***
Марко смотрит в зеркало, немного пыльное и заляпанное капельками пены. Хлопает себя по щекам, размазывая лосьон после бритья по лицу; морской зеленый цвет ванной придает спокойствия и сонливости, уюта. Джеки еще на работе, фитнес-центр закрывается только в десять часов. В гостиной ждут роллы и телевизор, а завтра с утра на работу в больницу (ужасно не хочется). Мирно тикают наручные часы. Типичная вечерняя обстановка. Руки скользят по лицу, на котором, если внимательно приглядеться, легко можно углядеть множество мимических морщинок и царапин (бриться — дело нелегкое). Стареет, к сожалению, и от этого не убежать. С такими невеселыми мыслями Марко рассматривает свое усталое лицо: он что-то упустил, нутром чует, и когда-то его ровная идеальная дорожка искривилась и побежала в тупик. Может быть, это произошло с того момента, как Стар покинула Землю и вышла замуж за Тома, дабы предотвратить войну между двумя государствами. Может быть, дорожка начала кривиться с того момента, как он бросил спорт, в котором мог бы преуспеть, и отдал себя унылой работенке в психбольнице, да семейной жизни с Джеки Линн Томас. Может быть это случилось сегодня, может вчера. А может дорожка была кривой с самого начала. Марко уходит из ванной комнаты, окрашенной в зеленый, красивый, — но ставший в мгновение блевотным и противным, словно ненавистное брокколи размололи в кашу и выплеснули на кафель. Поэтому, придя в гостиную, Марко включает желтоватый свет и телевизор и хватает стакан воды с кофейного столика. Залпом осушает; не так уж тошнит. Садится на диван, подперев голову рукой, гипнотизирует салфетки на кофейном столике: морские узоры на белой ткани, ракушки и рыбки. Красиво, как глядеть на аквариум. Но не спокойно, как бывает в таких случаях. Шероховатости на задетой бритвой коже содержат в себе ответ на вопрос Марко «когда я свернул не туда?». Наверное, некоторым особо страшным тайнам не хочется смотреть в болотные глазищи; вдруг стошнит, вдруг не хватит терпения… Наручные часы мирно тикают, приближая время к позднему вечеру. Вскоре приходит домой Джеки, и Марко напяливает на лицо улыбку, словно аксессуар маскарадного костюма, и встречает свою уставшую после работы жену. Джеки улыбается ему не так вымученно, как он ей, и целует его крепче, чем Марко ее, но какая разница? На Джеки — убийственный зеленый цвет тоски и уныния, прядка в ее волосах соответствует, глаза тоже изумрудные, и Марко, слава богу, хоть не стошнило прямо ей под ноги. Уже хорошо. Марко лежит в постели в темной комнате освещаемой только фонарями с улицы, и закинув руки за голову. Сон никак не идет; Марко смотрит в потолок, хмурит брови; вода шумит в ванной комнате за стеной, разбивается о кафель цвета противного брокколи. Вся эта картина, ставшая когда-то рутиной, теперь вдруг показалась ему пошлой и странной; он чувствовал себя так, будто сейчас лежал в постели у другой женщины, а не в их с женой спальне. И может он бы понял, почему ему вдруг стало так невыносимо, — если бы еще раз глянул в зеркало внимательнее, посчитал каждую морщинку, кольца его жизни. Не забудет и о самом главном кольце, которое сейчас подносит ближе к лицу и хмурится сильнее. Кольцо покоится на его безымянном пальце, как кандалы на преступнике.***
Стар сбегает из своего красного королевства как раз после того, как Том тоже покидает его, отправляясь на какой-то королевский совет. Ее руки немного дрожат, когда она хватает ножницы из ящика прикроватной тумбы и клацает ими в воздухе; ее губы мнутся под зубами, кровят, когда она шагает в светло-синий портал и исчезает из своей клетки, где вместо пола — застывшая кровь. На Земле ей не холодно. Теплый ветер обдувает кожу и заставляет кровь прилить к щекам; он треплет светлые волосы и платье — не вызывающее бордо, а невинное голубое, в крупный горох. Как будто и не вырастала маленькая принцесса из смешных нарядов и косичек, как будто и не покидала она никогда своего временного дома с кактусами вокруг. И Стар улыбается: не вымученно, не обманывая себя, не кривляясь зеркалу. Просто потому что ей чертовски хочется улыбнуться. Она скромно переступает с ноги на ногу возле двери, а после стучится. Три раза, — дверь открывается, и Марко удивленно вздергивает брови. Они стоят друг напротив друга как в наваждении, гипнотизируют каждую трещинку и помарку друг друга, сравнивают, подсчитывают. Потом