Хейл-Стилински-Арджент

Эллисон Арджент четыре с половиной. У нее школьная форма голубого цвета и не по-детски боевой настрой. Кепка, фигурка Человека-паука и ланч-бокс с Майком Вазовским в рюкзаке. Айзеку двадцать два. У него карапуз Олби на руках и обслюнявленная футболка. Одно указание от Криса, сотня от Коры и детская бутылочка в нагрудном кармане. – Шевелись, Айзек, – малышка закатывает глаза. Серьезно, она делает это. От горшка два вершка, а серьезничает и брови к переносице сдвигает, как Дерек. Противовесом медовые чертята в глазах и прыгающая голубая голова Салливана на спине. Итак, у Элли первый день в школе. Элли едва бы высидела еще пару лет, считая деньги в жестяных банках в кафе Марии или расспрашивая Брэйден о чем-то вроде: "У червяка есть мозг? Я отрезала ему голову, но не могу найти". – Я готов, если ты понесешь Олби вместо меня, – их с Корой пацаненок с рук не слазит. Айзек поспорить готов, что подкачался, таская его двадцать четыре на семь. – Мне придется, если ты будешь тащиться, как будто тебе лет сто! – упрекает малышка. Она вся Стайлз: гиперактивный гений, но прямая, как извилины в айзековской голове. Ребенок, который в свои четыре знает больше, чем Айзек в двадцать два, и, вероятно, даже больше, чем Крис в свои сорок восемь. Безумно смышленый ребенок-парадокс: Элли читает Хокинга, но верит в супергероев и Бога. Думает, он тоже из этих, с суперспособностями. Живой Трибунал среди своих. Айзек в этом ни черта не смыслит, а малышка собирает собственную вселенную до дыр затертыми комиксами, веб-страничками и болтовней со Стайлзом по три часа в день. (Этот парень заканчивает Академию ФБР, серьезно?). Айзек тормозит на входе в школу. Вокруг десятки смуглых ребятишек, цветные рюкзаки, слова на испанском и улыбчивые родители. Элли останавливается тоже и на Айзека смотрит. Итак, она рослая. Ее рост чуть больше четырех футов, и это выше нормы, и она выше многих четырехлеток, но здесь она все равно малышка. Она выглядит младше; разумеется, потому что ее место в детском саду. То есть нет, Элли не ровня жующим сопли карапузам, но ей и не шесть. – Если что-то не понравится, я сразу заберу тебя домой, – говорит Айзек, присаживаясь на корточки и пытаясь между тем удержать на руках сына, который на землю сползает, будто желе. – Жалко, что Олби не может пойти со мной, – Элли вздыхает, проводя рукой по его по-детски пухлой щечке. Тот факт, что пацаненок остается, - единственное, что ее заботит. – Я потом скажу тебе, есть ли там секретный штаб супергероев, ладно? А ты пока расти быстрее! Стайлз говорит, что, когда очень-очень сильно хочешь стать взрослым, Бог слышит тебя и делает большим! А еще Стайлз говорит, что быть взрослым - это не круто, и что взрослые думают, что супергероев не существует, но Стайлз-то знает, что они есть, а, значит, не все взрослые думают, что супергероев нет! Так что захоти, Олби! Захоти стать большим! – она трясет его за маленькую ручку и подпрыгивает на месте, а карапуз в ответ важно пускает слюнявые пузыри изо рта, лопая их пальцами и размазывая по лицу Айзека. В конце концов, дальше они вместе идут в класс, и Элли с детским любопытством разглядывает каждого, кто встречается на пути. Ей интересно; интересно все здесь: от шкафчиков вдоль стен до семиклашек, которые выглядят на все семнадцать. У нее глаза горят, и идет вприпрыжку, и прыгает короткий хвостик на макушке. – Тебе придется говорить по-испански, – напоминает Айзек. В самом деле, ей не обязательно идти в школу в четыре. Хотя бы потому, что один из будущих одноклассников - соседский