(Not) Just Friends

1.       — Вот это я понимаю — жизнь! — Стар широко улыбается, щуря скрытые солнечными очками глаза на жаркое солнце высоко в чистом небе. Ее бледная, испещренная шрамами и царапинами рука высовывается из окна, и Стар блаженно откидывается на спинку сиденья, чувствуя ладонью прохладу быстрого ветра. Автомобиль мчит по пустому пыльному шоссе, словно в какой-нибудь голливудской погоне. — Гнать в горячей от солнца тачке со своим еще более горячим парнем навстречу неизвестности и злобным мертвякам!       — Никого нет романтичнее тебя, дорогая, — с сарказмом отвечает Марко, не сводя глаз с дороги. Вдавливает педаль газа в пол, проезжая по мусору и сгнившим зловонным телам несчастных людей. Стар смеется, зачесывает растрепанные ветром светлые волосы назад и прикрывает рукой солнце, наблюдая за причудливыми переливами его лучей сквозь стекла очков.       — Ты и я могли бы написать порочный рома-а-ан*, — нестройно и хрипловато поет Стар. Марко ровно секунду отвлекается на нее и успевает заметить ярко блестящие на солнце браслеты, коими Стар увешана, словно новогодняя елка. — Эх, жаль ее.       — Кого? — бездумно переспрашивает Марко, даже не поморщившись. Раньше при подобной фразе его больно кололо в груди, и боль становилась сильнее с каждым словом глотающей слезы Стар, так не вовремя вспомнившей старого знакомого, или лучшего друга, или добрую учительницу. Но к боли, впрочем, легко можно привыкнуть и отпугнуть ее куда-то далеко-далеко в недры сознания, на самое дно сердца. Жить тогда становится капельку проще.       — Стефани** же, — Стар бесцеремонно закидывает ноги в балетках на бардачок и продолжает прощупывать теплый воздух пальцами, радуясь этому, как ребенок. На ее лице, помимо царапин и ярко-розового пластыря, теперь начали ярко выделяться веснушки — красиво. — Она была дико горячей, только не ревнуй... И Мне нравилась ее прическа. Та, что с бантиком.       Марко на ее нарочито грустный тон отвечает сдержанным смехом и выражением лица типа «я жутко сосредоточен на вождении машины и вообще, какая к черту Леди Гага?». Смех застревает в груди из-за не вовремя вспомнившегося эпизода — смерти поп-звезды в прямом эфире. Эта трагическая история произошла в самом начале эпидемии: прямо на концерте один из фанатов певицы взбежал на сцену и укусил ту за место пониже спины. Конечно, только потом поняли, что фанат оказался заражен, но зрелище было… интересное.       Марко не сумасшедший, нет, да и Стар вполне нормальна, даже если хочет сделать себе огромный бант из своих длинных волос. Просто они пытаются жить дальше. Жить за всех тех, кому не дали такой возможности, и цепляться за все мало-мальски забавное, дабы не превратиться в серые камни окончательно.       В багажнике — припасы и травка. На заднем сидении — оружие, которым они кое-как, но научились пользоваться. Под зеркалом заднего вида болтаются источающий слабый цитрусовый аромат брелок и крестик, а двери, капот и бампер изрисованы неоновыми красками — Стар постаралась; ночью зрелище фантастическое, да и, как оказалось, здешних обезумевших зверушек отпугивает. Над их видавшим и лучшие годы угнанным внедорожником пролетают пылинки и мусор и, кажется, одна злобная зараженная ворона. На самом деле, им чертовски везет всю жизнь — и лучше пусть фортуна их не покидает.       — Чтоб я сдохла! — ни с того ни с сего восклицает Стар и хватает Марко за руку, отчего он неосознанно поворачивает машину вправо.       — Аккуратнее с желаниями, Стар, — чуть раздраженно говорит Марко, сбавляя скорость и концентрируя сбившееся внимание на дороге впереди.       — Нет-нет, ты что, реально не видишь?! — продолжает вопить она, как всегда, по-детски восторженно и нетерпеливо тряся его за руку. Марко тяжело вздыхает, но не отстраняется от нее.       — Что не вижу? — спрашивает он тоном родителя, уставшего от назойливого чада.       — Произведение искусства, — восторженно шепчет Стар, тыча пальцем куда-то в левую сторону. Замедлив ход автомобиля и прищурившись, Марко разглядывает среди серых тонов асфальта, светло-коричневых (земли) и бурых пятен (засохшая кровь) черный неровный прямоугольник, который становился все четче и ближе к ним. Да, точно, автомобиль, изящная черная красавица, с причудливым образом уцелевшими стеклами и шинами. Подъехав ближе, Марко критично осматривает ее, не рискуя выйти из машины, в то время как Стар приходится держать за руку, лишь бы не ускакала.       — Хочу, хочу, хочу! — пищит она, вырывая свое запястье из руки Марко. — Ну давай возьмем ее себе?! Пожа-а-алуйста!       Марко закатывает глаза, пока она упрашивает его и умилительно дует губки, словно какая-то инфантильная пустоголовая кукла, выпрашивающая у богатого мужа новую дорогущую сумку. Конечно же, они — не сумасшедшие, однако порой Стар можно в счет не брать.       — На таких стоит ездить только если ты из организации «Людей в черном», — еще раз осмотрев машину, замечает Марко. Естественно, их внедорожник он не покинет, поскольку с ним и надежнее, и приятнее разъезжать по мертвой, выжженной земле. Марко предпочитал действовать с точки зрения реалиста; Стар же просто велась на красивую дорогую машинку, как ребенок на куклу.       — Да ладно, давай попробуем, — фыркает Стар, водрузив очки на макушку. — Всего один кружок, пожалуйста! Хочу как в рекламе, на крутых кожаных сидениях, и чтобы ветерок развевал волосы…       — Он и здесь развевает твои волосы, — Марко без лишних слов жмет на педаль газа и начинает неспешно отдаляться от авто, а Стар возмущенно сопит и наигранно хнычет, но больше не канючит. Она высовывается из окна, дабы на прощание помахать оставленной невесть кем и когда машиной, и ее обтянутая ярко-синими шортами пятая точка, повернутая прямиком к Марко, равнодушным его не оставляет. Впрочем, об этом можно вспомнить на следующей остановке, а пока лучше просто гнать на своей горячей тачке по горячему шоссе…       … со своей не менее горячей и сумасшедшей девчонкой. 2.       И почему когда вокруг все в руинах и каждый день превращается в квест по выживанию хочется разом исполнить все мечты, даже самые безумные, всех любить и заняться благотворительностью? Может, это такая шутка Господа, вложенная в каждого человека — желать счастливую жизнь, будучи на волоске от смерти? Марко задумывается об этом в редкие вечера, и один из них такой. Завернутые в жаркую синеву неба, они остановились у русла высохшей реки и решили тронуться дальше только утром. Марко и Стар потягивают косяки на передних сидениях и смотрят друг на друга с одинаковой нежной любовью, начавшейся еще в старшей школе и протянувшейся до этого бесценного момента единения среди развалин вселенной. Может, это тоже шутка вселенной — вложить в человека способность так сильно зависеть от другого, чтобы дрожь по пальцам, когда касаешься ее губ, чтобы смех пузырями в небо, когда она забавно морщит нос, лежа у него на коленях и затягиваясь. Настоящая магия. Марко никогда, к своему стыду, не думал об этом, но в редкие дни случаются редкие вещи.       Джо Браун хрипит в автомобильном радиоприемнике, обещая, что встретится с кем-то там во сне. У Марко голова в облаках и он, видно, здорово заебался играть в «Голодные игры» с зомби, переживать, — нет, — трястись за свою и ее шкуру каждый хренов день. Оружие на заднем сидении он бы с радостью променял на плюшевые игрушки да и в крутой дорогой тачке бы с удовольствием прокатился, но мир и люди, выпустившие на волю оружие массового поражения, не спрашивали его прихоти. Но зато на небе все еще есть звезды, и одна упала прямо на колени Марко: красивая, чокнутая, волшебная. И без нее не живется и не дышится так, как, возможно, наказал некто на небесах — полной грудью и вопреки всему. Ради нее можно хотя бы пытаться бороться.       