Хейл-Стилински-Арджент

Малия просыпается утром, когда солнце в зените, а простыни тепло уже не хранят. Чувствует запахи кондиционера для белья и блинчиков, стук мусороуборочной машины и отбивку какого-то известного радиошоу, а с этим вместе, как изголодалась по этому, как давно не ощущала, что вот оно, все на месте своем, так, как быть должно, как правильно. Чувствует, а головой понимает, что нет, не так: не даст она ему того, что хочет, не сможет. Что не дом это, а они не семья и не вместе даже, и это просто. Это произошло. Так случается. – Могу я принять душ? – Малия учится спрашивать. Думать, а затем говорить. Быть тактичной. Скотт не роняет лопатку и от неожиданности не подскакивает, как Стайлз сделал бы. Скотт ее ощущает. Чувствует спиной: она не подходит ближе. – Да... да, конечно, – как-то нелепо. Это не намек. Вопрос, и только. Банальная вежливость. Не в ее стиле. Малия кивает. Малия не предлагает ему пойти с ней. Скотт, в шортах одних, переворачивает очередной блинчик. Малия запрещает себе думать, что он делает это ради нее. Нет. Она ступает босыми ступнями на кафель плитки и сбивает с себя его запах, смывает, сдирает. Альфа оставил метку на ней. Альфа привязал. За ошейник тянет, наброшенный, он, волк, а Скотт и не знает, что творит. Дисбаланс. – Чем займемся сегодня? Ему плевать, что, раздетый, он зверя дразнит, а ей, что грудь под тканью влажной его заводит. У Малии мокрые волосы, и капли стекают по шее, и Скотт хочет ее, хочет каждую минуту. Хочет заниматься с ней сексом утром, днем, вечером, потому что только тогда она смотрит на него так. Так, как он смотрит всегда. Потому что только тогда она позволяет ему быть ближе. Ближе до ее дыхания на его шее. Ближе до того, чтобы быть в ней. Потому что все не так в остальных случаях. Все по-другому. – Позавтракаем на пляже, ладно? У Скотта на холодильнике рисунки, подписанные все одним: Элли. Скотт понимает: Малию это гложет. – Окей, – пытается улыбнуться. Пытается. Она на него все равно не смотрит. – Сейчас, только возьму... все это. Скотт не старался сделать их завтрак красивым, нет. Скотт. не. влюбленный. мальчишка. – В общем, если ты не против, просто сходим в тот бар, – и это не романтический завтрак. – Мне все равно, – отвечает Малия, и Скотт осознает: да. Они садятся за тот же столик, что и вчера, и тот же бармен приносит им яичницу, и все то же: шейк-автомат, серферы и картошка фри в замасленных пакетах. Скотт салютует одному из загорелых парней и смеется над его шуткой, а Малия почему-то думает, что да, хотела бы, чтобы Скотт показал ей здесь все. Хотела бы, будь ей семнадцать и не будь того, что есть сейчас. – Малия, – он опускается напротив. Взять за руку хочет, но не берет, нет, не сейчас. – Ты можешь рассказать мне. Точь-в-точь как тогда. Он знал, он знает. Слишком хорошо, чтобы пытаться соврать. – Я убила человека, – честно. Смотрит не на Скотта, нет. Туда, в океан бескрайний, подальше отсюда. – Потеряла контроль. Потом Питер нашел меня. Всунул твой адрес, но даже пары слов не связал, чтобы объяснить, какого черта произошло. А теперь, как видишь, я здесь. Так себе история, – усмехается, но ясно, ясно, что боится. – Это сделала не ты, Малия. Я знаю. – Скотт, это не случайность. Я опасна. – Нет, Мал. Нет, если ты в стае. Койот представляет угрозу, только когда он один. Я... я читал кое-что об этом. Эмоциональная связь, человеческий якорь. Ты.. ты пыталась забыть Стайлза там, верно? Все то время. – Стайлз не мой якорь. Теперь нет, – безразлично будто бы. – Но кто? – Ты. Скотт думает, что взять за руку - правильно сейчас. Да, наверное. Может быть. Должно греть, а нет; улыбается ей слабо. Ты. Догадывался ли, что якорь? А значение имеет? Увы. Скотт не вписывается в ее жизнь. В стены лос-анджелесской квартирки-то едва. У Малии Элли и Стайлз виной где-то в груди, а у него, Скотта, мальчишеская влюбленность в эту чертову девчонку. Глупо. Он думает, не стоит, но кто тогда? И Скотт говорит: – Она искала тебя, Малия. Элли. Крис рассказал мне. Искала твой запах. Арджент понятия не имел, что делать. У Малии в глазах растерянность мешается с предсказуемостью нежелания выглядеть уязвленной. (Прости, я должен был). – А потом? – держится. – Стала старше, – Скотт улыбается виновато. Малию это раздражает: хватит, хватит. Говори, если