хулиган, которого в одиночку тянет на себе мать вместе с пятью братьями. Ему почти восемь, и он разжигает костры в железных бочках и бьет бутылки, а Айзек едва не местная сплетница (хочешь не хочешь, в их маленьком городишке все друг друга знают - Айзек убедился). Что ж, Крис и так устроил Элли в лучший класс. Роберта - милая чернокожая учительница, с которой они ходят в прачечную по вечерам пятницы. Она говорит по-английски и приветливо улыбается, когда Элли перепрыгивает через порог. Айзек тянет ее за лямку рюкзака прежде, чем та убегает. – Не отвечать, пока учительница не разрешит. Я помню. Еще спрашивать, могу ли я выйти, если мне нужно сделать пи-пи. – Просто скажи Роберте, чтобы позвонила мне, если захочешь домой, ладно? – Папа говорит, что ты не должен позволять мне манипулировать тобой. – Что? Ты не манипулируешь мной. Чтобы ты знала, я готов забрать тебя прямо сейчас. – Еще папа говорит, что ты не должен говорить так. – Ладно. Да, твой папа прав, Элли, я не должен, – Айзек треплет ее по голове. – Приду после уроков. – В двенадцать тридцать. – В двенадцать тридцать, – соглашается он. – Я люблю тебя, – Элли забирается к нему на колени, шею тоненькими ручками обхватывает. Олби, зажатый между, возмущенно не возникает. Высовывает язык, болтая о чем-то своем. – И тебя, братик, – целует его в обслюнявленный рот, сползая с Айзека. Пацаненок морщится забавно. – Ну, мы пошли? – Да, идите уже, – Элли командует. Смешная. Айзек до сих пор удивляется, какой разной она может быть. Но по-прежнему его девочкой. Он, конечно, помнит, какой Крис привез. Это было больше четырех лет назад. Эллисон Арджент стала его семьей. Айзек думает иногда, что у них сходство в охотничьей меткости. Обе в сердце метили и не промахнулись. Эллисон - осознано. Элли - потому что волчонок. // Итак, у волчонка место за партой возле окна. Соседи - два мальчика и девочка по правую руку. У нее рыжие волосы, как у Мэри Джейн, и она внимательно следит за учительницей. Она - за учительницей. Элли - за ней. В конце концов, девчонка замечает: разворачивается и шепчет: – Ты Эллисон, да? – спрашивает со знанием дела. По-английски. Для Элли это - первая девочка. Первая девочка, которая с ней говорит. Болтает головой в ответ радостно, как болванчик. – Так вот, Эллисон. Пялиться - неприлично. – Пялиться - значит смотреть вот так? – Элли выпучивает глаза, намеренно раздвигает веки пальцами. Она вся дикий зверек, с оскалом волчьим (полный рот молочных клыков). Сама-то не понимает. – Некрасиво, – Мэри Джейн поджимает губы. – Стайлз тоже так делает. Пялится. – Не знаю никакого Стайлза, – раздраженно отвечает девчонка. Элли хочет объяснить, ерзая на стуле: это же Стайлз! Его все знают. Но Мэри Джейн вдруг шикает и смотрит на Роберту. А Роберта на них. Элли машет ей. Мальчик за соседней партой смеется, и вместе с ним - другие. Элли тоже. Элли не знает, что все смеются над ней. А Роберта знает. Роберта простая учительница. И она машет Элли в ответ. // К середине второго дня у Мэри Джейн появляется настоящее имя - Люси. Она рассказывает о себе и почему-то сидит за другой партой. Место на красном стульчике рядом с Элли достается Скотти - волчонку с оторванным ухом. У него свой пенал и сшитый Корой голубой школьный костюм. Он хороший ученик - так говорит Роберта. Ученик - не игрушка. Роберта добрая. Она - как папа. Элли пыхтит-рисует ее и стиральную машинку на заднем плане (напросилась же, чтобы Крис в прачечную взял. Всю дорогу о школе болтала). У нее свои ассоциации - Стайлз хвалит, когда вечером демонстрирует