(Not) Just Friends

      Джереми не придурок, он везунчик. Деньги, родители под его маленькой ножкой, обутой в лакированный туфель, статус и влияние. Власть, — и маленькие алчные загребущие ручки. Джереми везет слишком много, слишком часто. Чаще, чем он того заслуживает.       Джереми не придурок, он — Счастливец с большой буквы «с». В самом деле, редко когда так бывает, что маленькому ребенку достается буквально все просто потому, что он родился. Долгожданное дитя, единственный наследник огромного состояния, любовь и боль матери. Джереми знает историю своей семьи; знает, в какие места нужно бить побольнее (причем дело не только в познаниях карате); знает, что у него есть и что он может получить. А главное — быстро, по щелчку пальцев. Хорошо же. Даже если не заслужил.       Джереми не придурок. Придуркам никогда не везет. Они глупые, бедные, привыкли работать в поте лица и загибаться от проблем. Они вьются вокруг него, желая получить самый сладкий кусочек похвалы, схватить зеленые бумажки, подольститься к воплощению хорошей жизни. В общем, стать такими же удачливыми счастливцами хоть на миг. Идеальный материал для махинаций, — и Джереми несказанно радуется тому, что он не придурок. Что ему везет.       Джереми не придурок, он находчивый малый. Джереми умеет извлекать выгоду из всего, что он имеет, и делает это аккуратно, тонко, словно поддевает проблему самым ноготком. Захотел стать самым выдающимся в додзе — пожалуйста. Захотел получить «отлично» за контрольную — без разговоров. Захотел, чтобы самая красивая девочка в классе пошла с тобой на бал — да хоть сразу под венец, почему нет? Джереми проворачивает свои, по сути, детские аферы так, чтобы выйти сухим из воды и чтобы его «жертвы» еще остались довольны. Улыбнется, показав два передних кроличьих зуба, пошуршит банкнотами и сколько ты не злись, а все равно один Бирнбаум в выигрыше. Вот так. Разве ж придурки на это способны?       Вот и Джереми не придурок. Раз он умеет получать все, что хочет, и может это сделать, то с какой стати не опробовать свой навык на птичке покрупнее? Даже и не здешней птичке, и не птичке вовсе, — скорее, ярчайшему шумному попугаю. Самому громкому из всех.       Джереми не придурок, отнюдь. Но так получается, что его детское «хочу» по отношению к Стар Баттерфляй, новенькой в старшей школе Эхо-Крика и настоящей принцессе перерастает в любовь. Первую в его счастливой жизни любовь. И, знаете, Джереми это чувство нравится. Оно искреннее, не подкупное и не вымученное. Оно просто есть, накатывает волной и заставляет его трепетать. Как придурка.       Но Джереми же не придурок, ведь так?..       Однако он не знает, куда деть свои красные веснушчатые щеки, когда она улыбается ему (она, вообще-то, улыбается всегда, но Джереми твердо уверен, что ему она улыбается по-особенному). Он также не знает, как подманить к себе Стар Баттерфляй, заставить ее виться вокруг него, словно назойливая мошка. Все потому что Стар не нужна мнимая удача, деньги и похвала от какого-то там богатого сосунка — она и есть удача, она наследница королевского трона и дешевая лесть ей и подавно не нужна. Стар — волшебство, красота. И такое нигде ты не купишь.       Джереми не придурок, но с каждым днем сердце его начинает болеть сильнее, а гордость трещать по швам. Стар Баттерфляй старше него и определенно богаче, но дело не в этом. Деньги же просто бумага, а драгоценности — красивое стекло. Дело в том, что Джереми всякий раз видит ее рядом с эталонным идиотом — Марко Диазом. Он из таких, которые слишком гордые, чтобы брать деньги за дружбу, и слишком, до отвращения правильные. Им не должны доставаться драгоценности. Так что Бирнбаум скрипит своими кроличьими зубками и краснеет пуще прежнего, когда видит, как Стар Баттерфляй бежит к Марко и впечатывается своей нескладной тонкой фигуркой в его уставшее тело. Джереми наблюдает за ними исподтишка, приспуская окно лимузина; думает, что Марко Диаз просто законченный лох, раз вместо того, чтобы в ответ крепко стиснуть Стар в объятиях и расцеловать эти очаровательные сердечки, он мнется с ноги на ногу и умоляет ее отпустить его. Джереми хочет выйти из машины и испробовать на нем приемы карате, но лимузин трогается с места, хрустя камушками под тяжелыми шинами, и Стар с Марко становятся все меньше и меньше, все дальше и дальше от счастливого везунчика Джереми. У которого сердечко сжимается так, будто он оказался на месте всех тех, кого смог купить — и легко, с гадкой улыбочкой выбросить.       