[Мы оголтелые, Захваченные водным потоком. Вскормленные волками, Мы воем на луну].
bahari - wild ones
Когда ему было семь, они с родителями поехали в Биг-Сур на уикенд и взяли с собой Стайлза. Незадолго до их приезда шторм взболтал океан и вышвырнул на берег весь мусор со дна со слизскими бурыми водорослями. Воняло гниющей рыбьей чешуей, противный семилетний Стайлз пытался запихнуть скисших рыбешек ему за шиворот. Тогда лил дождь, поэтому к утру все смыло. На соседнем обустроенном пляже мама разрешила им залезть в воду с масками для ныряния. В десять они сбежали туда через пару недель после похорон. Океан был прозрачный, как бассейн, - было видно их запачканные ноги, когда они молча шлепали по берегу и у него в кармане болтался пластиковый ингалятор. Потом они забрались на проходящий рейсовый автобус до Монтерея и съели по три порции сливочного мороженого в "баскин роббинс", вывалив оставшуюся мелочь на прилавок. В двадцать три он подолгу сидел у белого от пены прибоя и скуривал всю пачку, собираясь написать Малии, но постоянно стирая все подчистую. Они много думали, это было особенно большой оплошностью. Она не спит, хотя они потратили всю ночь на глупые комедии двухтысячных по кабельному. Упирается лбом в поднятое стекло его пикапа и елозит обтянутыми шортами ягодицами по протертой обивке - под ней уже давно растаяли провалившиеся за сидение шоколадки. На зеркале болтается освежитель воздуха. Все как в кино. Они останавливаются у крошечного лоджа по прямой Кабрильо Хайвей с китайскими фонариками над входом и расставленными пластмассовыми стульями из садового набора возле дороги. Растянутый плакат на двух верхних окнах предлагает комнату за девятнадцать долларов в сутки и тако с копченым лососем и творожным сыром. – Я собираюсь вернуться в "Билс Бургерс". На их стеклах все еще налеплено объявление о наборе официантов. – Может, лучше подашь документы в колледж? Следующий семестр начнется только в августе, тебя еще могут зачислить в ЮСиЭлЭй. Она отрывается от копания бублика с арахисовой пастой пластиковой вилкой и смотрит на Скотта так недоуменно, будто он только что сошел с летающей тарелки и прихватил с собой банку зеленого чили-соуса из Розуэлла. – Ты можешь поступить на заочное и получить образовательный кредит. – Поверь мне, список ждущих кредитов на обучение в колледже длиннее, чем очередь в "Барнис" во время черной пятницы. Особенно среди тех, кому уже есть двадцать три, – она брезгливо морщится. – Я не буду сидеть на твоей шее, пока канцелярские крысы из ЮСиЭлЭй не отроют мой аттестат в куче других и не подумают, какого черта я тут делаю со средним баллом 3.1. – Ты пропустила всю среднюю школу, – говорит он в ее оправдание. – Это только тебе есть дело. Закроем тему, – пластиковая белая вилка в ее руках противно ломается. Они делают еще одну остановку возле бензоколонки с самообслуживанием и "Севен элевен" у Биг-Сура, где Скотт покупает несколько банок содовой и сырный начос в контейнере, прежде чем спускаются к побережью по проселочной дороге. Летняя резина поднимает в воздух клубы пыли. – За последние пять лет я часто приезжал сюда. Садился на песок и надеялся, что это поможет мне во всем разобраться. А потом снова возвращался. Брал с собой серф, спальник и оставался здесь на всю неделю, – грустно усмехается он. Малия опускает голову ему на грудь, обхватывая его тело. Мелкие ракушки под ногами приятно продавливают ступни, песок забивается между пальцев. Горизонт совсем розовый, пластмассовый, как те мебельные наборы из кукольного домика ее сестры. Соленая вода у берега вспенившаяся, молочная. Солнце, как кусок желтого маргарина, медленно тает в небе над океаном. – Я знаю, что Кира была здесь. Но не думай, что впредь я буду делить тебя с кем-то. – Как и я тебя, – он облизывает ее сухую губу, прежде чем целует ее настойчиво, но все равно нежно. – Ты моя. – Твоя, – вдруг соглашается она. / Когда сгрызенная луна повисает в зените, Скотт разводит костер с помощью жидкости для розжига, вываливает на песок одеяла и подушки из кабины и тянет Малию на себя, зарываясь пальцами в ее жесткие волосы. Сцеловывает с ее губ те слова, что они не сказали друг другу. После она лежит на его смуглой груди, водя по ней ногтем с забившимися под него песчинками и упираясь босыми ступнями в переносной холодильник, пока влажный ветер с океана обдувает их обнаженные тела. Он растирает ее спину крепкими ладонями, забиваясь в песок большим пальцем ноги. Они молчат, а потом она