Стар улыбается и тянет свою тонкую ручку выше, ласково проводя по его взмокшему из-за жары лбу. Она все понимает, и становится немного легче, мир больше не кажется такой зловонной выгребной ямой, и даже мечты больше не такие далекие и глупые, а небо - близко. Бессовестно близко.       — Люблю тебя, — говорит она совсем просто, будто цвет платья называет, и затягивается. В тишине слышно, как сгорает бумага.       — Люблю тебя, — Марко почти игнорирует рычание вдалеке, ведь небо бессовестно близко, — в ее осоловелых, голубых глазах. 3.       В апокалипсисе время перестает существовать. Есть утро, день, вечер и ночь, но нет точного часа и минуты тоже, похоже, исчезли. Поэтому Марко и Стар не знают, с чего конкретно началось их утро — с первых лучей солнца, рыка за окном, пары выстрелов в размякшую буро-зеленую плоть или свежих ссадин. А может, их утро началось с крепких объятий и качественного секса на капоте? Кто знает. Точно не они.       — Если верить карте, — Марко откашливается, удобно устраиваясь на примятом сидении. С правой стороны, скрючившись, сидит Стар и с непередаваемо серьезной физиономией красит ногти на ногах блестящим красным цветом, — то приме-е-ерно через километров сто двадцать мы окажемся во Фресно.       — Фресно, — безэмоционально повторяет Стар, не отвлекаясь от своего занятия — окрашивание ногтей, знаете ли, требует спокойствия и терпеливости тибетского монаха. — Звучит, как название хорошей пиццы.       — Надеюсь, там будет также хорошо находиться, — вздыхает Марко и пересчитывает патроны. Заводит мотор, и они трогаются с места, сопровождаемые ветром и клубами пыли, выходящими из-под колес и поднимающимися к небу.       Наверное, времени проходит много, а может быть они доехали до пункта назначения всего за секунду. Марко и Стар не знают; они давно выкинули все часы, разбили их и заляпали чужой густой кровью так, чтобы циферблат не было видно вообще. Когда знаешь, сколько времени, мир как будто сужается, становится таким тесным и быстро-быстро пролетающим перед глазами. Не успеваешь никуда и никогда из-за этих чертовых цифр, — и это страшно для них обоих, это совсем ни к чему в мире, потерявшем возможность кипеть жизнью и энергией. Лучше жить в неведении и определять время суток по небу и звездам, нежели зависеть от чертовых стрелок на белом кружке.       Естественно, Фресно не встречает их дружелюбно и по-королевски — кругом грязь, мусор и зомби. Как и везде.       — Запустили мы мир, нужно сделать генеральную уборку, — говорит Стар и весело визжит, когда Марко сбивает одного бросающегося на машину зомби за другим, придавливая их к земле и размазывая гнилые мягкие внутренности об асфальт и тяжелые колеса. Они проезжают по пустынным улочкам, стараясь не задерживать взгляд на покрытых гнилью и струпьями монстрах, минуя пустые, оставленные впопыхах машины и заведения, наблюдая за тем, как изменился мир. Стар уговаривает его наведаться в ювелирный магазин и к ее удивлению Марко не сопротивляется очередной детской прихоти. Ступая по хрустящему стеклу и готовясь если что впустить в ход оружие, они проходят мимо наполовину разграбленных витрин, наткнувшись на несколько обглоданных и сгнивших кистей рук и одну ногу в изящной черной лодочке.       — Прелесть какая, — с придыханием говорит Стар, пока ее блестящие от восторга глаза рассматривают поблекшие, но не менее милые сережки в виде божьих коровок. — Волшебные, просто волшебные. Надену — и превращусь в повелительницу ми-и-ира…       Пока Стар примеряет серьги, Марко стоит поодаль и гипнотизирует взглядом витрину с несколькими колечками. Нервно облизывает губы; он давно собирался наконец сделать это. Опоздал, правда, на целый апокалипсис, но лучше поздно, чем никогда. А колечки-то… Красивые. И блестят так ярко и величественно. Наверняка одно из них будет прекрасно смотреться на ее руке…       Позже они тормозят возле более-менее приличного домика и решают заночевать там, не забыв перед этим очистить окружающую обстановку от трупов, что добавляет усталости и синяков. Они действуют как настоящая команда, поддерживая и прикрывая друг друга, и стараясь сохранять хотя бы вымученное веселье. Впрочем, вот Стар, похоже, вполне искренне улыбается, и Марко отчаянно хватается за ее нездоровый оптимизм, понимая, что именно это, — вот уж забавно — поддерживает его здравый ум.       Домик, куда они не входят, а вбегают, загородив мебелью окна и двери, милый и уютный. Он похож на дома из дизайнерских каталогов — такой же до рези в глазах аккуратный, глянцевый и хорошенький. Стар кривится — то ли от боли в расцарапанной при падении руке, то ли от отвращения ко всему приторно-идеальному, — и, прихрамывая, бредет из гостиной в следующую комнату, таща за собой свой фиолетовый со смешными пупырышками рюкзак. Марко не отстает и старается не смотреть на свои руки, — под ногтями запеклась кровь и грязь.       — Душ бы нам сейчас не повредил, — замечает Марко, когда они минуют кухню и открывают дверь в ванную комнату. Стар пробует открыть кран — без толку. Воды здесь нет.       — Ага, не повредил бы, — вздыхает она, выходя из ванной. — Как и телевизор, и интернет, и хороший горячий ужин. У меня, кажется, вместо крови теперь консервы, а под ногтями скоро заведется целая цивилизация. И как тебе не противно со мной рядом находиться, ума не приложу.       — Действительно, — фыркает Марко, улыбаясь из-за ее слов. Стар останавливается и возмущенно пихает его кулаком в плечо, а после устало смеется.       — Ты тоже дурно пахнешь, кстати. Нет, даже не так — от тебя прет, как от мусорки, — совершенно по-детски и совсем не обидно говорит она, назло взмахнув взлохмаченным длинным хвостом волос.       — Да, — ничуть не пристыженно усмехается Марко, — но ты ведь меня и таким любишь, м? — он чмокает ее в щеку и берет за руку. Пальцы у них почти одинаковые — шершавые, длинные, с грязными ногтями, разве что у Стар последние выкрашены в вырвиглазный желтый, а у Марко под ними застряли кровь и крошечные частички мертвой плоти. Мерзко, но что поделать? Мир, как известно, не спрашивает.       Их день проходит в найденной спальной комнате, где весь пол застлан посеревшим со временем ковром и обои приятного пастельного оттенка. На стенах висят фотографии в коричневых рамках: пожилые люди в обнимку с детьми, мужчина и женщина в свадебных нарядах, маленький мальчик лет трех в смешном желтом костюмчике верхом на игрушечном коне. Стар и Марко разглядывают эти фото без интереса и мимоходом, казалось бы, совершенно игнорируя их, словно это просто декорации, а не вещи с изображением прошлых хозяев, наверняка давно погибших и оставивших столь прелестный домик пустовать. На лицах не промелькнуло ни тени сожаления или тоски; они разбирают собственные вещи, ставя их на чужие, зализывают раны, гадают по солнцу, сколько осталось до наступления темноты и перешучиваются, всеми силами отгоняя давящую на плечи атмосферу вокруг.       Они здесь чужие, и с этим ничего не поделать. А по щеке Стар скатывается слеза.       Ночью Марко заверяет, что посидит на стреме — мало ли, монстры за окном найдут способ ворваться в дом. Стар уговаривает его поспать, но позже сдается, клятвенно обещая проснуться среди ночи и сменить его на «посту». Естественно, он соглашается с ее словами, краешком губ улыбаясь и зная, что Стар — страшная соня, и может проваляться на кровати до завтрашнего вечера.       