Джереми не придурок. Он везунчик, все дается легко и быстро. И Стар, заверяет он себе однажды, тоже скоро будет с ним. Это даже интересно — что он сможет предложить той, кто и так имеет все и даже больше? И Джереми опускается в эту игру, как в джакузи, с блаженной улыбкой и надеждами на, только честно, — простое волшебное счастье. Чтобы она улыбалась только ему, действительно по-особенному, и висла, сжимая до хрустящих позвонков, на нем, щекоча длинными прядями веснушчатые щеки.       Джереми начинает делать первые в своей жизни шаги, именуемые «флиртом». Он присылает на адрес Диазов красивые конверты с высушенными алыми лепестками внутри и витиеватыми стихами, написанными дворецким. Стихи пахнут Францией и лестью, все, как любят девчонки; потом к Диазам домой начинают привозить цветы. Курьер с прокуренным голосом и дурацкой синей кепкой протягивает недоумевающему Марко цветы, сухо отчеканивая: «от поклонника», а после, откашлявшись, уточняет: «для Стар Баттерфляй». И видел бы Джереми лицо Диаза в такие моменты, пустил бы слезу от хохота. Придурки созданы для того, чтобы смешить народ.       Джереми лично выбирает букеты. В понедельник Стар доставляют лилии. Во вторник и среду — фиалки и нарциссы. В четверг ее комната насквозь пропахнет ароматом тюльпанов, а в пятницу и на выходных руки будут болеть от колючих роз — белых, красных и розовых. И это все так странно и для Джереми, который привык просто щелкать пальцем и сбывать собственные мечты, словно джин, и для Стар, у которой уже голова болит от размышлений на тему «кто же этот тайный поклонник?»       Джереми не придурок, но он каждый день ждет ответ. Кусает губы, сидя в комнате, смотрит в окно; с каждым днем ему все волнительнее и, признаться, страшнее. В первый раз, когда он только начал свой путь покорения Стар, и вовсе словно температура подскочила; теперь же остается только мерзкое сосущее чувство под ложечкой, да колющая под ребрами боль. Дворецкий предательски молчит и пожимает плечами. А цветы и письма уходят в никуда.       Джереми не придурок, но на, кажется, двадцать пятый день столь необычных ухаживаний его капризы начинают лезть изнутри яростью. Он вымещает свое раздражение во время тренировок по карате, в ссорах с родителями и учителями, в письмах, ставших все корявее и злее. Стар Баттерфляй будто назло не поддается, будто поддела его, словно куклу, ниточками и играет, как вздумается. Гребанная волшебная фея. И как же ей это легко дается.       А Марко Диаз, возможно, начал догадываться и включился в игру. Потому что Стар однажды приходит встретить его снова, как обычно с громким «обнимашки» и не по-женски крепким захватом в кольцо рук. Когда взгляды Марко и Джереми встречаются — изучающий и пылающий гневом, — Диаз вдруг подхватывает Стар под коленки и смеется, начиная кружить ее на руках. И что-то при виде этой сцены очень больно пронзает Джереми — так больно, что он отшатывается в сторону и как во сне уходит к лимузину. Домой.       Письма заканчиваются, Францией от Стар больше не пахнет, вот только красные розы льются потоком к Диазам в дом. Красные розы — страсть и желание, боль, закованная очень глубоко, вызов и ярость. Стар всего этого не понять; она все еще не догадалась, кто так страстно желает с ней пообщаться, — конечно же, она же даже не интересуется Джереми и вряд ли вообще знает, кто он такой. Может, Марко упоминал разок, да и все. Джереми не придурок, но он так и не подошел к Стар сам и не сказал «привет», не признался в своей маленькой, затянувшейся игре. Так, может быть, стало бы легче.       Джереми не придурок, но на одной из тренировок он не выдерживает и хватает за шкирку Марко, а затем смачно ударяет того кулаком в глаз. Злость, копившаяся в его капризной буйной голове дает волю и сыпется на Марко в виде сильных ударов, совсем не изящных, но действенных. Сенсей что-то кричит, Марко, удивленный, откланяется от ударов. Когда Джереми понимает, что его легко скрутили и уложили на спину, ему вдруг хочется заплакать, как последнему сопляку. Как придурку.       От Марко пахнет розами и Францией, а на его шее слабый, но все еще видный след от поцелуя, конечно же, Стар, — такого же крепкого и теплого, как и ее объятия.       Джереми идет домой, потирая ушибленное плечо и дрожа от раздражения. Он ведь везунчик, мальчик-мечта, все нипочем: мог бы взять, да купить дурашку-принцессу на день, расцеловать ее сердечки, разбить их, как разбивал всем остальным тысячу раз…       Он оборачивается на запах роз, сбивающий запах бензина и скошенной травы. Оранжевый закат заливает землю и ложится на светлые волосы Стар, которая с самым счастливым видом бросается на руки к Марко, рассыпая на его лицо поцелуи и щебеча что-то о неизвестных Джереми людях и мирах. Глаза начинает щипать от чертового душка цветов.       Джереми не придурок...       Но он бы отдал всю свою удачу и богатства за то, чтобы им быть.