Странная история

      Айзен опускает ресницы, скрывая улыбку. Ему кажется, что он видит Ичиго всего, как на ладони — будто его высветил слишком яркий прожектор. Он ничего не вспомнил, просто с максимальной ясностью увидел все душевные движения Ичиго, все его побуждения — и в самом деле, будто к сердцу прикоснулся…       Айзен неторопливым коротким движением проводит ладонью по его груди. Ему кажется, что ладонь чувствует стук сердца рыжего рыцаря.       Айзен смотрит в глаза Ичиго, потемневшие, сердитые, растерянные. Какая тонкая грань между решимостью и растерянностью…       Глаза Айзена чуть расширяются, когда он слышит «что делать с тобой таким».       — Выкинуть прочь? Отпустить на все четыре стороны? — почти шепотом предлагает он без малейшей тени улыбки. — Объяснить, зачем меня тут держать?       Его захлестывает шквал эмоций — неприятие своего положения, невозможность смириться, внутренний протест и недовольство, которому не на что опереться. Отец мальчишки был на удивление прав… если только не принимать во внимание, что он, Айзен Соуске, человек… или шинигами, единственный тут, кому его имя ничего не говорит, — не испытывает желания использовать мальчишку. Почему? Ведь это было бы эффективно во всех смыслах — и при том, что он вспомнит, и при том, что он ничего не вспомнит. Но он не хочет… ну, что ж… хорошо.       Айзен смотрит Ичиго в глаза. Его ладонь упирается в грудь Ичиго, несильно, — но он не торопится ее убирать.       Чем я был, чего я хотел, зачем вел с тем, кого (по его же словам) пытался убить, такие разговоры? Имеет ли это значение сейчас — когда я не помню? Айзен представляет, как говорит себе: нет. Ничто из того, чего я не помню, значения не имеет, — и понимает, что верный путь другой. Что он не будет ни отрекаться от себя, ни связывать себя памятью, так ловко изолированной… Его глаза снова расширяются. Урахара. Третье имя. Разговоры о гигаях выстраиваются в нечто связное. Итак, он дрался с ними, его победили, «запечатали» и… засунули в гигай. Ничего, кроме собственного тела, он на себе не обнаружил — остается только подумать, что это тело не его. И что оно…       Все эти мысли занимают от силы пару мгновений, перечеркнутые одной-единственной — и что же он от рыжего мальчишки хотел? Дотронуться до его сердца. Надо же. Его одолевает подозрение, что смысл у выражения был самый простой — но тут все усиливающийся гул за грудиной взрывается, оглушает и ослепляет невидимой и неслышной вспышкой, и Айзен валится на спину, будто его толкнули в грудь, с застывшим изумленным лицом.       Вот только этого ему еще не хватало! Чертов гигай, оттягивающий реяцу, чертовы квинси, чертова амнезия, и вообще, почему ему не всё равно?! Когда не знаешь, что делать, разве не проще ничего не делать? Но Ичиго так не может. Никогда не мог. Решение приходит почти сразу, и решение это ему не нравится, но другого варианта он просто не видит — придется позвать Иноуэ. Вернуть ему память с помощью этой силы Куросаки не рассчитывает — это вряд ли, но что-то же вызвало такое состояние у Соуске — значит, что-то не так либо с этим гигаем, либо с Хогиоку. О гигае надо будет как можно скорей поговорить с Урахарой — но об амнезии, конечно, лучше промолчать. К Урахаре можно сходить завтра с утра, а сегодня есть более насущная проблема. Парень обеспокоенно склоняется над лежащим на кровати Айзеном, внимательно всматривается в его лицо, словно пытаясь прочитать на нем причину этого… обморока? — он рвано и шумно выдыхает, потому что спазм в горле мешает дышать и мешает заговорить.       — Айзен!       Кончиками пальцев касается скулы, проводит по щеке Соуске — ему кажется, что он делает это для того, чтобы убедиться, что тот реагирует на прикосновения.       — Ты меня слышишь? Я сейчас… — он берет безвольно лежащую рядом с телом ладонь мужчины и сжимает пальцами, трясет ее, словно пытаясь разбудить его — как если бы тот уснул. — Ну, приди в себя! Я сейчас позову Иноуэ, она тебе поможет.       — Кого это ты собрался звать?       Ишшин стоит посреди комнаты, скрестив на груди руки, и смотрит из-под нахмуренных бровей. Как он появился в комнате, Ичиго не заметил.       Ичиго вздрагивает от неожиданности, но успевает сдержать рефлекторное движение, которое могло бы выдать, что его застали врасплох, поворачивается и смотрит на отца. В помрачневшем взгляде заметно недовольство и даже упрек.       — Ты знал? Знал, что этот гигай так воздействует на него? — он указывает взглядом на лежащего на кровати Соуске. — По-твоему, это нормально? Что Урахара с ним сделал?       Ишшин смотрит на тело на кровати и снова переводит взгляд на Ичиго. Хмурится еще больше.       Подходит к стулу, на котором до того сидел Ичиго, садится верхом, кивает на кровать:       — Сядь. Поговорим. И, не дожидаясь ответа, спрашивает:       — Ты хочешь ему помочь?       Голос Ишшина звучит сухо и сдержанно.       Ичиго садится на кровать рядом с лежащим на ней Айзеном, бросает цепкий взгляд на его лицо, — он всё еще не очнулся.       — А что, если хочу? — смотрит упрямо и решительно из-под растрепанной челки.       Ишшин хмурится еще больше. Смотрит сурово. Сухо спрашивает:       — Ты не забыл, кто это? — указывая подбородком на валяющегося навзничь на постели Айзена (Айзен лежит, неловко запрокинув голову, в полузакрытых глазах видны полоски белков).       — Я дрался с ним, если ты не забыл, — легкое ударение на слове «ты» и жесткий прямой взгляд. — Это моя ответственность, и я могу решить эту проблему сам. Почему бы тебе просто не довериться мне? Я что, хоть раз подводил тебя?       Ишшин смотрит некоторое время на Ичиго молча. По его глазам видно, что он размышляет, может быть — принимает решение.       — Твое право, — неохотно произносит он наконец. — Но я хочу, чтобы ты помнил: никакой контроль, никакой гигай не сделает более человечным того, для кого чужая жизнь не представляет ценности. А наиболее опасны не те, кто сильнее тебя, а те, кто трусливее, вероломнее и подлей.       Ишшин взглядывает на Ичиго немного исподлобья — будто демонстрирует наглядно семейное сходство.       — В чем ты ему вздумал помогать?       Ишшин произносит эту фразу и сам поражается тому, что сказал. Не приведи ками он не ошибся, говоря не «почему», а именно «в чём». Чертов предатель ухитряется забираться в чужие умы какими-то совсем уж невероятными путями…       — Ты прав — никакой гигай не поможет решить нашу общую проблему под названием «Айзен Соуске», но ты ведь сам говоришь, что опасней не тот, кто сильней, поэтому… это ограничение силы всё равно лишь временная мера, и воздействовать нужно не на его силу, не на реяцу, ты ведь это понимаешь? — Ичиго говорит негромко, почти спокойно, смотрит выжидательно, с вызовом. Отвечать на второй вопрос он не спешит и, откровенно говоря, хотел бы вообще избежать необходимости отвечать на него. Та-ак… Ишшин упирается руками в колени. — Воздействовать? Ичиго! — он делает едва заметную паузу, успокаиваясь. — Говори, что ты надумал. Смотрит требовательно, а сам обмирает внутри от беспокойства. Чертов Соуске, когда он успел?.. Чем ухитрился его окрутить?!       — Да ничего я не надумал! — Ичиго раздражается, но почти сразу берет себя в руки, говорит уже спокойней. — Прости. Я понимаю твое беспокойство. Возможно, ты прав, но ведь можно же найти какой-то… выход!       В ответ на такое заявление Ишшин воззрился (иначе не скажешь) на Ичиго, фыркнул и хлопнул ладонями по коленям. Выпрямился на стуле, покрутил от эмоций головой, снова уставился на Ичиго.       — Ты сам-то в такое веришь? После всего. Да он…       Ишшин замолчал, некоторое время смотрел на сына удивленно. Нахмурился.       — Я не хочу, чтобы ты даже думал об этом. «Как я мог только согласиться!.. Но кто бы подумал… Надо было его сразу отправлять!»       — О чем вы с ним говорили?       Тон был серьезный, требовательный, но говорил Ишшин, как с равным, не как с младшим. Что не мешало ему испытывать самые сложные эмоции — впрочем, он и себе не хотел бы признаться, что основной была растерянность.       — Но ты не будешь отрицать, что если бы не он, нам, возможно, не удалось бы победить квинси? Неужели ты забыл, что это он разделался с ними?! — Ичиго подался вперед и даже не заметил, что уже почти кричит. — И, между прочем, он бы мог убить меня в том бою, но он меня защищал от них. Если бы не он… я бы ничего не смог сделать против Яхве. Конечно, Ичиго тоже сражался, но они оба понимали, что его способностей было недостаточно, чтобы победить такого противника. Даже Ямамото-сотайчо с ним не справился, и если бы Айзен захотел, он бы дождался, пока квинси уничтожат Общество душ, а потом уничтожил бы их, но он этого не сделал — так рассуждал Ичиго.       Ишшин тоже подается вперед, вцепляется в свои колени. Щурится, повторяет с нажимом: — О чем он говорил с тобой?