гордо, мол, смотри, что сделала. А утром всучивает Роберте. Буквально - пихает в руки рисунок свой, улыбается так нелепо, голову в плечи худенькие вжимая. Люси пялится. Элли ей, конечно, машет (разве смотреть - плохо?). Папа говорил, она может пригласить Люси домой. Стайлз сказал, что Люси - Лидия. А Лидия классная - Элли знает. Она тоже как Мэри Джейн. Люси снова поджимает губы. А Роберта кладет ладонь на плечо. Она у нее теплая, как у Дерека. И большая. А ногти - морковки. Оранжевые. – Расскажешь нам о супергероях, а, Элли? Вместо первого урока, – подмигивает. – Расскажу. Роберта - Сокол. Друг Капитана Америки. В случае Элли - друг Баки Барнса. Элли - Барнс. Роберта - друг. Она хорошая. Она весит рисунок на доску и дарит Элли первую звездочку: желтую, на двустороннем скотче. Такую Люси хотела. Элли решает, что должна ей подарить - так правильно. Не думая, бежит и кладет на парту. А затем так же быстро - обратно, к доске. У Люси глаза - окольцованные Сатурны. Тянется тонкими пальцами к звездочке, губы - в линию. Девочка воспитана. Девочка говорит: спасибо. И забирает себе. Элли улыбается почему-то широко. Смотрит на Роберту, смотрит на Люси. Стоит радостная, веселая, потому что сделала это. Стайлз учил: надо делиться. Всем, что у тебя есть. Иногда - даже родителями. Стайлз говорил: Скотт поделился с ним мамой. (Как это - поделился?) Они со Скоттом забирались к ней в постель, и они вместе смотрели мультики, всю ночь - Элли любит эту историю. (Как если бы ты отдала половину своей любви к своему папе - мне). // Будь они на пару лет старше, Элли бы уже прозвали выскочкой. А пока - детишки, которым шнурки завязывают и заправляют рубашки. У них мамы и папы, а Роберта - всего лишь руки в театре кукол. Или радио где-нибудь в пыльном супермаркете. Дети все в кругу на своих разноцветных стульчиках. У кого что: коленки разбитые, выпавший зуб, крестик на шее. Болтают ногами, глядят в потолок, по сторонам. Немногие - на Элли. Кто винить будет, дети - внимание рассеяно. А она говорит. Стоит на стуле, и в глазах - комиксов страницы. Роберта спросила: расскажешь о супергероях? Думала, те, что из кино, - выдуманные. А для Элли ненастоящих нет. Для Элли герои - люди. Она говорит о папе. Крис - Роберта его знает. Говорит об Айзеке, о Коре, Дереке и Брэйден. Говорит о Стайлзе, о Скотте. Имена, десятки имен - по сути, не значат ничего. Никто не слушает; никто, наверное, кроме Роберты. Комиксы, клиповое сознание - нет, Элли не пролистывает главное. У нее детали и свой мир, и вера в неважном, кажется. Стайлз - Человек-паук. Доминик - мальчик с другой стороны круга, говорит, что Человек-паук - это Питер Паркер. У него имя одно - Питер. Но Питер там, в другом мире. А Стайлз. Стайлз, он здесь. Элли думает: они связаны. Все миры. Элли верит, что где-то есть такая же девочка - девочка-супергерой. Раз есть два Человека-паука, значит, есть и две Элли. Есть две Роберты, два Олби и даже двое пап. Но есть мама. Одна-единственная мама на все вселенные, а их - бесконечное множество. Мама для Элли. Просто мама. Она - супергерой. Элли не обижается - понимает: у мамы дела вселенского масштаба. Маме нужно везде успеть, а Элли. Элли всего лишь четыре, и у нее в запасе - много-много лет. Больше, чем у папы. Больше даже, чем у Скотта, а он - Капитан Америка. Столько, чтобы ждать и дождаться. У Элли мама одна. Но Элли готова поделиться ей со всем миром. Как Скотт сделал. Как герой. И Элли не понимает, почему они - одноклассники - смеются. У них ведь тоже есть мамы. // Элли любит математику, комиксы марвел и Скотта