вскакивает на ноги и нагибается за двумя бутылками пива, мышцы ее голых ягодиц сокращаются. Скотта заводит все. Малия садится возле, и он валит ее на одеяло, подминая под себя, вдавливая ткань в песочные лунки. Волны пенятся с шипящим, будто взболтанная газировка, звуком у самой кромки. – Уже снова? – она приподнимается на локтях, утыкаясь ему в губы. – Ты против? – Я собиралась выпить, – Малия вылезает из-под него и снова садится, по-турецки складывая ноги. Скотт знает, что она осталась бы здесь дольше, потому что никто из них не должен заботиться о том, чтобы напяливать на себя эту трущуюся о потное тело одежду до восхода. Или объясняться друг перед другом. – В багажнике есть еще несколько банок темного, – предлагает он. – Оно теплое, кто пьет скисшее баночное пиво? – Стайлз. Она замолкает, и все это верно ползет к другому. В шипучей тишине Малия с характерным щелчком вскрывает холодную жестяную банку, светлая жидкость проливается на край непромокаемого одеяла и тонкой струйкой скатывается в песок. – Я не прошу тебя рассказывать мне, но если ты готова, я тут, чтобы выслушать. Что угодно. И, наверное, это правильно, что она все же решается. Им было по семнадцать, она была неустойчивым облезлым койотом и девушкой его лучшего друга, который пускал слюни на Лидию, но трахал Малию на замызганных задних сидениях своего джипа. Потом они влезли в борьбу с докторами в масках от чумы, потеряли последнее доверие друг к другу, она таскалась с Тео по дорогам для вождения, со Стайлзом они нелепо разошлись - был Донован, ее мать и перевернутый хэтчбек с выгнутой металлической дверцей за восемь лет до этого. Она родила ему ребенка. У Элли было сморщенное скользкое тельце в сметанной слизи, пока Мелисса не обтерла ее и не отдала Крису, она порвала Малии печенку и сломала два нижних ребра. Если бы Скотт не облепил ее тонкую ладонь своей, она бы потеряла сознание. Кровь влажно хлюпала между ее ног. Да, ей хотелось взять ее. Да, она позорно сбежала, потому что там все было сплошным напоминанием. Да, она любила его. – Но теперь все по-другому, – Малия тянется к Скотту, и его сухие руки на ее теле - это то, чего ей не хватало в крошечной комнате в мансарде над дешевой лапшичной в Париже. Ей нужно было не больше, чем просто тарелка хлопьев и его объятия, но потребовалось время, чтобы это принять. Садясь в машину и вбивая его пыльный район в навигатор, она не признавала поражение - это только усталость. Испытав на себе истощающую горечь миль, часовых поясов и океанов, Малия впервые ощущает, что вернулась домой. / В половину пятого его тело остывает, и он просыпается, не чувствуя под боком ее тепла. Волны омывают шершавые ступни, пенный прилив теперь достает до края одеяла и его сброшенной на песок одежды. Небо затянуто голубичной пленкой. Скотт оглядывается, но Малии нигде нет. В кабине пикапа пустота и застоялый запах пыльных сидений. В багажнике скинутые в кучу складные стулья и глубокие канистры с водой. Он бродит по пляжу еще немного, пока не замечает ее на краю голого утеса - пологий глиняный выступ упирается в обрывающийся в воде горный хребет Санта-Лусия. Южнее волны швыряют в небо молочные шапки. – Лия? – ему нужно было время, чтобы добраться до нее. Засохшие, осыпавшиеся с кактусов иголки впились ему в ноги. Неумело пробует скрыть волнение в голосе. Малия ровно оборачивается, и Скотт тогда тянет ее к себе уже смело, с заметным в своем облегчении осознанием, что это не очередной ее кошмар. Она целует его в щетинистую скулу, ощущая, как перекатываются мышцы его сбитой, все еще хранящей соленый запах океана спины под ее ладонями, прежде чем отстраняется, проталкивая фаланги между его. Когда Скотт понимает, что она хочет, Малия уже стягивает его вниз. Есть секунды, за которые тактильно вспоминается, как расползалась пробитая кожа над хрустнувшей от удара грудной клеткой, обледеневшая сырная луна повисла в небе над заснеженным Ла-Маншем. На высоте мили над уровнем шумящего пролива окровавленные лапы оттолкнулись, чтобы слететь со скалы. Скотт выныривает первым и вытаскивает ее следом. Обхватывает ее лицо, сдвигая влажные пряди и позволяя ей облепить его скулы тоже. Сначала идея обзавестись семьей появляется из соображений необходимости: нужен комфорт и поддержка, гости в День благодарения, которые приходят, когда уже не по себе от одиночества. А потом временное решение оказывается намерением начать все с чистого листа с этим одним-единственным "ты всегда был нужен мне, Скотт МакКолл".