хочешь. Расскажи о Стайлзе, Лидии, обо всем, что она пропустила. Давай, ну же. Малия не знает, почему злится. – Она так похожа на тебя, – Скотт океан осушил и сыплет соль. Соль на губах, соль на ранах. У Малии сердце все соляной завод – как-то банально даже. Неэффективное производство. Она не отвечает. А что говорить: да, наверное, Скотт, она же моя дочь. По-идиотски. Конечно, нет. (Теоретически). Малия глаза Волчицы (матери) когтями бы выдрала. А у Элли медовые капли в радужках - это от Стайлза. Помнит. Помнит всю ее, крошечную, беззащитную, на ее руках; помнит, как жалась к груди. Эта девочка не Хейл; Малия все бы отдала, чтобы скверна крови ублюдков не текла в ее венах. Элли не такая, как они. У Скотта во взгляде: ты должна увидеть ее, Малия. Это не приказ, разумеется. И это не просьба и не предложение. Это от сердца. О себе-то не думает, он, Скотт МакКолл. У Малии морализм его в глотке застрял комом. Хочет уткнуться в рубашку, хочет рассказать больше, потому что это, мать его, Скотт. Жаль, не может. Мысль о том, что будет другая слезы по хлопку ткани растирать, на правах хозяина с тараканами вместе селится в черепной коробке. Малия не понимает: это Скотт, Элли и Стайлз. Это с мозгами вместе мешается в чертов шейк без молока. Малия не Белла, чтобы кровь из трубочки сосать. У нее в меню на завтрак песий взгляд и нетронутая яичница из белковых. – Мал? – Я в порядке. – Хорошо, – у него улыбка натянута ее нервами. Режет, потому что Скотт не улыбается так. Это не его, не по нему. Скотту двадцать два, и он другой. Не семнадцатилетний оборотень-Супермен, нет. И Малия понимает: человеческое. В нем этого больше. То есть да, всегда было, но не в оговорке на альтруизм дело. Все эти четыре года Скотт держал волка в узде. Скотт, он. Вырос. Университет в Дейвисе, он учился, он был человеком, в то время как Малия разрывала глотки канадским собачкам. Ее не должно быть здесь, не должно. Малия поднимается, роняя вилку. Малия ни черта не знает. – Эй, Мал. Малия, посмотри на меня, – Скотт не дает ей уйти. Ему плевать, что зеваки пялятся, ему. все. равно. – Расскажи мне. – Я все сказала. – Мал. – Это не твое дело, – она вырывается, но она не уходит. Его победа с выеденным волчьими зубами сердцем. Как тривиально. Скотт МакКолл весь заштопанная овечка в коробке с ковбоем Вуди на гаражной распродаже. – Ладно, знаешь что. Есть идея, – он темы менять учился у лучших. – Здесь недалеко один парень скидывает двадцатку за дайвинг. И мы можем взять его катер. Что думаешь? – Почему бы и нет, – Малия пожимает плечами, но знает, что облажалась. (В какой там раз?). // Катер глохнет в половину восьмого, когда тучи устраивают вечеринку с молниями и экшн-фильмами, где взрыв очередной тачки разносит громом по желейному небу. Скотт мокрый и злой; на карте расползается пятно от опрокинутого стаканчика с пивом. – Прости, – извиняется он, заезжая кулаком по рулю. – Мне жаль. Я не должен был тащить тебя сюда. – Скотт. – Правда, Мал. Это моя вина. Я... – Скотт! Скотт, заткнись. Все в порядке, ладно? Мне понравилось, – в самом деле, ей плевать на штормовое предупреждение. Ей плевать, потому что он заплатил двести баксов, чтобы показать ей свой мир. Они сбросили костюмы для дайвинга буквально полчаса назад, и у нее перед глазами рифы в его зрачках. Ей плевать, потому что он, Скотт, заставил ее понять: она имеет право. Всевышний не зажимает вторые шансы. Здесь конвейер очередных попыток, что жизнью зовется. Здесь шум волн и соль на его губах. Малия ее языком слизывает, прижимаясь к нему нагретым солнцем телом. От нее пахнет океаном; океан на коже, океан в волосах. Она в его руках вся океан. Дайте ему спасательный круг, вытащите, вытяните, он тонет, он ей задыхается. – Мал, – Скотт стонет, когда она трется бедрами о его возбужденный член. У них катер для дайвинга и херова туча "но" с приписанным дерьмом в виде погодных условий и оговоркой на лучший секс. Они где-то посреди Тихого, где-то одни, с картой, пивом залитой, сдохшим мотором и единственным мобильником, севшим пару часов назад. – Молчи, – Малия толкает его на скамью вдоль борта, садясь сверху. Целует в шею, ниже, ведя ладонями по его обнаженному торсу, зубами оттягивая резинку шорт. Они где-то посреди Тихого, и Малия впервые позволяет себе думать, что он - и есть дом.