МакКолла. Она "люблю" слышала от Коры, Стайлза и учительницы Роберты. Любить - это как делиться с кем-то картошкой фри и не ждать, что с тобой поделятся в ответ. Этим занимаются взрослые - любят. А если Элли хочет стать взрослой, значит, тоже должна любить. Она говорит об этом Стайлзу по секрету и шепотом, потому что про любовь кричать нельзя - Роберта сказала. Про "взрослую" любовь. Конечно, Элли любит папу, любит Айзека и любит своего кудрявого братишку. Но Скотта она любит по-другому - так говорит Люси, когда они едят свои ланчи на большой перемене. Она "по-другому" любит мальчика из В класса, но Элли пока не знает, что это значит. Получается, любви тоже есть две, но Люси почему-то не отвечает, когда Элли спрашивает об этом. Она забывает стереть крошки с лица и остатки ланча, и в конце дня каждый второй тычет пальцем и зовет "чумазой Элли". Роберта приструняет одного, а Элли головой вертит и выдает: Кора называет Олби чумазым. Это не обидное слово. К тому же, у Элли есть дела поважнее - разобраться, сколько любви в мире и с чем ее едят. А еще: что такое "по-другому". Может, Скотт Элли тоже любит по этому самому другому. Она достает вопросами Криса и Брэйден, пока они едут на ранчо. Не спрашивает прямо - так агенты ФБР не делают, а Элли, когда вырастет, хочет стать агентом, как Стайлз. А еще лечить животных, как Скотт, чинить машины, как Кора, и делать "очень важные дела", как Дерек. За обедом она даже у Олби выпытывает, что такое "любовь", но тот в детском стуле сидит и плюется картофельным пюре, и Элли справедливо решает, что ему о взрослых вещах говорить еще рано. Дерек отвечает коротко: взаимопонимание. Не разжевывает и не меняется в лице, нанизывая спаржу на вилку. Элли кивает так, будто все сказанное - обычное дело. Она - маленький Стивен Хокинг в их большой семье. Хокинг в розовой кепке и шортах с Бэтменом. У нее есть плащ, и она называет себя "Элли-сыщик", но решает, что это не звучит прикольно и стоит посоветоваться со Стайлзом. Они партнеры, но об этом тоже нельзя говорить вслух - только отправлять крутые эмодзи в чате. Элли знает, что это такое. Они недолго болтают в скайпе: у Стайлза каникулы, и он летит к Лидии в Нью-Йорк. Стайлз говорит: любовь - когда расстояние по барабану, потому что ты готов свернуть горы и нестись к ней со скоростью Флеша. К ней - это к Лидии. Они любят друг друга любовью с поцелуями - Элли знает, но это не "по-другому". Она, конечно, не хочет целоваться со Скоттом - это противно. Противно, как есть брокколи на обед или быть в одной комнате с Олби, который ел брокколи на обед. Стайлз прощается их "фирменным прощанием партнеров", потому что его самолет идет на посадку. Элли тоже хочет полететь, но не в Нью-Йорк, а туда, к маме - в другую вселенную. Она переворачивает банку и считает, сколько ей не хватает до личного самолета. Много - на дне жестянки набирается всего двенадцать центов. Зато, может, хватит на билет. Летают же самолеты в какой-то там Нью-Йорк, а, значит, можно долететь и до мамы. Элли об этом думает до отъезда Криса, потому что теперь ей надо решить, как проскользнуть в его машину. Будь она Сьюзан Шторм - никаких проблем, но Элли - Баки, а он невидимым не делается. – Неа, ты остаешься со мной, – Айзек ловит на выходе из дома. – Но я хочу с папой. – С папой нельзя. Элли знает. Знает, что Крис взять с собой не может, потому что он едет работать. И работа эта - трудная-трудная. Но Элли так хочется, так хочется поехать с ним - папа же тоже супергерой, у папы свой штаб - вдруг супермама будет пролетать мимо, но не поймет, что там - папа ее Элли. Супермама же его не знает. Скотта только, и то потому, что он - это Капитан Америка. Кора говорит, что Крис - суперпапа, и другие суперпапы, которые его знают, обязательно передадут, что вот он - папа Элли. И супермама его найдет. Это как радио или телефон - все одно за другим. Для этого не нужно быть рядом. А Айзек молчит, потому что "супер" можно вместо еды положить на тарелку - настолько его много. И насыщается, знаете, по горло. У него фантазия греет бока на задворках сознания вместе со скудной базой знаний о супергероях. Айзек Бэтмена от Супермена-то едва отличит, зато мастерски меняет подгузник и сплавляет Олби во двор под четкое руководство малышки. Они вместе играют, вместе едят и спят в одной кровати, и Элли зовет себя старшей сестрой гордо, наплевав на причинно-следственное кто есть кто. Они почти заканчивают возиться в песочнице (Элли - чтобы докопать до ядра земли), когда сухой мексиканский ветер приносит что-то. Запах, за который цепляется тут же. Вынюхивает, потому что знакомо. Это как когда Кора готовит овощной смузи, но Элли артачится, не пьет, потому что там брокколи - она же чувствует. И здесь то же: пахнет тем, что знает, и это ведет туда, к дороге, и это приводит. Элли замирает за кем-то. Поднимает голову, смотрит на затылок. А потом "кто-то" оборачивается. И нет, Элли не понимает, не узнает. А Малия - да. Малии хватает одной родинки на загорелом лице, чтобы вспомнить, как Стайлз целовал, как обещал, что не оставит. Вспомнить, как ей было семнадцать, и она родила от него дочь. Элли перед Малией - не Элли с последней фотки в ее телефоне. Она стоит на ногах, она большая, и Малия почти забывает, что четыре года - это много. Достаточно для того, чтобы облажаться и не суметь все исправить. – Привет! Ты кто? – этого ожидать следовало. Малия не смотрит девчонке в глаза. Малия почти признает, что ей страшно - страшно назвать ее "дочь", страшно, потому что взгляд волчий, но детский, взгляд ребенка; страшно, потому что она ее раздирала на части каждую ночь, потому что, господи, вот она, вот - Элли. У Малии зрачки бегают, и она пятится назад, а потом девчонка опускает взгляд вниз - и все встает на свои места. – Это мне? Дети любят игрушки, а Малии по счастливой случайности попался подходящий магазинчик в окрестностях Сан-Диего. В коробке - Капитан Америка. Заезженное по телику лицо на мотив фанко поп, только в два, а то и в три раза больше. Малия не прогадала: Элли тянет ручонки, и она в восторге, да, и внимание тут же - на парня с щитом. Малия не вспоминает, что Капитан Америка вроде как Скотт - наугад же взяла. И все это неправильно, наверное: она здесь, она. А потом Элли опускает коробку и прижимается к ее ногам, и она говорит что-то вроде "спасибо", и это - всего лишь ребенок, которому жестами, движениями проще, но Малия не может, потому что не привыкла, не так - не искренне. Она же может быть кем угодно, а девчонка к ней жмется без задней мысли. – Ты не сказала, как тебя зовут. – Малия. – А меня Элли. Она улыбается. Малия не знает, что для нее это важно. И не знает, что у нее из друзей только Роберта и волчонок Скотти. К Элли же в классе никто не подошел, чтобы сказать простое: давай дружить. А когда говорила имя - отворачивались. Но Малия смотрит. И этого хватает, чтобы потащить за собой, туда - в дом. Элли все равно, кто она - Малия видит. Но она Стайлз, она его копия, и ей плевать, знакомы они или нет. Ей так захотелось - но это неверно. Малия останавливается, и ее машина там, у дороги, и она должна сесть и уехать. Но не может отпустить.