Марко отходит, пропуская Стар в дом, и она облегченно вздыхает. Как хорошо, когда есть тот, с кем у тебя общие секреты. Присаживаются на кухне; Марко заваривает зеленый чай себе и черный, ужасно сладкий, ей. Горячая чашка обжигает пальцы, но Стар плевать. Ее тело истосковалось по теплу и, как не парадоксально, его она не обнаружила в царстве адского пламени. И вот так они сидят на маленькой, совсем не по-королевски богатой кухоньке Марко, смотря украдкой друг на друга как смущенные школьники и чувствуя: теперь все на своих местах. — Как дела? — начинает Стар, облизывая губы и опуская чашку на стол. Марко вздрагивает и отвлекается от раздумий, смотрит на Стар. — О… Нормально. Даже, я бы сказал, хорошо. Кажется, меня скоро повысят на работе. — Это же здорово, — слабо улыбается Стар, делает глоток чая, — Ты этого заслужил. Марко улыбается, повторяет ее действия вплоть до аналогичного вопроса — неосознанно, конечно. — Как я?.. — Стар смущенно тупит взор и прижимает пальцы теснее к чашке. Ей уже до боли горячо, но она не обращает внимание. — Я, наверное, в порядке… Том умеет быстро скреплять союзы с сильными государствами, да и мятежи уже поутихли. Я немного волнуюсь из-за барьера, защищающего наше измерение, но Магическая Комиссия обещала проверить его… И… И я… И мы… — Стар? — взволнованно спрашивает Марко, глядя на то, как Стар мелко дрожит. Точно замерзла. Она вздыхает, выдерживает паузу. И, смотря прямо в глаза Марко, говорит: — Мы с Томом решили завести ребенка. Я все тяну и тяну, но мне… Нам давно пора о-оставить наследника… И… Я… Время поджимает, понимаешь, в моем мире законы другие… У Стар так дрожат руки, что чай начинает постепенно выплескиваться на стол. Она виновато смотрит на Марко, не может оторвать взгляд; морщится так сильно, что чертовы морщинки навсегда отпечатаются на ее коже, останутся на сердечках как разломы. А Марко совершенно спокойно смотрит на нее, не говоря ни слова. — Я бы хотела все изменить, но не могу, — помолчав, выдыхает Стар. Чашка с чаем наконец-то замирает в ее руках. — Так… просто получилось, Марко. И я пришла… Я думаю, что я пришла попрощаться. Навсегда. Тишина на языке горчит, тишина не дает дышать, и настолько напряжена, насколько Стар сейчас стало до трясучки холодно. И разве ж она не счастлива?.. Марко поднимается с места, а Стар следит за ним как привороженная и не смеет даже шелохнуться. Она почему-то думает, что он сейчас возьмет и прогонит ее взашей, наорет, заявит, что она испортила и ему, и себе жизнь и что он больше не желает видеть ее на пороге своего дома. Странные мысли, конечно, но Стар все равно боится (потому что это было бы справедливым решением: она не отпустила его, когда надо было), — и страх перерастает в настоящую панику, когда Марко грубо хватает ее за руку и рывком поднимает с места, заставив удивленно ойкнуть. — Что ты… Марко притягивает ее к себе несдержанно, неаккуратно, и целует точно также — из последних сил, с просьбой и желанием, с пылкостью и так необходимым Стар теплом. А внутри Красной Королевы разгорается не то что тепло, а открытое пламя, какое не видели даже в Подземном царстве. Она больно толкается об стол, когда Марко спихивает лишнее с поверхности и усаживает ее, не прерывая поцелуй; чашка падает на пол, разбиваясь вдребезги и расплескивая недопитый чай. Стар довольно мычит, не размыкая поцелуй, и стонет в голос, запрокинув голову, когда ее начинают целовать все ниже и ниже. С Томом она никогда не испытывала и не испытает такого обжигающего нутро удовольствия, будь хоть они в эпицентре вулкана, в самом ядре планеты; сейчас ей казалось, что она кончит только лишь от того, что Марко так к ней близко, дышит ей в шею, разгоняя миллиарды мурашек по телу, и просто позволяет дольше находиться рядом, насколько позволяет время. Стар опирается одной рукой на стол и раздвигает широко ноги, льнет всем телом к его, трется и ластится. Они целуют каждую трещинку друг друга, запоминают каждое кольцо своих жизней — хотелось бы выкинуть самые яркие, на безымянных пальцах, но не могут. И когда Стар крепче вжимается в тело Марко, еще глубже ощущая его внутри, смотрит на свое кольцо, то перед ее глазами взрываются звезды и пляшут красные язычки пламени, и с удовольствием ее настигает понимание, что вот оно: то, чего всегда будет мало. Им обоим все еще по-детски капризно не хватает друг друга.