поцелуй. Стянуть со Спроуса футболку не составляет труда, возможно лишь немного из-за гипса и трех дееспособных пальцев на этой руке, но ненужная ткань все же валяется на полу, а Кей Джей уже прижимает губы к открывшейся коже на ключице. Коул ласками наслаждается, путает пальцы в темных волосах любовника и мажет поцелуй по его виску, вжимается бедрами в его пах. Тихий рык со стороны Кей Джея заводит Спроуса, заставляет все внутри вибрировать так, будто он сейчас не в тихом номере отеля, а в клубе, где басы пробираются под кожу и пульсируют в костях. Он тянется за поцелуем, кусает нижнюю губу Кей Джея и облизывает её языком; он играет грязно, водя ладонями по обнаженной груди любовника и вновь надавливая на его плечи, заставляя откинуться на спину.       — Ты ведь понимаешь, что я не стану просто так лежать, — Апа улыбается, проводит пальцами здоровой руки по животу Спроуса ниже, к поясу штанов. Он хочет ближе, ему почти физически необходимо это, прижаться теснее, почти сплавиться, потому что Коул до невозможного далеко почти всегда, где-то на расстоянии в добрых три шага не только за пределами постели, а вообще. Кей Джей касается его возбужденного члена, смотрит, как тот вздрагивает от прикосновения, и почти до зубного скрежета хочет, чтобы Коул склонился к нему, уперся лбом в его плечо и позволил больше.       Апа всегда уступает, дает направлять и рулить Коулу; ждет от него шагов и движений, дышит им и иначе не может — уже привык. Спроус пользуется этим, потому что может, потому что хочет и чувствует, что так надо, что в какой-то мере правильно. Он смотрит на Кей Джея пристально, затуманенным возбуждением взглядом смотрит так, будто ждет чего-то; его рук на поясе своих штанов, губ на изгибе шеи, кожи на коже. Апа, приподнимаясь вновь, повторяет все — избавляет Коула от одежды, полукусает его шею, прижимает к себе тесно. Кей Джей спрашивает взглядом о том, чтобы быть ближе, чтобы касаться везде и видит только насмешку в глазах Спроуса, потому что тот разрешений не дает, тот сам тянется навстречу, сам протягивает Кей Джею презерватив.       Они занимаются сексом сидя; Коул все еще на бедрах Кей Джея, двигается медленно лишь первые несколько минут, пока Апа не перехватывает инициативу, не обхватывает руками за пояс и не ускоряет темп сам, вырывая стоны и обжигая кожу дыханием, прикосновениями. Они дышат вздохами друг друга, ловят губами губы и прикусывают кожу.       Коул стонет имя Кей Джея, зовет его по полному имени, потому что знает, что это его заводит, потому что, как бы Апа не привык к этому сокращению, полное всегда лучше, полное всегда приятно слышать.       Спроус поддается бедрами навстречу, откидывается назад и упирается руками в постель, сжимает пальцами простынь, обнимает крепко ногами за пояс. Смотреть на его грудь и живот, — кожу, усыпанную точками-родинками, — наверное так же ахуительно возбуждающе для Кей Джея, как и на то, как Коул плавно двигается на его члене, раз за разом насаживаясь.       — Тебе нравится? — голос у Спроуса шипящий, возбужденный, раскидывающий тысячи мурашек по позвоночнику, и не ответить просто не выходит.       — Еще бы, черт побери.       Кей Джей целует губы, жмет ближе к себе и отстраняясь, касается пальцами родинок на щеке. Он смотрит так, будто Коул это все, будто никого больше не существует, и Спроус почти давится воздухом от интенсивности этого взгляда; он протягивает к парню руку, касается ладонью его лица, убирает со лба влажные после душа волосы и зарывается в них носом. Он почти дрожит, потому что разрядка уже близко, потому что чертов Кей Джей со своим предано-щенячьим взглядом переворачивает внутри все верх тормашками, потрошит все чувства и взбалтывает мысли. Коул поджимает губы, затыкает вопль, зарождающийся в груди и прижимает в макушку Кей Джея поцелуй, — такой, какой вряд ли бы подарил ему в других обстоятельствах, не заметь сейчас этого взгляда, потому что прошептать ему о том, что так смотреть не надо, что так смотреть больно для обоих, у него никогда не выйдет.       В момент, когда все заканчивается, Коул Кей Джея из объятий не выпускает, расслабляется в его руках, но не отпускает, потому что еще колит болью, потому что Кей Джей уже глубоко в этом, настолько глубоко, насколько никогда не позволит себе погрузиться в это чувство Спроус.       — Как насчет того, чтобы поспать? — Апа спрашивает осторожно, как раз тогда, когда Коул только думает о том, чтобы встать.       — Курить хочу, — качает головой, поднимаясь и кутаясь в покрывало. Он говорит Кей Джею, чтобы тот ложился, и, пока ищет в карманах куртки сигареты, добавляет, что сам выходить никуда не будет, покурит в окно и тоже ляжет.       Ночь в Сан-Франциско яркая, как и в любом большом городе штатов; преисполнена неоновых вывесок и желтого света фонарей. Коул смотрит на дорогу, где машин почти нет, где тишина и умиротворение, и переводит взгляд на парковку под отелем. Он глядит на их автомобиль, бросающийся в глаза сразу из-за собранной на крыше внедорожника палаткой, и выдыхает белесый дым. Коул занимает свое внимание и голову чем угодно, лишь бы не задумываться об этом взгляде, которым смотрел Апа, но оно все равно никуда не девается, свербит на периферии, долбится и просит решить проблему.       Спроус прикрывает глаза, зажимая между пальцами сигарету, прикасается ко лбу и почти ругает себя. Он оглядывается на сдвинутые кровати, на уже заснувшего Кей Джея, и понимает — вляпался. В груди сжимается больно, почти ломает что-то внутри, потому что они оба увязли в этом глубоко, потому что у Кей Джея уже зашито под кожей, а у самого Коула даже не близко.       Спроус тушит сигарету о внешнюю сторону здания, выбрасывает окурок и жалеет, что не получается так же выбросить все эти чувства.