***
Глупо отводить от себя неизбежное, притворяться, что не слышишь звуков, не чувствуешь запахов, и что в груди совсем не болит. Глупо и наивно думать, что в конце сказки обязательно выйдет красивое витиеватое «happy forever». Даже если до этого теряли так много. Сказки бывают разные. Концы сказок — тоже. В одной такой сказке не нашлось места самой главной героине. Ее потаскали по приключениям и окунули одним махом в боль, — такую, какую не должна переживать маленькая девочка. В глазах Стар — отражение войны. В глазах Стар — мертвые тела и желание не проснуться. В глазах Стар слишком темно и холодно, но Марко остается с ней до утра, пока не забрезжит красивый рассвет — однако и он надежд не прибавляет. В эти тянущиеся кровавой каплей по ее губам минуты Марко понимает: Стар останется на Земле навсегда. Никто за ней не приходит и никаких следов потусторонних сил более не наблюдается; нет даже ножниц, поэтому Марко может только догадываться, как она оказалась в его доме. За Стар не приходят подруги, за Стар не приходят родители, а сама она просто молчит. И то, что случилось на Мьюни, остается загадкой под семью печатями — не охота вскрывать. Утром она сдвигается с места только благодаря помощи Диазов. Идет, пошатываясь, не смотрит под ноги; Марко ужасно осторожно придерживает ее и не дает свалиться мешком на пол. А боль прогрызает червями нутро, выедает сердце, заставляет его пристыженно отвести взгляд и плюнуть на плотный ком в горле. Девочка в потрепанной одежде и с потрепанным сердцем — не Стар. Не та веселая принцесса, которая будила его ни свет ни заря просто забавы ради и абсолютно жизнерадостно стаскивала умываться в ванную. От этих воспоминаний сильно жжет; Марко закрывает дверь в ванную и просит родителей подождать снаружи; мама Марко, невероятно испуганная, просит мужа вызвать врача. Марко подводит ее к зеркалу, не говоря ни слова. На лице Стар не мелькает ни одной эмоции, и это жутко. Он словно наедине с восковой фигурой, с мертвецом; грудь сдавливает сильнее. Перед глазами бегут воспоминания-фотопленки, то, что уже не вернуть. Марко открывает кран и подставляет ладонь под холодную воду, затем аккуратно дотрагивается мокрой рукой до лица Стар. Она безучастно моргает, спокойно и ровно дышит, и ее невозмутимость кажется пыткой. Лучше бы она кричала, смеялась, скакала из угла в угол, как ненормальная. Ах да, точно. Это же не Стар. Он снимает с нее доспехи, оставляя в порванном пыльном платье. Продолжает умывать ее, пытаясь найти в лице знакомые черты, — без толку. Стар Баттерфляй похоронили, уложили в хрустальный гроб, как Белоснежку, и уже поздно будить ее поцелуем. Сказки бывают такими: грустными, плохими, без «happy» в конце. Марко хотел бы изменить историю, но понимает, что не сможет, раз уж главную героиню так просто сломали и выкинули. Закрывает кран, выводит ее из комнаты. Конечно, этого мало, ей нужно сходить в душ и поесть, но сначала показаться врачу. Впрочем, что-то подсказывает Марко, что на Земле еще не придумали лекарств, которые могут вернуть душу обратно в тело. Ее дыхание хочется слушать, ее биением сердца хочется наслаждаться. Это значит что она еще жива, что она все еще существует в его узком спокойном мире и что, похоже, никогда не покинет. Марко усаживает ее на диван в гостиной, накрывает плечи пледом; Стар не противится ни одному его движению и убийственно молчит. Очень хочется услышать ее голос, чтобы она улыбнулась, чтобы реальность не казалась такой темной и сдавливающей виски. Марко берет ее за руку, сжимает крепко. Он мысленно просит у нее прощения и обещает, что не позволит больше уйти. Что догонит ее, остановит, и если уж выживать в этой извращенной сказке — так вместе. Стар Баттерфляй никогда к нему не вернется. Но девочка, которая только что стиснула его руку в ответ — вполне.Knockin' on soul
15 марта 2017 г. в 19:08
Она возвращается так, как привыкла — внезапно, снегом на голову и чтобы рябило в глазах. Она возвращается так, как ушла — со слезами, разом повзрослевшая и убитая. Колени в крови, руки в синяках, волосы блеклые и на лице ни единой эмоции.
Но она возвращается с этой войны обратно, будто крохотный Эхо Крик и есть ее родной дом. Что ж, в каком-то смысле, так и есть — Стар ведь ждут здесь, как и должно быть в родном доме.
Марко просыпается ночью от знакомых звуков за стеной и ярких всполохов за окном. Он бежит в унылую серую комнату, поросшую пылью и тоской, задыхается в ощущениях. Не верит, конечно — думает, что это все просто ему снится. Ведь такие как Стар появляются всего раз в тысячу лет. И если исчезают, то навечно.
Но это все-таки она. В боевом костюме с помятыми доспехами, с растрепанными волосами, с солью, застывшей каплями слез и крови на губах. Живая. И Марко бежит к ней, чтобы крепко стиснуть в объятиях, чтобы вопросы рассыпать ей на голову, — почему, зачем, когда, – однако ответом служит звенящая тишина. Стар качается куклой в его руках, – такая худая, худее, чем была раньше, и все краски из нее будто вытянули. Выбросили ее, как использованную и непригодную вещь, обратно на Землю.
— Стар? — сдерживая дрожь в голосе, спрашивает Марко, с трудом отпуская ее: кажется, что это всего лишь выдумка, галлюцинации, что Стар приснилась ему наяву. На периферии слышатся звуки шагов снаружи: проснулись родители Марко.
Она все еще сидит на полу, опустив голову и будто не видит его, вообще ничего не видит. Ее взгляд пустой, устремлен на пол, руки крепко-крепко держат тусклую палочку, губы плотно сжаты. Стар только время от времени устало моргает и тяжело дышит. Она — пустой сосуд и тряпичная кукла. Самый жуткий кошмар.
Марко сглатывает комок, заглядывает в ее осунувшееся лицо и неожиданно для самого себя понимает — это не она. Не Стар Баттерфляй, волше-е-ебная принцесса из другого измерения.
— Прости меня, — он неловко берет ее за руку. Знает, что время неподходящее, но это все, что он может сказать.
Ноль реакции, разве что ее дыхание на миг задерживается.
— Прости меня, Стар. Пожалуйста.
Голубые глаза не мигают; палочка падает на пол и в последний раз тускло мерцает. Та Стар, — с яркой улыбкой, теплыми руками и цветными платьями на все случаи жизни — не возвратится уже никогда.