Вместо сверчков за стенами рычание, вместо приятной свежести пижамы и простыни пропитанная потом и с кровавыми потеками одежда. Это то, что достается сумасшедшим, которые забыли о часах и минутах — бесконечное нахождение в одном и том же состоянии, со слово в слово повторяющимся днем. Марко хотел бы все исправить, да вот только он не гениальный ученый или медик, способный изобрести лекарство от чумы… какого там века?.. Совсем нет. И не волшебник он. Он обычный парень, попавший со своей девушкой в дрянное положение и пытающийся жить как и раньше, просто с «немного усложненными условиями».       Да, немного. Ни поесть нормально, ни помыться, ни поспать. Пустяк.       Умывшись теплой водой из бутылок, Марко решает обследовать дом; Стар уже уснула, да и снаружи пока что все более-менее тихо. На верхнем этаже он обнаруживает комнату, и нетрудно понять по ярким синим обоям и игрушкам в виде диснеевских персонажей, что эта комната принадлежала ребенку. Скорее всего мальчику, судя по обилию машинок на обоях и игрушечных роботов, уныло сложенных в кучку в уголке. Марко осматривает убранство, удивительно хорошо сохранившееся и такое пустое без присутствия хозяина; он не чувствует, что сейчас же заплачет и предастся философским раздумьям, но что-то неумолимо надрывается в груди, лопается как шарик, и он спешно выходит из комнаты, бережно прикрыв дверь. Словно нарушил чей-то покой, зашел в святилище.       Марко возвращается к Стар и садится на постель рядом с ней, предварительно разувшись. В руках — бита и пистолет, а глаза устало моргают; он смотрит на нее, распластавшуюся на постели и смешно приоткрывшую рот. Такая непосредственная и забавная, не для этого мира, в котором — он убедился, — не пожалели никого.       Пальцы скользят по постели, задевают ее длинные пряди, в свете луны ставшие серебристыми. Он высовывает из кармана брюк кольцо — самое простое, без кучи драгоценных камней: Стар такие излишества не нравятся, она любит добавлять что-то от себя, и, может быть, когда получит его, то покрасит ярко-красным лаком, таким же, как и на ее ногах. Марко улыбается этой мысли и вертит между своих грубых пальцев серебристый круг. Это будет чертовски странно и волнительно, конечно; может, ему стоит потренироваться перед зеркалом или мысленно в миллионный раз составить подробный сценарий столь обычного явления, как предложение? Он встанет на одно колено, пока закатное солнце будет заливать яркими оранжевыми лучами их фигуры, и, глядя прямо ей в глаза, произнесет:       — Стар, я давно собирался сделать это и теперь, наконец, решился…       — Я очень люблю тебя, Стар Баттерфляй, и прошу лишь об одном — принять вот это кольцо…       — Стар! Мы пережили столько всего и я решил, что хочу связать с тобой и дальнейшую жизнь. Я люблю тебя. Будь моей женой…       — Ну, типа, выходи за меня?.. Хочешь начос?..       Марко морщится от тупости этих фразочек и вздыхает, убирая кольцо в карман. Да. Совершенно обычное явление для тех, кто просто желает обычно жить. 4.       — Марко! — она кричит, захлебывается собственным воплем, собственным страхом и удушливым пыльным ветром. В ее дрожащих руках топор, которым Стар неуклюже размахивает. Слезы капают с подбородка, — и прямо в пасть к голодному, злобному зверью.       Они попали впросак, облажались. Доигрались в безумцев, которым все нипочем. Их окружает толпа голодных тварей: пасти разорваны, в них пузырится гной и кровавая слюна, серые и грязно-зеленые тела удивительно пронырливо подступают к ним двоим, притесняя и желая отхватить самые сладкие кусочки. Марко устал, но не прекращает бить по всем, кто подбирается слишком близко к нему или к Стар. Костяшки сбиты, губа прикушена до крови, одежда прилипла к телу, и страх сдавливает грудную клетку. Больно. И абсолютно не весело.       — Марко! Они все ближе!.. — Стар вскрикивает и едва успевает одернуть ногу от ползущего в ее сторону зомби, хищно оскалившего остатки зубов. С хлюпающим противным звуком топор вонзается в его голову как в гнилую тыкву, брызгая кровью на Стар и на землю.       — В машину! — восклицает Марко, наконец высмотрев сквозь кучку тел их родимый внедорожник — не променял бы его сейчас и на сотни тойот. — Нужно добежать до машины!       — Я бы с радостью, но… — она прерывается, утирает слезы и с явной злостью протыкает очередную голову острием. Какая-то тварь набрасывается на Стар со спины, и Марко едва успевает отбросить зомби бейсбольной битой. Крик Стар прошибает, как от удара электрошокером.       — Он тебя укусил?! — орет Марко, глядя то на Стар, то на набрасывающихся зомби, и тяжело дышит. — Стар! Не молчи, ответь, он тебя укусил?!       — Нет! — хрипит она, стойко держась на ногах и не показывая слабину, и этот ее вид — наиболее прекрасный, — заставляет Марко вспомнить о кольце, бережно хранящимся в кармане брюк. — Только плечо расцарапал. Все нормально!       — К машине. Возьми меня за руку, крепко… — они сцепляют пальцы, прижимаясь друг к другу и разделяя между собой общие чувства, общую боль. Сердца стучат одинаково часто, мышцы ноют, но желание выжить сильнее.       — Вперед! — грубо восклицает Марко и вытягивает их из толпы, из последних сил расправляясь с не отступающими тварями. Выбравшись из плотного кольца, они бегут в сторону белого автомобиля; ноги горят огнем, а в боку колет не хуже ножа. Запрыгивают в машину, однако так просто уехать им не дают — быстрые и упорные твари живут во Фресно, однако…       Гниющие руки качают машину, стучат в толстые окна, оставляя мазки и бурые капли. Марко и Стар прижимаются друг к другу на передних сидениях, лихорадочно соображая, что делать.       — Стар!..       — Нам нужно трогаться с места, сейчас же! Господи, как же я ненавижу понедельники, господи-господи-господи, как же я вообще ненавижу каждый подобный день! — хнычет Стар, поджимая коленки.       — А сегодня понедельник? — хрипя, спрашивает Марко.       — Да откуда я знаю!       — Стар, — тварь запрыгивает на капот и рычит, неистово барабаня по стеклу и слюнявя его, — Стар, я понимаю, что сейчас не очень подходящий момент, — монстры заползают на крышу, рычат и визжат от голода, — по хорошему, вообще неподходящий момент, но… Но я…       — Марко, ради всего святого, заводи мотор и поехали отсюда!       — Стар, — он поворачивает ее за плечи лицом к себе и вглядывается в эти испуганные голубые глаза, в собственное беззвездное небо. Стирает слезы с ее красных пухлых щек.       — Пожалуйста, Марко…       — Стар, — повторяет он более твердо и, внезапно, совсем не волнуясь. Вытаскивает кольцо. — Стар, я люблю тебя и я прошу тебя, будь со мной. Сколько вообще возможно и сколько мы сможем пережить. Хоть сто лет, хоть всего пять минут. В-вы... выходи за меня.       Еще секунду назад до смерти напуганная и уставшая, она замолкает и пялится на серебристый круг на ладони Марко так, словно в нем заключен смысл жизни или, как минимум, лекарство от захлестнувшего мир вируса. На какое-то время кошмар снаружи отодвигается на задний план и, бог мой, это самая безумная вещь, которую они когда-либо делали.       — Ты… — выдыхает Стар, несмело касаясь кольца; сережки-божьи коровки в ее ушах ловят солнечные блики. — Ты просто… Ты сумасшедший.       Всхлипывает, смеется, крепко обнимает его и цепляется за футболку. Их чувства и сердцебиения смешиваются, захлестывают обоих теплой волной: и страх, и ненависть к тварям за окнами, и что-то более светлое, прозаичное.       — И в горе, и в радости, — утерев чумазое лицо, говорит Стар, принимая кольцо. Марко целует ее и заводит мотор. Кто знает — может, фортуна просто обожает ненормальных? Или всего лишь тоже желает гнаться с ними невесть куда — в горячей тачке и под горячим солнцем.